Джоди Пиколт - Чужое сердце
Дойдя до ворот, я сообщила, что пришла на свидание с Шэем Борном. Офицер встретил мое заявление смехом.
– У него свидание со всем миром.
– Я его адвокат.
Он смерил меня внимательным взглядом и связался с кем-то по рации. Через минуту подошел другой офицер, который и провел меня сквозь блокаду. Как только я вошла, толпа одобрительно заулюлюкала.
Ошарашенная, я обернулась и неловко помахала им рукой. И тут же поспешила за надзирателем.
Я раньше не бывала в тюрьме нашего штата. Это было огромное кирпичное здание с внутренним двором, огороженным колючей проволокой. Мне велели расписаться в журнале и снять куртку перед прохождением через металлоискатель.
– Подождите здесь, – сказал офицер и удалился, оставив меня одну в небольшом помещении. Один из заключенных мыл пол, избегая моего взгляда. Обут он был в белые кроссовки, скрипевшие при каждом шаге. Я смотрела на его руки, сжимавшие безобидную швабру, и гадала, какое на них преступление: убийство, изнасилование, грабеж?
У меня были причины не работать адвокатом в уголовной защите: эта обстановка повергала меня в ужас. Мне доводилось встречаться с клиентами в окружной тюрьме, но все они попадали туда по мелочам: пикет у штаба политического кандидата, сожжение флага, гражданское неповиновение. Никто из моих клиентов не убивал человека – тем паче ребенка и полицейского. Я поймала себя на невольных размышлениях о том, каково это – пробыть здесь всю жизнь. А вдруг оранжевая роба когда-нибудь заменит мне и вечерние платья, и повседневный туалет, и даже пижаму? Вдруг мне будут приказывать, когда я должна принимать душ, есть и ложиться спать? Учитывая, что моя работа заключалась в поддержании личных свобод, мне трудно было вообразить тот мир, где этих свобод не существует.
Наблюдая вполглаза, как арестант елозит шваброй под сиденьями, я задумалась, от какой роскоши мне будет сложнее всего отказаться. Это все банально: отлучение от шоколада я расценила бы как жестокое и несправедливое наказание; пожертвовать контактными линзами я тоже не могла; я бы лучше умерла, чем лишилась геля для волос, не позволявшего моей прическе превратиться в разоренное крысиное гнездо. Но как же все прочее? Я бы скучала по потрясающему ассортименту хлопьев в супермаркетах. Как это – я не смогу говорить по телефону? Понятное дело, сексом я не занималась так давно, что у меня между ног выросла паутина, но как бы я снесла абсолютное отсутствие прикосновений? Даже рукопожатий…
Готова поспорить, мне бы недоставало даже стычек с мамой.
Тут я внезапно увидела перед собою чьи-то ботинки.
– Не повезло вам. К нему пришел духовник, – сказал офицер. – Борн сегодня пользуется спросом.
– Ладно. – Я решилась на блеф. – Духовник может присоединиться к нашей беседе. – Я заметила на его лице тень неуверенности. Правила были строги на этот счет: заключенным всегда позволено видеться с адвокатами. И я намеревалась разыграть эту карту.
Пожав плечами, офицер повел меня по коридору. Кивнул мужчине в аппаратной – и створки, визгнув, разъехались. Мы очутились в тесном металлическом тамбуре, и, когда дверь закрылась, у меня сперло дыхание.
– У меня клаустрофобия в легкой форме, – сказала я.
Офицер улыбнулся.
– Очень жаль.
Внутренняя дверь отъехала, и мы вошли в тюрьму.
– Тихо тут у вас, – заметила я.
– День сегодня удачный. – Он вручил мне бронежилет и очки и подождал, пока я экипируюсь. На секунду меня охватила паника: а вдруг мужской жилет не сойдется на мне? Вот это будет позор. Но, слава богу, застегивался он на липучки, и проблем не возникло. И я – в полном снаряжении – предстала перед длинным пустым коридором.
– Удачи, – сказал офицер.
Только тогда я поняла, что остаюсь одна.
Что ж. Я не собиралась убеждать Шэя Борна, что у меня хватит смелости спасти его жизнь, когда сама боялась пройтись по ярусу.
Со всех сторон послышалось гиканье и похабный свист. Такая уж я женщина: все мои почитатели сосредоточены на ярусе для самых опасных преступников в тюрьме штата Нью-Хэмпшир.
– Крошка, ты ко мне? – засюсюкал один парень.
Другой даже потрудился стащить робу, чтобы продемонстрировать свое нижнее белье, как будто я всю жизнь ждала такого стриптиза. Я решила не отрывать глаз от священника, стоявшего у одной из камер.
Я должна была представиться. Должна была объяснить, зачем я соврала охранникам на входе. Но я была настолько обескуражена, что все вмиг полетело к чертям.
– Шэй Борн? – сказала я. – Я знаю, как помочь вам стать донором.
Священник нахмурился.
– Кто вы?
– Его адвокат.
Он повернулся к Шэю.
– Ты же говорил, что у тебя нет адвоката.
Шэй чуть наклонил голову. Он смотрел на меня таким испытующим взглядом, будто перебирал зерна моих мыслей и отделял пшеницу от плевел.
– Пусть говорит, – сказал он.
После этого я заметно расхрабрилась и, оставив Шэя в компании священника, вернулась к офицерам и потребовала конференц-зал для приватной беседы со своим клиентом. Я объяснила, что по закону они должны обеспечить помещение, а учитывая характер предстоящей беседы, обязаны пустить туда и священника. Затем нас с этим священником отвели в небольшую комнатенку, куда вскоре прибыл – через другой вход – и Шэй в сопровождении двух офицеров. Когда дверь закрылась, он просунул руки в проем, чтобы с него сняли наручники.
– Ну хорошо, – сказал священник. – Что тут происходит?
Не обращая на него внимания, я заговорила с Шэем:
– Меня зовут Мэгги Блум. Я работаю юристом при АОЗГС.
И я, похоже, знаю, как уберечь вас от смертной казни.
– Спасибо, – сказал он, – но это мне не нужно.
Я изумленно уставилась на него.
– Что?
– Мне не нужно, чтобы вы спасали меня всего. Только мое сердце.
– Я… Я не понимаю.
– Шэй хочет сказать, – вмешался священник, – что он смирился со своей скорой казнью. Он лишь хочет стать донором органов после ее осуществления.
– А вы, собственно, кто? – спросила я.
– Отец Майкл Райт.
– И вы – его духовный наставник?
– Да.
– И давно вы им являетесь?
– На десять минут дольше, чем вы – его адвокатом, – сказал священник.
Я повернулась к Шэю.
– Скажите, чего вы хотите.
– Я хочу отдать свое сердце Клэр Нилон.
А это еще кто такая?
– А она хочет ваше сердце?
Я посмотрела на Шэя, затем на Майкла, и тут меня осенило, что этот вопрос никто прежде не поднимал.
– Я не знаю, хочет или нет. Но оно ей нужно.
– Но с ней кто-нибудь разговаривал об этом? – Я повернулась к отцу Майклу. – Разве это не входит в ваши обязанности?
– Послушайте, – сказал священник, – штат обязан казнить его посредством смертельной инъекции. И если это произойдет его орган окажется непригодным для пересадки.
– Не обязательно, – сказала я.
Адвокат не может волноваться за исход дела больше, чем сам клиент. Если я не могу убедить Шэя войти в зал судебных заседаний с надеждой на помилование, я вообще не должна ему помогать. И тем не менее, если его желание пожертвовать сердце переплетается с моим желанием уязвить систему смертной казни, то почему бы не воспользоваться одной и той же лазейкой? Я могла отстаивать его право умереть так, как ему хочется, а между делом искать все новых противников высшей меры наказания как таковой.
Я подняла взгляд и улыбнулась своему новому клиенту.
Майкл
Безумная женщина, бесцеремонно прервавшая наш умилительный духовный сеанс, теперь обещала Шэю Борну благополучный исход, обеспечить который явно не могла.
– Мне нужно навести кое-какие справки, – пояснила она. – Я вернусь через пару дней.
Уж не знаю, прав ли я, но Шэй глядел на нее так, будто она достала луну с неба.
– Но вам кажется… Вам кажется, что я смогу пожертвовать ей свое сердце?
– Да, – сказала она. – Вполне вероятно.
Да. Вполне вероятно. Ни то ни се. Это вместо моего нерушимого завета «Господь. Иисус. Единый путь истинный».
Она постучала в окошко, торопясь убраться из конференц-зала не меньше, чем торопилась попасть внутрь.
Когда офицер нажатием кнопки отворил дверь, я схватил ее за руку.
– Не нужно зря его обнадеживать, – прошептал я.
Она удивленно вскинула брови.
– А вам не нужно лишать его надежды.
За Мэгги Блум закрылась дверь, и я проводил ее взглядом через продолговатое окно конференц-зала. В зыбком отражении я поймал и взгляд Шэя.
– Мне она нравится, – провозгласил он.
– Ну хорошо, – вздохнул я.
– Вы когда-нибудь замечали, что иногда это зеркало, а иногда – просто стекло?
