Чарльз Буковски - Женщины
Мне тоже нравится ебстись, но она ведь для меня – не религия. В ней чересчур много смешного и трагичного. Люди наверняка не знают, как с ней вообще обращаться, поэтому превратили в игрушку. В игрушку, разрушающую их самих.
Самое главное, решил я, – найти подходящую женщину. Но как? У меня с собой был красный блокнотик и ручка. Я нацарапал в нем медитативную поэмку. Затем подошел к озеру. «Выгоны Вэнсов» называлось это место.
Сестры владели большей его частью. Мне требовалось посрать. Я снял штаны и присел в кустарнике с мухами и комарами. Городскими удобствами я смогу воспользоваться в любое время. Здесь же нужно подтираться листвой. Я подошел к озеру и сунул одну ногу в воду. Та была холодной, как лед.
Будь мужчиной, старик. Заходи.
Моя кожа была белой, словно слоновая кость. Я чувствовал, что очень стар, очень мягок. Я двинулся в ледяную воду. Зашел по пояс, затем глубоко вдохнул и прыгнул вперед. Залез полностью! Ил взвихрился со дна и набился мне в уши, в рот, в волосы. Я стоял в грязной воде, зубы стучали.
Я долго ждал, пока вода осядет и успокоится. Потом зашагал назад. Оделся и стал пробираться вдоль края озера. Дойдя до конца, я услышал что-то похожее на шум водопада. Я зашел в чащу, продираясь на звук. Пришлось огибать какие-то скалы, овраг. Звук всё приближался и приближался. Вокруг роились мухи и комары. Мухи были крупными, злыми и голодными, гораздо крупнее городских, и они определяли свою еду издали, навскидку.
Я продрался сквозь какие-то густые кусты, и вот он – мой первый в жизни, ей-Богу настоящий, водопад. Вода просто стекала с горы и переливалась через скальный уступ. Он был прекрасен. Вода всё шла и шла. Эта вода притекала откуда-то. И куда-то утекала. Вероятно, к озеру вели 3 или 4 ручья.
Наконец, мне надоело смотреть на него, и я решил вернуться.
Кроме этого, я решил пойти другой дорогой, напрямик. Я пробрался на другую сторону озера и свернул к лагерю. Я примерно знал, где он. Моя красная записная книжка по-прежнему оставалась со мной. Я остановился и написал еще одно стихотворение, менее медитативное, потом пошел дальше. Я всё шел и шел.
Лагерь не появлялся. Я прошел еще немного. Огляделся, ища глазами озеро. Озера я найти не смог – я не знал, где оно. Внезапно меня осенило: я ЗАБЛУДИЛСЯ. Эти ебучие сексуальные суки свели меня с ума, и я теперь ЗАБЛУДИЛСЯ. Я огляделся вокруг. Поодаль стояли горы, меня окружали только деревья и кусты. И никакого центра, никакой точки отсчета, никакой связи ни с чем. Я перепугался, по-настоящему перепугался. Зачем я разрешил им увезти себя из города, из моего Лос-Анжелеса? Там мужику можно вызвать такси, позвонить по телефону, там есть разумные решения разумных проблем.
Выгоны Вэнсов расстилались вокруг меня на многие, многие мили. Я выкинул свой красный блокнот. Что за смерть для писателя! Я уже видел в газете:
ГЕНРИ ЧИНАСКИ, МЕЛКИЙ ПОЭТ, НАЙДЕН МЕРТВЫМ В ЛЕСАХ ЮТЫ
Генри Чинаски, бывший почтовый служащий, ставший писателем, вчера днем был найден в разложившемся состоянии лесником У. К. Бруксом-мл. Возле останков также найдена небольшая красная записная книжка, содержащая, очевидно, последнее произведение, написанное мистером Чинаски.
Я пошел дальше. Вскоре я очутился в каком-то заболоченном месте, полном воды. То и дело какая-нибудь нога у меня проваливалась в трясину по колено, и мне приходилось себя вытягивать.
Я дошел до изгороди из колючей проволоки. Я сразу же понял, что через нее мне лезть не нужно. Я знал, что это будет неправильно, и просто стоял, сложив ладони в рупор, и орал:
– ЛИДИЯ!
Ответа не было.
Я попробовал еще раз:
– ЛИДИЯ!
Голос мой звучал очень скорбно. Голос труса.
Я двинулся дальше. Славно будет, думал я, вернуться к сестренкам, слушать, как они смеются и над сексом, и над мужиками, и над танцульками с вечеринками. Славно будет слышать голос Глендолины. Славно будет запускать руку в длинные волосы Лидии. Я преданно буду брать ее на все посиделки в городе. Я даже буду танцевать со всеми женщинами и отпускать блистательные шуточки обо всем на свете. Я выдержу всю эту недоразвитую говенную бредятину с улыбкой. Я почти что слышал собственный голос:
– Эй, да это великолепная танцевальная мелодия! Кто хочет по-настоящему пошевелиться? А ну, кто хочет буги сбацать?
Я шел по болоту дальше. Наконец, достиг сухой земли. Выбрался на дорогу. Просто старая грунтовка, но выглядела она хорошо. Я мог разглядеть следы шин, отпечатки копыт. Над головой даже тянулись провода, они несли куда-то электричество. Мне нужно было просто-напросто идти за этими проводами. Я шел по дороге. Солнце стояло высоко, должно быть, уже наступил полдень. Я шел дальше, чувствуя себя дураком.
Я добрался до запертых ворот посреди дороги. Что это означает?
Сбоку маленькая калитка. Очевидно, ворота не пускают скот. Но где этот скот? Где владелец скота? Может, он наезжает сюда только раз в полгода.
Макушка у меня начала раскалываться. Я поднял руку и пощупал то место, по которому мне навернули дубинкой в филадельфийском баре 30 лет назад.
Остался шрам. Теперь этот шрам, пропеченный солнцем, распух. Он выпирал небольшим рогом. Я отковырял кусочек и выбросил на дорогу.
Я шел еще час, потом решил повернуть назад. Значит, придется тащиться обратно весь путь, однако я чувствовал, что сделать это надо. Я снял рубашку и обмотал ею голову. Раз или два я останавливался и вопил:
– ЛИДИЯ! – Ответа не было.
Через некоторое время я добрел до тех самых ворот снова. Нужно было лишь обойти их, но кое-что меня не пускало. Оно стояло перед воротами, футах в 15 от меня. Это была маленькая важенка, олененок, что-то типа того.
Я медленно двинулся к нему. Оно не пошевелилось. Пропустит или нет? Казалось, оно меня совсем не боится. Наверное, чует мое смятение, мою трусость. Я подходил все ближе и ближе. Оно никак не уступало мне дорогу. У него были большие прекрасные карие глаза – прекраснее глаз любой женщины, что я когда-либо встречал. Невероятно. Я стоял от него в 3 футах, уже готовый сдать назад, когда оно рванулось с места и сигануло с дороги в леса. Оно было в отличной форме – бегать могло еще как.
Идя дальше по дороге, я услышал, как где-то течет вода. Вода мне нужна. Без воды ведь долго не проживешь. Я сошел с дороги и двинулся на шум воды. На пути стоял небольшой пригорок, покрытый травой, и, перевалив через него, я ее увидел: вода лилась из нескольких цементных труб в стене плотины в нечто вроде водохранилища. Я уселся на край и снял ботинки с чулками, закатал штанины и сунул ноги в воду. Потом полил себе на голову. Потом попил – но не слишком много и не слишком быстро, совсем как это делают в кино.
