Ирвин Шоу - Богач, бедняк
Судя по голосу Оттмана в трубке, тот пребывал в скорбном настроении. Но он всегда был таким. Свое ремесло — борьба с преступностью — судя по всему, он считал унизительным. Бейли, бывший шеф полиции, которого Рудольф посадил за решетку, всегда казался таким добродушным, веселым, счастливым человеком, и Рудольф жалел о том, что его пришлось посадить. Честному человеку трудно избежать приступов меланхолии.
— Мы разворошили осиное гнездо, господин мэр, — печально сказал Оттман. — Офицер Слаттери сегодня в восемь тридцать утра поймал первокурсника в Уитби. Он курил марихуану. Подумать только — в восемь тридцать утра! (Оттман, человек семейный, строго придерживался распорядка дня, и утренние часы для него были святы.) Обыскав его, полицейский обнаружил при нем унцию с лишним наркотика. Перед тем как отправить его в тюрьму, он долго с парнем беседовал. Нарушитель признался, что в общежитии, по крайней мере, пятьдесят его сверстников курят гашиш и марихуану. Если мы там произведем обыск, то найдем никак не меньше фунта зелья. У парня есть адвокат, и к вечеру его придется отпустить под залог. Но этот адвокат уже наверняка растрепался кому-нибудь о случившемся, и что теперь прикажете делать нам? Позже мне позвонил президент Дорлэкер и посоветовал больше никогда не показываться в студенческом городке. За кого же он в таком случае меня принимает? Университет Уитби — это вам не Гавана и не Буэнос-Айрес, клянусь богом, и он находится в черте города, а закон везде закон, клянусь богом.
Да, неплохой денек я выбрал для поездки в Даллас, подумал Рудольф.
— Шеф, подождите минутку, дайте подумать.
— Если я не смогу появляться на территории университета, господин мэр, — решительно заявил начальник полиции, — то можете принять мою отставку хоть сейчас.
Уж эти честные служаки, подумал Рудольф. Когда-нибудь он сам попробует марихуану и посмотрит, из-за чего весь этот шум. Может, именно это нужно Джин?
— Между прочим, адвокат задержанного — это и адвокат Леона Гаррисона, — сообщил ему Оттман. — Он уже побывал у меня, интересовался, что мы намерены в этой связи предпринять. Говорит, что нужно срочно созвать чрезвычайное совещание совета попечителей университета.
— Ладно, шеф, — примирительно сказал Рудольф. — Позвоните Дорлэкеру и скажите, что переговорили со мной и я распорядился провести обыск в общежитии сегодня в восемь вечера. Разрешение на обыск получите у судьи Сатерли. Только пусть ваши парни оставят свои дубинки дома. Мне не нужны ничьи увечья. Все, конечно, в городе вскоре узнают об этом, и может быть, у пацанов хватит ума, чтобы выбросить всю эту дрянь до нашего обыска в общежитии.
— Вы не знаете этих современных ребят, — печально сказал Оттман. — Им не хватает здравого смысла подтереть себе задницу!
Рудольф назвал ему номер своего телефона в отеле и велел перезвонить вечером, как только будет завершен обыск у студентов. Положив трубку, он допил коку. В самолете их накормили какой-то ужасной дрянью, и теперь он чувствовал сильную изжогу. К тому же, по своей глупости, он опрокинул пару коктейлей «манхэттен», которые стюардесса любезно поставила на его поднос. Почему-то он всегда, находясь в воздухе, пил «манхэттен». И никогда этого не делал на земле. Интересно, почему? Не кроется ли в этом тайный смысл?
Зазвонил телефон. Ему показалось, что это телефон в спальне Джонни. Подождал немного — пусть тот возьмет трубку. Но оказалось, звонил его телефон. Он поднял трубку.
— Алло!
— Руди? — он узнал голос Гретхен.
— Да, это я.
С того момента, когда она сказала, что Джин алкоголичка, в их отношениях явно наступило охлаждение. Гретхен оказалась права, но от этого охлаждение лишь усиливалось.
— Я позвонила тебе домой, — ответила Джин. Она сказала, где ты. Надеюсь, я тебя не побеспокоила? — Гретхен сама казалась чем-то озабоченной.
— Нет, нет, — солгал Рудольф. — Я тут бездельничаю на этом знаменитом курорте — Далласе на водах. Откуда звонишь?
— Из Лос-Анджелеса. Не стала бы тебе звонить, но я сейчас просто с ума схожу.
Она выбрала подходящее время и место, чтобы сходить с ума, подумал он.
— Что стряслось? — спросил Рудольф.
— Это все из-за Билли. Ты знал, что месяц назад он бросил университет?
— Нет, — признался Рудольф. — Ты же знаешь, что он никогда не нашептывает мне на ухо свои секреты.
— Он сейчас в Нью-Йорке, живет с какой-то девицей…
— Гретхен, дорогая, — пытался урезонить ее Рудольф. — В Нью-Йорке не меньше полумиллиона юношей возраста твоего Билли живут с какой-нибудь девушкой. Радуйся, что не с мальчиком.
— Но дело не в этом, — сказала Гретхен. — Его призывают в армию, ведь он уже больше не студент.
— Ну, может, это и к лучшему, — предположил Рудольф. — Армия за пару лет может сделать из него настоящего мужчину.
— У тебя же самого маленькая дочь, — с горечью сказала Гретхен. — Как ты можешь так разговаривать со мной? У меня только один сын. Не думаю, что, если ему прострелят голову, он станет настоящим мужчиной.
— Успокойся, Гретхен, это не значит, что раз парня призывают, то через два месяца его автоматически убьют. А сколько парней дослуживают весь срок и возвращаются домой без единой царапины.
— Именно поэтому я и звоню тебе, — продолжала Гретхен. — Я прошу тебя сделать все, чтобы он действительно вернулся домой без единой царапины.
— Да что я могу?
— Ты знаешь многих в Вашингтоне.
— Но никто, поверь, не сможет освободить призывника от воинской службы, если он бросил университет и если у него отличное состояние здоровья. Никто, даже люди из Вашингтона.
— Ну, я не столь уверена в этом, — возразила Гретхен, — по крайней мере, если судить по тому, что я слышала или читала. Я не прошу тебя отмазать Билли от службы в армии.
— В таком случае, о чем же ты меня просишь?
— Постарайся использовать свои связи, чтобы Билли, если его заберут, не послали во Вьетнам.
Рудольф тяжело вздохнул. Все дело в том, что он в самом деле знал кое-кого из влиятельных людей в Вашингтоне, которые могли бы это сделать и которые, вероятно, это сделали бы, попроси он их о таком одолжении. Но он больше всего на свете презирал эту мелочную закулисную дипломатию с целью добиться каких-то привилегий. Такие происки подрывали его незыблемые нравственные устои, ставили под сомнение истинную причину его вступления на ниву служения обществу. Другое дело — мир бизнеса.
В мире бизнеса всегда можно обратиться к кому-то из влиятельных лиц, попросить найти доходное местечко для своего племянника или кузена. Все это вполне нормально. Все зависело от того, скольким вы были обязаны такому человеку, что ожидаете получить от него в будущем, и вообще, нравится ли он вам. Да, в таком случае можно помочь племяннику или кузену и сделать это не моргнув глазом, без зазрения совести. Но использовать власть, чтобы отвести от сына сестры угрозу гибели, власть, которой ты добился с помощью голосов твоих избирателей, людей, которым ты обещал служить верой и правдой и представлять их интересы, неукоснительно соблюдая закон, нет, это — совершенно другое. Ведь тысячи других парней, таких же как Билли, такого же возраста, забирают в армию, и они могут быть убиты, а он, Рудольф, активно этому содействует и молча одобряет.
