Сергей Кузнецов - Калейдоскоп. Расходные материалы
Секс, говорил Артур, – это хороший способ достичь близости с другим человеком. Может, не единственный, но альтернатива – алкоголь, наркотики или совместная работа.
Ну, совместная работа у нас уже была, смеялась я в ответ.
Мы часто смеялись, шутили: вот состаримся и все так же будем встречаться, тайком от твоей жены и от моего мужа. Сначала говорили «будущего мужа», потом у него появилось имя, и я даже познакомила с ним Артура, как бы случайно, на каком-то большом деловом обеде. Я не спрашивала себя, что означала наша связь для Артура, – но для меня это был стержень, придающий устойчивость моей жизни в мире конкуренции и лихорадочно меняющихся рынков. Мартин не мог играть эту роль – у нас было слишком много общего: ребенок, дом, выплаты по ипотеке. Я радовалась его успехам и волновалась вместе с ним – об успехах и неудачах Артура я случайно узнавала из WSJ или Financial Times.
Мы списались еще месяц назад – как всегда, заранее. У меня намечалась поездка в Сан-Франциско, Артур решил навестить сестру, переехавшую туда несколько лет назад. Я даже подумала, что он специально подгадал к моей поездке, – но, конечно, не стала спрашивать. Я боялась, что Артур остановится у сестры, но он написал, что у Лорен слишком маленькая квартира и он, как всегда, снял номер в «Хантингтоне». Мы встретились в «Аква», поужинали тартаром из туны и рибаем, а потом, взяв такси, отправились на Ноб-Хилл. В холле работал телевизор; когда мы проходили мимо, Артур бросил взгляд на экран – и всего на мгновение остановился. Открылись двери лифта, мы поднялись, он открыл номер электронным ключом. Я, как всегда, вошла первой и обернулась, чтобы поцеловать его, – но тут за моей спиной включился телевизор, и Артур предостерегающе поднял руку – подожди, мне надо проверить одну вещь, тут кое-что случилось…
– Тут кое-что случилось, – услышала я в трубке. Это был Гольдберг, вспоминает Света, мой фиктивный муж, из тех евреев, которые были в нашем поколении не роскошью, а средством передвижения. Я так и не поняла, зачем я была ему нужна, – видимо, рассчитывал, что фиктивный брак рано или поздно станет настоящим. Учитывая, что каждый из нас продолжал жить у своих родителей, надежда эта с самого начала выглядела тщетной.
Я часто вспоминала последний год в России – и так и не поняла, как в него могло столько вместиться. Кажется, одной только борьбы Гольдберга и его друзей за право уехать в Израиль хватило бы на несколько лет (многим, впрочем, и хватило): демонстрации, аресты на пятнадцать суток, пьянка с оставшимися на свободе, ожидание задержанных и редкие проводы счастливцев, получивших разрешение. Плюс к этому – мой диплом в университете. Плюс – наш роман с Кириллом.
В тот год все происходило одновременно – неудивительно, что Гольдберг получил наше разрешение в тот же день, когда я узнала, что беременна. В том, что касалось контрацепции, мы все были совершенно невинны – видимо, Алекс просто ждал момента, чтобы уж наверняка родиться не в России.
– Я часто встречаю русских и не в России, – говорит Клаус уже по-немецки и берет Ингу за руку. – Понимаете, Россия оказалась на перекрестке главных событий прошлого века – и отсюда такой к ней интерес. Но ведь не только Россия – Германия, Англия, Америка, Китай… множество стран были на том же перекрестке. Это как с каждым из нас: мы все уникальны и все похожи, все живем по одним и тем же законам: рождаемся, страдаем, влюбляемся, умираем и все такое.
– Всё повторяется, – говорит Инга и мягко убирает руку: поправить плед на спящей Яне.
– С одной стороны, повторяется всё, а с другой – ничего, – говорит Клаус. – Исторические события – только точки в потоке времени, звенья в цепи причин и следствий. Бесконечное развитие одних и тех же мотивов, как в музыке. Потому что у истории ограниченное количество сюжетов и инструментов.
– То есть? – спрашивает Инга.
– Возьмем, к примеру, рассказ про прекрасный город безграничной свободы, город соблазна и порока. Как ни крути, в конце концов город исчезает. Его сожжет Яхве, как Содом и Гоморру. Его поглотит пучина, как Атлантиду. Захватят враги. Разрушат внутренние распри. Даже без всяких катастроф рано или поздно он изменится до неузнаваемости. А когда города не останется – тогда сквозь ностальгическую дымку мы увидим его не таким, каким он был когда-то, а воплощением архетипа Вечного Города из мифа о расцвете, падении и гибели. Все, что для этого нужно, – чтобы город исчез навсегда.
Благодаря тебе я полюбил Сан-Франциско, а теперь этот город исчез навсегда, думает Оливер. Этот город был для меня вместилищем любви, любви, которой больше нет.
Двенадцать часов назад ты стояла у окна и говорила, зябко передергивая плечами:
– Послушай, Оливер, ты страшно милый и по-настоящему близкий мне человек. Мне с тобой всегда было хорошо, ты это знаешь. Но у меня сейчас начинаются по-настоящему серьезные отношения. И я боюсь, что если мы будем трахаться – я потеряю фокус, который я по-настоящему хотела бы сохранить. Ты понимаешь?
Я почему-то запомнил эти три нелепых «по-настоящему» – может, потому, что вся эта сцена казалась мне какой-то искусственной. Мы никогда не говорили о наших чувствах. Я даже ни разу не сказал тебе слов любви, которые со многими были для меня частью обязательной программы, – что-то типа «сделай ей куннилингус и скажи, что любишь».
Ты что-то говорила, а я больше всего хотел спросить: ты пришла ко мне в номер только за этим? – но, черт возьми, это было бы глупо – в конце концов, мы теперь все знаем: куда бы девушка ни пришла, «нет» значит «нет», и любой довод из серии «зачем же ты сюда пришла, если не для того, чтобы?..» сразу превращает меня в – если воспользоваться словами старины Гэри – ненавистника женщин и мужского шовиниста.
Поэтому я стоял и молчал, а город за твоей спиной рассыпался в прах, будто вспомнив великое землетрясение.
Сан-Франциско – мегаполис-призрак, туманный фантом, удерживаемый на зыбкой грани реальности только нашей любовью. Стоило тебе отвернуться – и он обрушился в небытие.
Я никогда больше не вернусь в этот город. Сколько бы я ни прилетал в аэропорт SFO, ни брал такси до «Интерконтиненталь Марк Хопкинс» и ни расплачивался на ресепшене корпоративной кредиткой – все равно: города, в котором мы жили как муж и жена, больше не существует, в него уже невозможно вернуться.
Извини, говоришь ты с виноватой улыбкой, с тобой правда очень мило – и я понимаю, что обманывал себя все эти годы. То, что было для меня тайным браком, второй семьей, истинной близостью, – для тебя был всего лишь необременительный роман, приятный секс с приятным человеком, развлечение без обязательств, отношения, которые скрепляет не любовь, а так… искренняя симпатия.
