Инна Мальханова - Чёрное яйцо (45 рассказиков)
Вот у Кида, например, всё у него есть. Семья, вилла, несколько автомашин и два вертолёта. А живёт в вечном страхе. Годами лечится у психиатров, гипнотизеров, йогов, экстрасенсов, а толку чуть. Днём и ночью его преследуют страх, кошмары, галлюцинации. Он, видите ли, боится увидеть своё имя в списках. Хотя прекрасно знает, что это произойдет никак не раньше, чем через тридцать лет.
Интересно, а что же тогда говорить Лайту, который прекрасно знает, что вот-вот увидит свое имя. А он сидит себе и спокойно смотрит телевизор. И никаких истерик. Что же делать, если это неизбежно. Да и жизнь такая тяжёлая и жестокая. Не он её сделал такой и не ему её изменить. Так не лучше ли примириться и не портить себе нервы?
Прожил восемьдесят с лишком лет в довольстве, здоровье, так чего же еще человеку надо? И хватит, пора уступить место другим. Ведь другие не хуже тебя и все люди равны. Если бы каждый жил, сколько протянет его организм и сколько может позволить современная медицина, то на земле давно уже было бы не восемьдесаят три, а восемьсот три миллиарда человек. Да если бы при этом люди ещё и плодились так, как они этого пожелают, то вообще страшно было бы представить себе жизнь на планете. Тогда на каждого приходилась бы не пара комнат в особняке, а два квадратных метра где-нибудь на на нарах в общежитии. Тогда домохозяйки часами стояли бы в очереди за каким-нибудь несчастным килограммом овсянки или за школьной тетрадкой. Да тогда на земле прежде всего просто уже нечем было бы дышать.
Озверевшие, изнемогающие от повседневных забот, люди уже не думали бы об искусстве, о прекрасном, о развитии своего интеллекта. Культурный, а затем и моральный уровень человечества катастрофически упадёт. Начнутся войны. Люди превратятся в настоящих зверей. Естественно, что допустить подобный регресс назад, к прошлому уже никак невозможно. Так не лучше ли вместо всех этих ужасов - планово и централизованно регулировать численность населения на земле, как это и делается сейчас!
И никому даже не приходит в голову жаловаться или протестовать. Ведь всё совершенно справедливо и логично. Если сегодня родилось два миллиона младенцев, то завтра будет уничтожено два миллиона стариков. Строго в алфавитном порядке, с учетом года, месяца, дня и даже часа рождения. Чтобы никому не было обидно. Так, собственно говоря, было всегда. Люди всегда знали, что они не бессмертны. Однако же жили, работали, были счастливы и никто не предавался унынию от мысли, что когда-нибудь умрёт. Об этом просто даже и не думали. Жили себе и всё.
Но ведь это было ужасно. Никто не знал времени своей смерти. Многие шедевры так и остались незаконченными, книги ненаписанными, а дела - не приведёнными в порядок. Смерть почти всегда настигала человека неожиданно и рушила все его планы. К тому же и умирал он долго, в страшных мучениях, нередко забытый и покинутый всеми. Слава богу, эта дикость теперь позади. Сейчас никто не производит на свет не запланированных заранее детей. Сначала родители учатся в школе, кончают институты, приобретают положение, покупают дом, мебель, машины, вертолёт. Конечно, это все сложно и долго, зато годам к сорока-пятидесяти они спокойно, с чистой совестью, подают заявление и обзаводятся одним-двумя плановыми детьми. То же самое и со смертью. Только здесь еще проще. Никакого заявления подавать не надо. Просто каждый, кому за восемьдесят, знает, что он - кандидат в списки Уходящих. И он спокойно ждет своей очереди. А электронные машины, совершенно безошибочно и беспристрастно, подсчитав ежедневное количество рожденных, составляют из числа очередников точно такой же список Уходящих.
* * * * * *
Лайт Нортон. Вот оно, его имя! Значит, на будущей неделе к дому подъедет автомобиль Службы Уходящих, в его комнату войдут двое санитаров и за одну-две минуты все будет кончено. Он останется лежать на Прощальном Ложе, которое санитары обычно привозят с собой и дают напрокат на один-два дня. Всего лишь один, совершенно безболезненный и даже приятный укол. И ты уходишь в полном расцвете сил, без единого седого волоса или вставного зуба. Без единого стона или вскрика. И всё это стало возможным исключительно благодаря колоссальным успехам медицины, которая помогает человеку родиться, сохранить свое здоровье, а затем достойно, по-человечески умереть. О чём еще может мечтать современный человек?
Ты остаёшься лежать на Прощальном Ложе, в парадном черном костюме и к тебе приезжают проститься те, кому ты не успел или забыл нанести визит на этой Последней Неделе. Надо попросить только, чтобы заморозку сделали покрепче. Чтобы не воняло. А то у них в доме вечно такая жара! И Кид устраивает скандалы каждый раз, когда кто-нибудь ставит кондиционер на режим ниже плюс двадцати восьми градусов. Он, конечно, не согласится понизить температуру в доме ни на один градус даже по такому случаю. Надо сунуть санитарам, чтобы они уж постарались.
Лайт давно готовился к уходу и всё подготовил заранее. И завещание, и прощальные письма, и чёрный костюм. Однако в среду за ним никто не пришел. Лайт страшно удивился. И даже расстроился. А потом возмутился. Уж кто-кто, а Служба Уходящих должна работать чётко. Нельзя же играть у людей на нервах!
Лайт позвонил в Службу и там пообещали разобраться и принять меры. Однако они, скорее всего, решили, что им просто морочит голову какой-нибудь самоубийца, который хочет уйти без очереди. Поэтому и в четверг Лайт был еще жив.
Весь прошлый год Лайт только и делал, что готовился к уходу. Он десять раз изменял завещание, он рисовал эскизы своего гроба, заказал себе чёрный костюм, составлял прощальные письма, сажал цветы на своей могиле и так далее. И вот теперь, когда всё готово, что-то случилось и его планы на будущее оказались нарушенными. А, главное, теперь ему уже просто нечем было заняться.
Тогда Лайт нашел себе новое занятие. Целыми днями он звонил во все инстанции и требовал справедливости. Он писал письма и объяснительные записки, он слал телеграммы. И всё зря. Ему отовсюду отвечали, что Лайт Нортон уже прошел по спискам. Ушёл и теперь в списках живущих на планете больше не числится. Господи, неужели мы уже дожили до того, что санитары за большую взятку убрали какого-то самоубийцу и провели его под именем Лайта? И справедливости теперь добиться уже невозможно?
Время шло, а дело не двигалось. Лайт ужасно устал. Потом ему стало всё равно. И вдруг, в один прекрасный день,он понял, что он здоров, что он полон сил и совсем не хочет умирать. И если уж о нём забыли, то надо затаиться, молчать и жить, сколько хватит сил.
Лайт просто ужаснулся. Ведь раньше он всегда был добропорядочным гражданином и подобные аморальные идеи никогда не приходили ему в голову. Кто бы мог заподозрить в нем нарушителя Общественного Порядка! Однако теперь он смотрел на вещи по-другому. Каждый незаконно прожитый день он считал подарком судьбы и ценил его чуть ли не больше, чем прожитый раньше год. Он вновь открыл для себя зелень листвы, пение птиц, голубое небо, ветчину с зеленым горошком, красивые женские лица, которых так много в городе, музыку Моцарта, книги Фейхтвангера, картины Чюрлёниса и многое другое. И он мечтал только об одном: чтобы за ним не приехали никогда.
Однако вскоре Лайт почувствовал, что вокруг него что-то изменилось. Он был идеально здоров, никогда не страдал ни подозрительностью, ни нервными заболеваниями. Но теперь он то и дело ловил на себе неприязненные или даже ненавидящие взгляды. В кафе, в магазине, в библиотеке все шушукались за его спиной, а если Лайт обращался к кому-нибудь, то с ним говорили или нагло, или сквозь зубы, или же демонстративно поворачивались и уходили с презрительным выражением лица.
В конце-концов Лайт, конечно, понял, что все его осуждают за такую незаконную жизнь. За те лишние, чудом выпавшие ему недели жизни, которых у других не будет никогда. Он узнал, что многие соседи уже написали на него доносы в Службу Уходящих. Что все ненавидят его, потому что, незаконно занимая чьё-то место на земле, он подрывает материальное благосостояние тех, кто живет на ней по праву. Что сам он теперь стоит вне закона. И неважно даже - почему. По собственной вине или по оплошности Службы Уходящих. Лайту посыпались анонимные письма с угрозами. На участок подбрасывали нечистоты и всякую гадость. Дети боялись выходить на улицу, потому что их несколько раз избивали. Но самое ужасное заключалось в том, что на Лайта начали с ненавистью смотреть и сами Кид с женой и их дети.
Почувствовав себя презренным отщепенцем даже в собственной семье, Лайт понял, что так больше жить нельзя. Он снова начал писать, звонить и с нетерпением ждать машину из Службы Уходящих, ждать двух санитаров с их Прощальным Ложем. Но никто по-прежнему так и не приходил. Снова тянулись дни и недели. Они складывались в месяцы. А жизнь становилась всё ужаснее. Кид и его жена, маленькие внуки - все смотрели на Лайта ненавидящими глазами. Он был лишним везде, в первую очередь в собственном доме.
