Олег Рой - Мужчина в окне напротив
– В прошлом году у девчонок насобирала, – охотно поделилась Алка. – Я ведь уже второй раз поступаю, в том году засыпалась на английском. А поступать-то все равно надо! Вот я и пробежалась по народу, собрала, у кого чего было. Им все равно уже не надо, а мне пригодится.
Ире оставалось только восхищаться практичностью новой подруги. Рядом с Аллой она чувствовала себя совсем маленькой, сопливой девчонкой, хотя была моложе всего на десять месяцев.
Удивительно, но дружба Иры и Аллы, начавшаяся в первый экзаменационный день, сохранилась на всю жизнь. При полном, казалось бы, несходстве характеров, взглядов на жизнь, воспитания и судеб, они очень привязались друг к другу, и каждая по-своему заботилась о другой: Ира помогала Алле с учебой, а та «учила подругу жить» и не разоблачала ее перед однокурсницами, когда верная себе Иришка рассказывала тем свои фантастические истории.
Год поступления, такой важный для обеих девушек, оказался не менее важным и для всей страны. Едва они увидели свои фамилии в списках зачисленных на первый курс редакторского факультета полиграфического института, как грянул путч, после которого все вокруг стало с неудержимой силой изменяться. Перемены в жизни государства очень значительно отразились и на жизни семьи Бобровых. Все годы Иркиного студенчества их словно качало на огромных качелях, кидая из одной крайности в другую, от радости к печали, от бедности к достатку и обратно.
Мама, бойко торговавшая в Измайлове вышитыми гладью и мережкой салфетками и скатертями, устроила дочь к владельцу соседней точки, где продавалась самодельная бижутерия из кожи и меха. Детали этих серег и кулонов скреплялись между собой латунными колечками, которые как раз и делала третьекурсница Ира. Хозяева дали ей напрокат небольшой шлифовальный станок, на котором при помощи резко пахнущей зеленой пасты обтачивались спиральки из проволоки – заготовки для будущих колец. Работа эта была неприятной, грязной, паста, как ни пыталась девушка быть аккуратной, летела во все стороны, пачкая кухню – но Иринке это занятие даже нравилось. Во-первых, получавшиеся в результате из невзрачного куска проволоки ровные золотистые колечки выглядели такими гладкими и блестящими, что самой становилось приятно. А во-вторых, эта работа приносила пусть и небольшой, но регулярный доход, позволявший студентке самой оплачивать свои завтраки в институтском буфете, походы в кафе, кино, театры, а иногда даже покупку одежды.
В один из первых солнечных мартовских дней, когда впервые после надоевшей зимы вдруг осознаешь – а весна-то вот она, уже пришла! – Иринка с партией очередных готовых колечек в сумке приехала на «Вернисаж». Шла по рынку, лавируя в толпе, улыбалась солнышку и своим мыслям – и вдруг так и замерла на месте. В двух шагах от нее стоял… Сережа. Тот самый Сережа с дачи, ее первая любовь.
Сердце в груди подпрыгнуло, провалилось куда-то вниз и на некоторое время вообще пропало. А когда вернулось, колотилось так бешено, что девушка вынуждена была остановиться, чтобы перевести дыхание. Лишь через минуту-другую она пришла в себя. Пелена, застилавшая глаза, стала постепенно рассеиваться, и тогда Ира поняла, что перед ней не Сережа. А совсем другой человек, просто похожий.
Она долго стояла в стороне, разглядывая парня лет двадцати пяти, продававшего декоративные ножи, и находила в нем все больше различий с Сережей. Да, черты лица и цвет волос действительно схожи. Но этот и ростом повыше, и сложение у него не такое изящное, а более крепкое, атлетическое. Лоб ниже, глаза меньше, ресницы не в пример короче, нос как будто свернут на сторону. И никакого намека на родинку над верхней губой. Но, приглядевшись, Ира решила, что так даже лучше, мужественнее. И – влюбилась.
С тех пор она стала приезжать на «Вернисаж» как можно чаще, под любым предлогом, и постоянно ходила мимо точки, где торговал Коля – так звали этого парня. Вскоре окружающие стали замечать ее настойчивость, посмеивались, подначивали Колю – мол, ну чего ж ты, старик, давай, действуй, уважь девушку. Тот сначала отшучивался, но потом все-таки разобрался, что к чему, и однажды, в чудесный теплый майский вечер пригласил Иру в кафе.
Как она ухитрилась в ту весну не завалить сессию, осталось загадкой. Разумеется, все мысли Иринки были только о любви, о первом в ее жизни опыте отношений с избранником. Если бы не Алла, целыми днями только что не с кнутом стоявшая над подругой и требовавшая: «Учись, Ирка, учись! Любовь любовью, а институт никто не отменял. Вот спихнешь сессию – и гуляй на всю катушку, а пока нельзя», Ира, наверное, не подготовилась бы ни к одному экзамену.
Коля был совсем не прочь ответить на чувства молоденькой восторженной девочки, но он понимал любовь совсем иначе, не так, как Иришка. И вообще мало походил на тот романтический образ, который она с таким трепетом создала в своем воображении. Он вырос, как говорят, в «простой» семье слесаря и почтальонши, где отец пил запоями, а мать работала на две ставки, чтобы как-то сводить концы с концами. Коля не без труда окончил профессионально-техническое училище, отслужил три года в Балтийском флоте, сохранив на всю жизнь память о нем в виде татуированной розы ветров на плече, успешно демобилизовался четыре года назад, сменил несколько профессий, крутился, ища, где побольше заработать и, наконец, осел на «Вернисаже». Романтиком Коля не был, цветов на свиданиях не дарил, от свечей, которыми влюбленная девушка украшала стол для интимного ужина, морщился и Ириных утонченных интересов к искусству и литературе не разделял. Зато с его появлением дома у Бобровых больше не текли краны, все замки и электроприборы работали исправно, а все картины и полочки аккуратно висели на своих местах.
Маме Коля нравился. «Настоящий мужчина, – говорила она. – Сильный, надежный, уверенный. За таким ты будешь, как за каменной стеной. И денег всегда в дом заработает, и в обиду не даст ни тебя, ни детей. Опять же, руки у него тем концом вставлены, это по нынешним временам такая редкость! Конечно, культурный уровень у него оставляет желать лучшего… Но ведь муж-то нужен не для разговоров об искусстве. А в театр можно и с подружкой сходить».
Зато Алла Колю терпеть не могла, называла медведем, деревенщиной и тупым пэтэушником.
– Бросай ты его, Ирка, – уговаривала она подругу. – Ты у нас умница-красавица, неужели лучше себе не найдешь? Знаешь, как моя бабка говорила: лучше с умным потерять, чем с дураком найти.
– Он не дурак! – обижалась Ира.
– Ну да, не дурак! Ты его послушай, как он разговаривает. Ширина кругозора от Эдиты Пьехи до «иди ты на фиг». Даже «Три мушкетера» не читал, только кино смотрел, я уж ни о чем другом не говорю…
