Маша Трауб - Вся la vie
Вася нашел черепахе подружку – улитку Дусю. Они живут вместе, в одной клетке. Улитка Дуся норовит залезть на черепаху Фатиму, Фатима писается от страха и уже научилась забираться на потолок клетки.
Еще Вася перестал доверять детской энциклопедии, в которой написано, что черепахи медленно ползают. Фатима оказалась спринтером. А что было делать? Вася решил, что ей нравится спускаться с детской горки. Всем же нравится. После спуска черепаха рванула в кусты пионов. После третьего спуска Фатима показала хорошее время для пятиметровки.
Еще Вася учит ее плавать в тазу. Потому что в мультике про Немо черепахи умеют плавать. Значит, и наша должна. А я в связи с этим вспомнила о раке Арайке. Этого севанского рака-армянина подарила Васе, естественно, бабушка. Долго рассказывала, как продавец никак не мог понять, зачем женщине нужен всего один рак – побольше и поактивнее. Он ей отдал рака даром, лишь бы она уже ушла, – мужик перебрал сачком всех раков в аквариуме, пока моя мама их придирчиво рассматривала. Еще уточняла, точно ли с Севана? Рак, которого Вася считал крабом, жил в вазе. Вася кормил его хлебом. Через два дня мы сказали Васе, что Арайк уплыл в море, через унитаз, как Немо. Фатиме, видимо, придется в связи с окончанием дачного сезона уползать на зимовку в Африку.
Я тоже просила у мамы собаку. У нас в классе – почему-то так получилось – собака была только у Лидки. Собака была породы колли. Причем это была лично Лидкина собака, а не общая, семейная. Собаку звали Бетти. Колли Бетти. Нереально красиво. Лидка выходила с ней во двор и отпускала с поводка. А потом звала, завывая: «Бе-е-етти-и-и!» Я, конечно, Лидке завидовала. А потом у Лидки мама развелась с папой и разделила домашних – Лидка досталась маме, а Бетти – папе. Лидка страдала. Не потому, что папа ушел, а потому, что собака оказалась не ее личной, а семейной собственностью. И именно в этот момент, когда Лидка стала как все, я начала выпрашивать у мамы собаку. Я была злая девочка. Мама сдалась. Мы поехали на Птичий рынок выбирать щенка. Я хотела непременно такого, чтоб лучше, чем у Лидки. Лучшим мне показался пудель. Заплатили мы за него, как за настоящего пуделя. Мальчика. Мальчик оказался девочкой, у которой в роду, может быть, и был пудель, но в лучшем случае двоюродный дедушка.
– Сука, – сказала моя мама. Я подумала, что она имеет в виду пуделиху. Но мама имела в виду тетку, которая продала нам щенка.
Пуделиху мама назвала Жанкой, в честь подруги. Жанка, которая пуделиха, гадила где придется, несмотря на все воспитательные меры. А Жанка, которая подруга, заходила к нам в квартиру всегда с одной и той же фразой: «Здравствуйте, можно я обгажу ваш унитаз?» Обе Жанки не отличались красотой. Даже наоборот. Обе любили поесть. Но Жанке-пуделихе повезло с характером больше, чем Жанке-подруге. Пуделиха была тупа и жизнерадостна. Подруга – умна и пессимистична. Из нашей жизни они пропали тоже одновременно – мамина подруга эмигрировала в Израиль, а собаку моя мама отдала маме Лидки. Лидка после Бетти сначала хотела любую другую собаку, а потом захотела именно мою.
Потом Жанки тоже повели себя в принципе одинаково. Подруга ни разу не позвонила и не написала ни одного письма. Собака на нас – бывших хозяев реагировала как на всех остальных людей. Радостно кидалась, когда видела во дворе, и радостно бежала, когда ее звала домой Лидка. Жанке было все равно, в какой квартире гадить. Тем более что квартиры у нас с Лидкой были одинаковые – наши мамы вместе «доставали» стенки в большую комнату и «отрывали» кухонные гарнитуры.
Про Лидку и Жанку я знаю. Лидка вышла замуж, родила ребенка, развелась, опять вышла замуж, опять родила и развелась. Работала, уставала как собака. Жанка дожила до счастливой старости и умерла на руках у Лидкиной мамы. Лидка тогда беременная ходила вторым ребенком, жила в другом районе и просила мать, чтобы та приехала, помогла. Но мама не приезжала – боялась оставить Жанку одну.
– Тебе собака дороже родной внучки! – орала Лидка матери в телефонную трубку. Мать не спорила.
Когда Лидка родила вторую дочку, ее мама завела себе щенка с клеймом на пузе. Купила в элитном питомнике. Лидка чуть ребенка не уронила, когда узнала об этом. Больше всего ее занимал вопрос – откуда у матери такие деньги? И почему она, имея такие деньги, всегда жаловалась, что ей только на кефир хватает? И почему, в конце концов, она не помогла деньгами ей, дочери? Как ни странно, они после всего случившегося – ребенка и щенка – стали нормально общаться. Раньше Лидкину мать занимали только два вопроса: «Что Лидка собирается делать со своей жизнью? И сколько можно плодить безотцовщину?» А теперь она звонила и даже спрашивала про внучек. Лидка рассказывала. В ответ мать рассказывала про щенка – как покушал, как покакал. Им было о чем поговорить – животики, зубы, первое «агу» и «гав».
Только одно не давало Лидке покоя. Мать рассказала, что к ней приходили из питомника с проверкой – в каких условиях будет расти щенок. Мать к этому визиту готовилась – квартиру отдраила, брови нарисовала. Ее спрашивали – хватит ли сил и здоровья гулять по режиму, хватит ли денег покупать витамины? А к ней, Лидке, никто не приходил – ни бывшие мужья, отцы дочерей, ни родная мать. И никто не волновался, в каких условиях будут расти девочки. Никто не спрашивал, хватит ли ей, Лидке, сил, здоровья и денег.
В детстве у меня не было шубы. Такой, какая была у всех девочек, – коричневая, из меха плюшевого медведя, с мальчуковым ремешком на талии. У меня был синий финский комбинезон, который моя мама «оторвала на складе» за 40 рублей. В детском саду меня дразнили «бздочек» – слово «комбинезон» я не выговаривала. Я плакала и просила у мамы шубу. К шубе я требовала шапку со значком во лбу, как у всех девочек, чтобы на глаза не налезала. И чтобы значок был мишкой или кошечкой, как у Настьки из группы. Но у меня была «оторванная на складе» шапка с помпоном – очень удобно дергать мальчикам. Они дергали кто сильнее, так, что у меня шея болела.
Мама, которой надоели мои рыдания, подговорила воспитательницу Зинаиду Ивановну устроить соревнование «кто быстрее оденется на прогулку». Я должна была победить в любом случае. Без вариантов. Пока остальные только натягивали бы рейтузы и поправляли «штрипки» (так называла перепонки внизу рейтуз наша воспитательница), я бы быстренько запрыгнула в «бздочек» и застегнула молнию. Мне бы приклеили победный грибок на дверцу шкафа, и я бы перестала устраивать маме скандалы. Если бы… Собственно, так обычно все и было. Я одевалась быстрее всех и парилась еще минут десять на лестнице. Но в этот раз я застряла.
