Андрей Шляхов - Доктор Данилов в госпитале МВД
— Не надо об аксакалах, умоляю! — Рябчиков в сердцах швырнул вилку и нож на тарелку и провел ребром ладони по горлу. — У меня эти аксакалы вот где сидят! Полная больница аксакалов!
— Да не волнуйся ты так, — успокаивающим тоном сказал Данилов. — Аксакалы везде есть. Они — наша гордость и хранители опыта. У нас в госпитале тоже их хватает, одному — так почти девяносто. Ничего, лекции по гастроэнтерологии читает, и, говорят, неплохо читает. Или у вас какая-то особая ситуация?
— Ситуация у нас аховая, то есть гнилая. — Рябчиков улыбнулся, но улыбка вышла невеселой. — Средний возраст врачей, как я тебе уже говорил, шестьдесят — шестьдесят пять. Казалось бы — все уже не дети, все работают друг с другом давно, не один десяток лет, и оттого обстановка в больнице должна быть спокойной. Какое там! Все — то ли от скуки, то ли по зову души — упоенно грызутся друг с другом! Сплетни, интриги, какие-то старые счеты. Кто кому в тысяча девятьсот девяносто первом году чего-то не уступил, кто кому в девяносто втором году чего-то там сказал. Любая мелочь может стать поводом для скандала! На прошлой неделе заведующая инфекционным отделением прямо на пятиминутке поцапалась с заведующей лабораторией, да так, что чуть водой разливать не пришлось, из-за места в зале! «Чего это вы сюда уселись, Марина Георгиевна, вы же знаете, что это мое место?» — «На нем не написано!» — «Ну, вам это вообще свойственно на чужое зариться!» — «Что вы имеете в виду, Ксения Валерьевна?» — И понеслось…
— Но тебе-то что до этого? — искренне удивился Данилов. — Ты же как человек посторонний и пока еще совсем не аксакал можешь сохранять нейтралитет. Или тебе просто неприятно работать в такой обстановке?
— Мне трудно работать в такой обстановке! — простонал Рябчиков. — Из-за того, что все вечно грызутся, бардак в больнице царит невероятный. Рентгеновские снимки то и дело пропадают.
— Куда?
— Если бы я знал! Истории теряются, больных путают… Каждое утро начинается с разборок — того не описали, этого не посмотрели, там снимков не найдут, а там историй, в которых я сам накануне описывал снимки! И все на нервах, все с надрывом! Тихо разговаривать там вообще не умеют!
— Это даже по тебе заметно, — сказал Данилов. — Раньше ты говорил не в пример тише.
— Извини, Вова. — Рябчиков понизил голос. — К плохому быстро привыкаешь. У нас если не орать, то никто тебя не услышит.
— Веселое место, — хмыкнул Данилов. — А куда смотрит главный врач?
— Куда ему надо, туда он и смотрит! — Рябчиков взял нож и вилку и начал есть свой оливье, уже не торопясь, понемногу. — А порядок его, кажется, особо не интересует. Он мыслит глобальными категориями. Ремонт корпусов, закупки продовольствия и медикаментов — вот его стихия.
— А заместитель по лечебной работе?
Данилов доел салат, вытер губы салфеткой и отпил глоток морса, оказавшегося на редкость кислым. Данилов понюхал бокал и отпил еще чуть-чуть, желая убедиться, что морс не прокис. Нет, не прокис, просто сахару мало положили, пожадничали.
— Заместитель по лечебной работе выслушивает жалобы от отделений и время от времени звонит туда-сюда и грозит всякими карами. Как говорится — скажи хоть тысячу раз «халва», во рту слаще не станет. К нему давно привыкли, и никто с ним не считается. Выслушают, пообещают все сделать и спокойно обо всем забудут. А воз и ныне там. Вот, например, сегодня я час носился по территории, разыскивая историю болезни мужика, которому по дежурству делал рентгеноскопию. Вместо торакальной хирургии тупая санитарка отнесла ее в гинекологию. А оттуда, как у нас принято, даже не позвонили и не сказали, что к ним попала чужая история болезни, я уже не говорю о том, чтобы отправить ее по назначению. И так вот все. Если ищешь историю или снимки, то надо спросить каждого, в каждом отделении, даже не спросить, а попросить, чтобы посмотрели или поискали. И не факт, что в ответ ты не услышишь открытое хамство в совковом стиле «вас много, а я один». Короче — по каждому пустяку приходится собачиться с народом, а это, как ты понимаешь, стоит не только времени, но и здоровья. Нервная система расшатывается очень быстро, так, чего гляди, и до клиники неврозов докачусь.
— Ну а почему же ты там работаешь, если все так плохо?
Рябчиков перестал жевать и задумался.
— Если честно — сам не знаю, — признался он. — Скорее всего — просто не люблю перемен. Тут с личной жизнью дай бог разобраться, а потом уже и о смене работы можно подумать. Ну и платят в «восьмерке» нормально, к тому же я работаю на полторы ставки плюс к тому раз в квартал премии дают в размере оклада. Наверное, эта больница подавила мою личность. Точно так же, как с аэропортами.
— С аэропортами? — переспросил Данилов, удивившись непонятному сравнению.
— Разве тебя не подавляют огромные международные аэропорты, обезличенные, многолюдные и какие-то равнодушно-усталые?
— Нет. Правда, не такой уж я и частый гость в аэропортах.
— В каждом из них пассажиров встречают служащие с одинаковым отстраненным выражением на лицах, — продолжил Рябчиков, — одинаковые магазинчики, одинаковые закусочные, одинаковые самолеты. Одинаковы даже таксисты, обреченно предлагающие свои услуги прилетевшим издалека пассажирам. Кажется, что эти аэропорты образуют свою, особую реальность, где спираль времени замыкается в круг. Нигде, ни в каком другом месте, однообразие бытия не ощущается так остро, как в больших аэропортах.
— А в маленьких? — улыбнулся Данилов.
— О, маленькие аэропорты — это совсем другое дело! — Рябчиков откинулся на спинку стула. — Маленькие аэропорты нравятся мне куда больше! В отличие от своих собратьев-гигантов, они индивидуальны, обжиты, пронизаны местным колоритом. И пахнут они каждый на свой лад. Вот, например, в Великом Новгороде по всему аэропорту разносится запах пирожков с мясом, очень, кстати, вкусных! Нерушимые связи малых аэропортов со своими городами вселяют в пассажиров спокойствие и уверенность в благополучном завершении путешествия.
— Что-то в этом есть, — согласился Данилов, вспоминая аэропорт города Липецка, в котором он был лет двадцать назад, в августе месяце. Тот аэропорт пах яблоками.
Его тогда еще удивило, насколько пассажиры липецкого аэропорта отличались от пассажиров «Домодедова» или «Внукова». Подавляющее большинство липецких пассажиров передвигались неторопливым шагом, на посадку проходили не толпясь и так же спокойно занимали места в салонах.
— У меня даже есть афоризм на эту тему: «В маленьком аэропорту пассажир ощущает себя человеком, а в большом аэропорту человек ощущает себя пассажиром».
