Пауло Коэльо - Алеф
Она заметила, какое впечатление произвело на всех упоминание Алефа, и решила смутить редакторшу еще одним загадочным термином.
На этот раз положение спасает Яо.
– Так вы уже spalla? Поздравляю. – И обернувшись к остальным, поясняет: – Как вы, конечно, знаете, spalla – это первая скрипка в оркестре, музыкант, который поднимается на сцену последним, перед дирижером, и сидит впереди, по левую руку от него. Его скрипка задает тон остальным инструментам оркестра. Кстати, я знаю одну весьма примечательную историю на эту тему. Она случилась в Новосибирске, где будет наша следующая остановка. Хотите послушать?
Все соглашаются с важным видом, словно давая этим понять, что они и в самом деле знали, что означает слово spalla.
История Яо оказывается не такой уж примечательной, но благодаря его рассказу ссора, так и не вспыхнув, затухает. После скучнейшей лекции о достопримечательностях Новосибирска все окончательно успокаиваются и начинают расходиться по своим купе, а я в очередной раз жалею о том, что мне когда-то пришла в голову мысль проехать чуть ли не через весь континент по железной дороге.
– Чуть было не забыл записать изречение на сегодня, – спохватывается Яо.
Китаец выводит на желтом листочке: «Мечтателя синицей не прельстить», и приклеивает его к зеркалу, следом за листочком с изречением предыдущего дня.
– На нашей следующей остановке вас ждет телевидение, они хотят взять у вас интервью, – сообщает издатель.
Интервью так интервью. Все что угодно, лишь бы скоротать время.
– Напишите о бессоннице, – советует издатель. – Как знать, вдруг это поможет вам заснуть.
– Я тоже хочу взять у вас интервью, – заявляет Хиляль, окончательно очнувшаяся от своей летаргии.
– Уточните расписание у моего издателя, – советую я.
Я иду в свое купе, чтобы провести ближайшие несколько часов, ворочаясь с боку на бок. Мои биологические часы окончательно сбились с толку, и хотя я, как все, кто страдает бессонницей, убеждаю себя, что это время можно использовать для размышлений о важных вещах, у меня, естественно, ничего из этого не выходит.
И вдруг до меня доносится музыка. Вначале я решаю, что ко мне вернулась способность проникать в духовный мир без всяких дополнительных усилий с моей стороны, однако тут же сознаю, что, помимо музыки, по-прежнему слышу, как стучат колеса и дребезжит и позвякивает стоящая на столике посуда.
Эта музыка реальна. И доносится она из моей ванной. Я встаю и распахиваю дверь.
Хиляль играет на скрипке, балансируя на пороге душевой кабины. И улыбается, увидев меня в одних трусах. Впрочем, происходящее кажется мне столь естественным и невинным, что мне даже в голову не приходит вернуться за брюками.
– Как вы сюда попали?
Не прерывая игры, девушка кивком головы указывает на дверь: она прошла через купе, с которым у меня общая ванная.
– Сегодня утром я поняла, что должна помочь вам снова подключиться к энергии Вселенной. Господь дал знать моей душе, что, если вы обретете гармонию, ее обрету и я. И мне было велено прийти сюда и сыграть для вас, чтобы вы могли уснуть.
Я никогда не говорил, что утратил связь с энергией Вселенной, но забота девушки трогает меня. Оба мы из последних сил противостоим вагонной тряске, отчаянно стараясь удержаться на ногах; смычок Хиляль легко касается струн, струны поют, мир наполняется музыкой, покоем, божественным светом, исходящим от всего живого, и благодарностью к ней и ее скрипке.
Душа Хиляль наполняет каждую ноту, каждый аккорд. Алеф приоткрыл мне ее тайну. Я не помню деталей, но точно знаю одно: мы встречались в прошлой жизни. Мне остается лишь надеяться, что Хиляль никогда не узнает, при каких обстоятельствах. Сейчас, совсем как тогда, она наделяет меня энергией любви. И ей придется приложить длительные усилия, потому что только любовь может нас спасти, сколько бы ошибок мы ни совершали. Любовь всегда сильнее.
Я представляю себе Хиляль в одеяниях, которые были на ней, когда чужие люди пришли в наш город и навеки изменили нашу жизнь: вышитый корсет, белая кружевная рубаха, юбка в пол из шитого золотом черного бархата. Я слышу, как она говорит, что знает птичий язык, что птицам есть о чем поведать людям, вот только люди не хотят ни слышать их, ни понимать. Я ее друг, ее наперсник, ее...
Я останавливаюсь. Эту дверь не стоит открывать без особой необходимости. Я открывал ее уже четырежды, но она так никуда меня и не привела. Я помню восемь женщин, которых там встретил, и знаю, что в один прекрасный день получу ответ, которого жду, но до сей поры эти знания никак не влияли на мою нынешнюю жизнь. Когда это случилось впервые, я был воистину напуган, но вовремя вспомнил, что прощение действенно лишь тогда, когда вы его принимаете.
И я постарался простить.
В Библии есть такой эпизод: на Тайной Вечере Иисус предсказывает, что один из учеников предаст Его, а другой от Него отречется. И Он считает оба греха одинаково тяжкими. Иуда совершает предательство и, мучимый угрызениями совести, лезет в петлю. Петр отрекается от учителя, и не один раз, а трижды. У него было время на то, чтобы осознать содеянное, но он упорно повторил это еще и еще раз. Но вместо того чтобы казнить себя, в своей слабости он обрел силу, став первым проповедником Нового Завета, полученного от Того, от Кого он отрекся в час испытаний.
Проповедь любви сильнее греха. Иуда не сумел этого понять, а Петр сделал своим знаменем.
Я не хочу открывать ту дверь, она как дамба на берегу океана. Одной маленькой щели может оказаться достаточно, чтобы чудовищное давление воды разрушило и смыло все на своем пути. Я еду в поезде, и все, о чем мне следует помнить, – что эту турецкую девушку зовут Хиляль, и она является первой скрипкой в оркестре, а в данный момент она стоит в моей ванной и играет для меня. Музыка оказывает своей эффект, и меня начинает клонить в сон. Глаза закрываются, голова падает на грудь. Хиляль перестает играть и велит мне ложиться. Я повинуюсь.
Хиляль садится в кресло и продолжает играть. Я уже не в поезде и не в саду, где я видел ее в той кружевной рубахе; я проваливаюсь в глубокий темный туннель, в небытие, в тяжелый сон без сновидений. Последнее, за что цепляется моя память, – это стикер, который приклеил на зеркало Яо.
* * *
Яо будит меня.
– Вас ждет корреспондент.
За окном светло, поезд стоит на какой-то станции. Я резко поднимаюсь, отчего у меня начинает кружиться голова, приоткрываю дверь и вижу моего издателя.
– Сколько я проспал?
– Почти целый день. Сейчас пять вечера.
Мне нужно время принять душ и окончательно проснуться, чтобы не наговорить чего-то такого, о чем придется потом сожалеть.
