Астра - Избегнув чар Сократа
Это был меткий выстрел. Лежа лицом вверх, она стала приходить в себя.
— Астра! — подошел снаружи Кир. — Моя помощь нужна?
— Ни в коем случае.
— Я с тобой, — он протянул руку в палатку.
Она коснулась ее, они словно поцеловались кончиками пальцев. Он ушел, насвистывая из «Кармен».
Астра лежала тихо-тихо, глядя перед собой сухими глазами.
— «Бон-бон», — бились мысли. — Сама виновата. Созрею, дозрею… Кто кричит об этом?
Села, подперев щеки ладонями. Была уже ночь, чистый серп месяца висел над деревьями.
Ответ! Нужен ответ. В стихах.
… Наутро Володя прилетел в девятом часу. Его угостили малиновым киселем и пирожками с ягодой, а он высыпал на стол пригоршню мелких городских конфет.
— Для таких пассажиров ничего не жалко.
Она засмеялась и вспрыгнула в откидную прозрачную дверь.
— Вперед!
Пролетая низко над долиной, увидели отряд Кира. Эрсол махал рукой.
— Этот мальчик, Володя, мечтает о десантниках, которых ему не видать. Прокати его хоть пять минут, — попросила Астра.
— Можно.
Вертолет сел вдали от купы деревьев. Всадники мчались к нему стрелой.
— Хэть, хэть, хэть, — горячил коня Эрсол, пригнувшись к холке смуглым монгольским лицом. Как это было красиво! Он осадил коня метрах в шести от вертолета.
— Володя, это Эрсол, будущий воздушный десантник. Ему очень-очень нужно подняться в воздух, — обняла мальчика Астра.
— Залезай, салага, — рассмеялся пилот.
Они взлетели. Кир едва удержал на месте испуганных коней.
— Привет, — поцеловал он Астру, — Как дела?
— Хорошо, — она скользнула лицом по его груди.
— Окаста взъярился на тебя, аки тигр. «Уничтожил, я ее уничтожил!»
— Хотел уничтожить. А я не далась.
— Умница.
Они помолчали. Рыжеватый, похожий на отца, но синеглазый, с выгорающими на солнце почти белыми бровями, он положил руки ей на плечи.
— Скажи, Астра… Ты помнишь, как мы встретились?
— Да.
— Что это было?
Она вздохнула, подбирая слова, глядя ему в глаза.
— Самосохранение. Меня с детства так грузили в семействе, можно сказать, уничтожали как траву, и я искала любви, как почвы под ногами.
— Нашла?
— Нет, конечно. Но укрепилась, ощутив себя желанной.
— В геологию поэтому пошла?
— Отчасти. Хотелось скрыться от них подальше.
Он кивнул.
— Примерно так я и думал.
— Ты столь проницателен, Кир, или все это у меня на лице?
— И то, и это.
Он привлек ее к себе.
— Дальше пойдем вместе?
Глядя ему в глаза, она легонько кивнула.
— Да.
Сделав широкую «восьмерку», вертолет шел на снижение. Эрсол смотрел сквозь прозрачные стенки и днище машины. Наконец, счастливый, ошеломленный, спрыгнул на траву. Астра села на свое место, и вертолет улетел.
Тем временем из Кызыла в третьем часу пополудни, когда вертолет работал далеко на южных отрогах заснеженного Танну-Ола, в лагерь возвратилась машина. Задача была выполнена. Деньги и ведомость на зарплату, кипа квитанций, пачка писем из Москвы лежали в портфеле. Окаста, разминаясь, прошелся между палаток, покосился в сторону лужка, где стоял выцветший, туго натянутый и плотно застегнутый домик.
«Я все прочту в твоих глазах» — он взглянул на часы.
— Окаста Савельич, вам письмо, — окликнул Корниенко.
— Мне? — уже понимая, рванулся он.
Бросился к себе, выхватил листок из конверта.
Ответ О.В
Портрет писало не твое стило,
Я не сержусь, но истинно ли то,
Что отразилось в мутных зеркалах?
Начертана блистательная внешность,
Удар направлен в уязвимые места,
Но где забыта радость? Где поющие уста?
Где «в сердце холодеющая нежность»?
Полусерьезно и полушутя
Я объявляюсь жизненным банкротом.
Но жизнь трубит ликующие ноты.
Поэт ошибся в схеме бытия.
«Милая — взликовал Окаста. — Не потерпела!»
— Савельич! — заорал из своей палатки Мишка-радист. — Тебе радиограмма! Убойная! Поздравляю!
Окаста вскочил. Такой радиограммы он еще не получал, но ожидал, давно ждал!
— Отменно!
Гул вертолета быстро возрос со стороны долины и погас на поляне. Пилот не стал ждать ни минуты и, высадив Астру, тотчас исчез из виду. Сегодня они перевыполнили все задания.
Астра умылась в ручье. Потом поднялась к столу, налила себе супу, в другую миску положила картофель с мясом, наполнила кружку компотом из голубики. Она была голодна и спокойна. «Судя по машине, Окаста вернулся и сейчас смотрит мне в спину. А я спокойно ем свою картошку».
Он обошел стол и уселся напротив, упершись локтями в тесаные бревнышки. Глаза его смеялись.
— Устала?
— Нарочно нет.
— Зайди, получи деньги и письмо.
— Письмо? — она приподняла бровь.
Он расхохотался.
— Из Москвы, из Москвы, не бойся.
— Нарочно не боюсь.
…Марина сообщала, что родила дочку. Девочку, именины сердца. Здоровенькую, темноглазую. И нарекла Таисией.
Через Мишку-радиста Астра послала поздравление обеим.
«Пора в Москву, — вздохнула, разрисовывая полевой дневник. — К себе, в тихую, еще необжитую обитель, в бурлящую городскую жизнь. Сколько за эти годы было испытаний, душа трудилась, как могла. Что впереди?»
— Астра, — Окаста постучал по шесту палатки. — Разреши войти. Есть разговор.
— Заходите, Окаста Савельевич. Осторожнее, у входа лиловый цветок, это мой дружок.
— Уцелел?!
Поджав ноги, она уселась в самой глубине и прикрылась зеленой шалью. Он разместился у входа.
— Мы с тобой обменялись посланиями, которые я буду хранить всю жизнь. Через две недели меня здесь уже не будет, я уеду в Швецию.
— О-о? — посмотрела она.
— Мне дают институт с пятью такими лабораториями, какая у меня сейчас. Как ученый, я не вправе отказаться. Переговоры шли, но лишь сегодня по рации пришло приглашение. И видишь ли… я не могу не усматривать некой связи с событиями, которые произошли со мной в тайге… Хотя как ученый — не понимаю. Здесь что-то из нравственных пространств. Ты готова меня выслушать? Именно ты?
— Конечно, — серьезно кивнула она.
«Милая, — вновь вздохнул он. — Красивая, изысканная…»
В течение полутора часов Окаста рассказал ей о себе все, почти с самого детства. О диких страхах за кражу, совершенную еще, по-видимому, его пещерным предком — какие-то бирюзовые пластинки из родового тайника, которые снились ему чуть не с младенчества; о несчастьях и ранних смертях, преследовавших мужскую половину его рода. И о том, как недавно в тайге он искупил грех, вызвав его и честно пройдя через огневое душевное горнило.
— Оказывается, грех — подобие сладостного искушения, приятного, как любовь. Зато очищение свершается сквозь пылающие нравственные пороги к себе, на свою сторону.
— Раз и навсегда? — задумчиво, не удивляясь, спросила Астра.
— Если бы так! Это дело всей жизни. И твоей жизни, Астра.
Она не отвечала. Он продолжал.
— Как представляется, ты права в своем писательском предощущении. Но не раньше, как созреешь, дозреешь, почувствуешь, что пора отдавать. Сюжет, как Китеж, встанет сам. Флаг тебе в руки. И знай, мы с тобой похожи. Я это понял в тайге. Чует сердце, мы еще встретимся. Хорошо, по-умному встретимся.
Не добавив ни слова, он ушел. А она надолго задумалась, глядя в приоткрытую дверь на темнеющий небосклон. Прожит еще один полноценный кусок жизни. Принеся свои плоды, он отходит во времени, научив ее тому, чему она сумела научиться. Так? Да, пожалуй.
Астра застегнула палатку, чтобы не налетели ночные мотыльки, засветила огонек и вновь принялась за полевой дневник.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Избегнув чар Сократа
Астра и Кир поженились тою же осенью. Молодая семья уехала в Сибирь, в Лабытнанги. Там родился их сын, Прокофий.
Это было нелегкое время, к счастью, непродолжительное. Нефть была здесь настоящая, промысловая. Через год-другой Кир, сын своего отца, пошел в гору. В деловой среде нефтедобытчиков — русских, немцев, японцев, тех, кто держит в руках ключи и далеко отслеживает продажу «черного золота», он стал своим человеком. Рисковал и любил риск, мотался на вездеходах и вертолетах, со страстью созидал многосторонне-работающий капитал. Астра помогала ему. В их доме имелся мощный американский компьютер, на котором она выстраивала цветные карты и пространственные тела месторождений нефти и газа, сведения для которых получались Киром из первых рук. Это была ценность высокой пробы.
Наконец, вернулись с Москву.
Здесь ждали новости, известные, впрочем, во всех подробностях.
