Ирвин Шоу - Богач, бедняк
Самолет приземлился, но в аэропорту Брэда не было. Он не пришел их встретить. Вместо себя он прислал своего помощника — крупного, высокого мужчину в соломенной шляпе, в матерчатом пиджаке в полоску, с узким галстуком-шнурком. Он от лица мистера Найта принес им извинения (тот был занят на каких-то важных переговорах, по словам помощника), отвез их в своем «кадиллаке», оснащенном кондиционером, по шоссе, на котором то и дело от адской жары возникали странные миражи, до отеля в центре Далласа, где Брэд снял им номер с гостиной и двумя спальнями.
Отель был новый, и номера были декорированы так, чтобы, по мысли дизайнера, затмить все, что существовало в этой области в эпоху Второй империи[87].
На длинном столе у стены выстроилась батарея из шести бутылок бурбона, шести — шотландского виски, шести бутылок джина и водки плюс бутылка вермута, ведерко, набитое кубиками льда, несколько дюжин бутылочек кока-колы, целая корзина лимонов, громадное блюдо с какими-то диковинными фруктами и масса стаканов и стаканчиков разных размеров и конфигурации.
— Пиво и шампанское — в холодильнике, — сказал помощник, — если это вам больше нравится. Вы у нас уважаемые гости мистера Найта.
— Мы завтра улетаем, — сказал Рудольф.
— Мистер Найт распорядился, чтобы я устроил вас с комфортом, джентльмены, — ответил помощник. — Не забывайте, вы находитесь в Техасе!
— Если бы у защитников Аламо[88] оказалась под рукой вся эта выпивка, то они держались бы там до сих пор, — сострил Рудольф.
Помощник вежливо засмеялся, сообщив им, что мистер Найт наверняка освободится к пяти часам вечера. Сейчас было только чуть больше трех.
— Не забудьте, — сказал он прощаясь, — если вам что-то понадобится, то немедленно звоните мне в контору.
— Вот она, показуха, — сказал Джонни, обводя рукой апартаменты и длинный стол с горой выпивки.
Рудольф почувствовал легкое раздражение из-за Джонни — вечно он суется со своими подозрениями.
— Мне нужно сделать несколько звонков, — сказал он. — Когда придет Брэд, постучи.
Рудольф вошел в свою спальню, закрыл за собой дверь.
Первым делом он позвонил домой. Он старался звонить Джин хотя бы трижды в день. Рудольф все же внял совету Гретхен и теперь не держал крепких напитков в доме, но ведь в Уитби было полно магазинов, торгующих ими, и еще больше баров. Но сегодня у него не было никаких причин для беспокойства. Джин казалась такой беззаботной, такой веселой. Она везла Инид на детскую вечеринку, первую в ее жизни. Два месяца назад Джин попала в аварию, будучи в нетрезвом состоянии за рулем, а их малышка сидела на заднем сиденье. Машину она разбила вдребезги, но за исключением нескольких пустяковых царапин ни одна из них серьезно не пострадала.
— Ну как там, в Далласе? — спросила она.
— Техасцам, по-видимому, нравится, — ответил Рудольф. — Но для остального человечества он просто невыносим.
— Когда возвращаешься?
— Постараюсь быстрее.
— Давай поторапливайся, — сказала Джин. Он не сказал ей, почему они полетели с Джонни в Техас. Не хотел ее расстраивать, пока до конца не прояснит ситуацию.
Потом позвонил в мэрию и подозвал к телефону своего секретаря, молодого, чуть женственного, никогда не унывающего молодого человека. Сегодня он не был таким безмятежным, как обычно. Утром перед зданием редакции газеты «Сентинел» состоялась шумная студенческая демонстрация из-за опубликованной в нем редакционной статьи в пользу продолжения существования в университете кафедры подготовки офицеров-резервистов. Рудольф сам лично одобрил статью, так как она была написана в умеренном тоне и не призывала к принудительной военной подготовке. По его мнению, на кафедру должны были приходить те студенты, которые хотели связать свое будущее с военной карьерой, и те пылкие патриоты, готовые в любую минуту в случае необходимости выступить на защиту своей страны. Но голос разума, увы, так и не сумел переубедить студентов, заставить их смягчить свою позицию. В окна полетели камни, и пришлось вызывать полицию. Секретарь сообщил, что ему звонил президент университета Дорлэкер, он был в дурном настроении и возмущался, говорил дословно следующее: «Если он мэр, то почему его нет на рабочем месте?» Рудольф не хотел раскрывать перед секретарем характер своей деловой поездки. В его офисе, оказывается, побывал шеф местной полиции Оттман, он был сильно удручен случившимся.
— Возникли серьезные, очень серьезные осложнения, — сказал он. — Мэру лучше побыстрее вернуться. Уже дважды звонили из главного полицейского управления в Олбани. Состоялась еще шумная демонстрация чернокожих, они вручили петицию, что-то насчет плавательного бассейна.
— Ладно, достаточно, Уолтер, — устало прервал его Рудольф.
Положив трубку, он лег на голубое, шелковое, скользкое покрывало. Он, как мэр города, получал десять тысяч долларов в год, но отдавал все эти деньги на нужды благотворительности. Бескорыстное служение обществу — ничего не поделаешь.
Он встал, получив постыдное удовольствие от оставленных на покрывале грязных следов от своих ботинок, и вошел в гостиную. Джонни, сидя за громадным письменным столом, в жилетке, изучал разложенные бумаги.
— Этот сукин сын неплохо нас нагрел — в этом не может быть никаких сомнений, — сказал он.
— Оставь все это на потом, — посоветовал Рудольф. — Сейчас я слишком занят, разыгрывая роль преданного слуги народа, приносящего в жертву всего себя. — Плеснув в стакан со льдом кока-колы, он подошел к окну, посмотрел на Даллас. Город сверкал на жарком солнце, устремляясь вверх со дна бесплодной долины бессмысленным вулканическим извержением металла, смешанного со стеклом, — последствие какого-то космического катаклизма.
Рудольф вернулся в спальню, назвал телефонистке номер телефона шефа полиции в Уитби. Ожидая звонка, принялся разглядывать себя в зеркале. Да, он действительно похож на утомленного человека, которому нужен отдых. Интересно, когда у него произойдет первый сердечный приступ? По статистике, в Америке инфаркты случаются только у бизнесменов — он где-то читал об этом. Но теоретически он уже давно покончил с бизнесом. Профессора живут долго, почти вечно, как и большинство генералов, — об этом он тоже где-то читал.
Судя по голосу Оттмана в трубке, тот пребывал в скорбном настроении. Но он всегда был таким. Свое ремесло — борьба с преступностью — судя по всему, он считал унизительным. Бейли, бывший шеф полиции, которого Рудольф посадил за решетку, всегда казался таким добродушным, веселым, счастливым человеком, и Рудольф жалел о том, что его пришлось посадить. Честному человеку трудно избежать приступов меланхолии.
