Пауло Коэльо - Алеф
Мне нужно время принять душ и окончательно проснуться, чтобы не наговорить чего-то такого, о чем придется потом сожалеть.
– Не волнуйтесь. Поезд простоит здесь еще час.
Хорошо, что мы стоим: принимать душ в движении – дело трудное и небезопасное. Запросто можно поскользнуться, сломать себе что-нибудь и окончить путешествие самым нелепым образом: на костылях. Так что идя в душ, я чувствую себя серфером, – но, к счастью, не сейчас.
Через пятнадцать минут, приведя себя в порядок и выпив кофе, я приглашаю репортера и спрашиваю, сколько продлится наша беседа.
– На ваше усмотрение. Я мог бы проехать с вами до следующей станции.
– Тогда десять минут, чтобы вы успели выйти. Не хватало еще, чтобы вам пришлось испытывать из-за меня какие-то затруднения.
– Но вы же...
– Поверьте, я действительно не хочу доставлять вам лишние хлопоты, – повторяю я. Мне вообще не следовало соглашаться на это интервью; сказав «да», я поступил необдуманно. Это путешествие я предпринял совсем с другими целями.
Корреспондент смотрит на издателя, но тот отворачивается и упорно смотрит в окно. Яо спрашивает, подходит ли гостиная для съемок.
– Откровенно говоря, я предпочел бы расположиться в тамбуре.
Хиляль посылает мне тревожный взгляд.
И как она не устает всю дорогу сидеть на одном месте в одной и той же позе? Отправив меня в небытие, за грань времени и пространства, осталась ли она в купе смотреть, как я сплю? Что ж, у меня еще будет время спросить об этом.
– Отлично, – говорю я. – Устанавливайте камеру. И все же позвольте полюбопытствовать, отчего вы предпочитаете тесный и шумный тамбур просторной гостиной?
Корреспондент с оператором уже шагают по коридору и не слышат моего вопроса, нам остается лишь следовать за ними.
– Так почему все-таки в тамбуре? – снова спрашиваю я, пока они устанавливают оборудование.
– Чтобы дать зрителю ощущение реальности. Именно здесь все и происходит. Люди выходят из купе и, поскольку в коридоре совсем мало места, идут сюда поболтать. Сюда приходят покурить. Это место тайных свиданий. У всех вагонов есть такие тамбуры.
В наш тамбур, кроме меня, репортера и оператора, втиснулись Хиляль, Яо, издатель и любопытствующий повар.
– Боюсь, мы нуждаемся в уединении, – прошу я.
При чем тут уединение, если речь идет о телеинтервью? Впрочем, издатель и повар безропотно уходят. Яо и Хиляль остаются.
– Не могли бы вы немного сдвинуться влево?
Нет, не мог бы. Слева располагается Алеф, сотворенный множеством заходивших сюда прежде людей. И хотя Хиляль предусмотрительно держится на расстоянии, я предпочитаю не рисковать.
Камера включена.
– Вы неоднократно говорили, что предприняли эту поездку отнюдь не с рекламными целями. Так зачем же вы в таком случае отправились в путешествие по Транссибирской магистрали?
– Потому что мне давно этого хотелось. Я мечтал об этом с юношеских лет. Вот и все.
– Однако, насколько я могу судить, поезд – не самый комфортабельный вид транспорта.
Я включаю автопилот и перестаю раздумывать над ответами. Корреспондент задает стандартные вопросы о моих впечатлениях, ожиданиях, встречах с читателями. Я терпеливо и вежливо отвечаю, про себя желая, чтобы все поскорее завершилось. По моим расчетам, отведенные для интервью десять минут давно истекли, но корреспондент продолжает спрашивать. Я делаю едва заметный жест, призванный показать, что нам пора закругляться. Репортер улавливает мое движение, но тем не менее не останавливает съемку.
– Вы путешествуете один?
Впереди вспыхивает сигнальный фонарь. Выходит, уже пошли слухи. Так вот, значит, зачем он приехал.
– Разумеется нет. Вы же видели большую компанию в нашем вагоне.
– Однако присутствие первой скрипки Екатеринбургской консерватории...
Как любой опытный репортер, он приберег главный вопрос на десерт. Что ж, я даю интервью не в первый раз. Я его прерываю:
– Да, эта барышня едет с нами в одном поезде, и, узнав об этом, я пригласил ее присоединиться к нашей компании. Я люблю музыку. Хиляль очень талантлива, и слушать ее игру для меня истинное наслаждение. Впрочем, вы можете расспросить ее сами. Уверен, она будет рада ответить на ваши вопросы.
– Да, конечно, если время позволит.
Он явился сюда не для того, чтобы говорить о музыке, однако он решает не перегибать палку и меняет тему:
– Что для вас Бог?
– ТОТ, КТО ЗНАЕТ БОГА, НЕ МОЖЕТ ЕГО ОПИСАТЬ. ТОТ, КТО МОЖЕТ ОПИСАТЬ БОГА, ЕГО НЕ ЗНАЕТ.
Ничего себе!
Я сам удивился тому, что сказал. Подобный вопрос мне задавали десятки раз, и обычно я не задумываясь отвечал: «Когда Бог говорил с Моисеем, Он сказал: “Я есть”, стало быть, это не объект и не признак, но глагол, то есть действие».
Яо приходит мне на помощь:
– Что ж, на этом мы завершим наше интервью. Спасибо за внимание.
ДОЖДЬ И СЛЕЗЫ
Вернувшись в купе, я начинаю лихорадочно перебирать в уме и записывать все разговоры, что были у меня в последнее время. Мы вот-вот прибудем в Новосибирск. Нельзя упустить ни одной детали. Неважно, кто о чем спрашивал. Если я сумею записать мои ответы, это будет бесценный материал для размышлений.
* * *
Когда интервью было окончено, поскольку репортер еще какое-то время оставался с нами, я попросил Хиляль принести скрипку. Мне хочется, чтобы ее игру услышали как можно больше людей. Однако репортер торопится, им нужно успеть передать отснятый материал в редакцию.
Хиляль возвращается со скрипкой, оставленной в пустом купе рядом с моим.
Редакторша пылает праведным гневом.
– Уж если вы решили перебраться в купе-люкс, потрудитесь оплатить разницу. Нам и без вас тесно, – заявляет она, но тушуется под моим суровым взглядом и умолкает.
– Раз уж все так вышло, может, вы сыграете для нас? – предлагает Яо.
Я велю выключить радио и прошу Хиляль сыграть какую-нибудь небольшую пьесу. Она охотно соглашается.
Атмосфера в гостиной меняется, и это не могут не заметить все остальные, потому что постоянная усталость вдруг отступает. На душе у меня легко и спокойно, даже спокойнее, чем несколько часов назад, когда я засыпал в своем купе.
И почему все эти месяцы я сетовал, что утратил связь с Божественной энергией? Что за глупость! Она постоянно питает наши души, просто замечать это нам мешает рутина.
– Мне нужно поговорить, но я толком не знаю, о чем, так что спрашивайте меня, о чем хотите, – говорю я.
На самом деле ответы буду давать не я, но нет смысла пытаться это объяснить.
– Вы встречали меня в прежней жизни? – спрашивает Хиляль.