Роже Гренье - Зеркало вод
Богатым воображением он никогда не отличался. Вернее, ему, как правило, надо было уцепиться за какой-то реальный факт. Так, вспомнив однажды о Мишель, о том, как она появилась в агентстве с модной прической и как встретилась на лестнице с Гувьоном, он стал сочинять историю о большеглазой деревенской девочке с длинными волосами, которая приехала в город, где ее на каждом шагу подстерегают несчастья. Нужда заставила ее поступить в цирк, где ей пришлось расстаться со своими прекрасными волосами.
Теперь она надевает на голову лохматый парик, который вызывает смех у зрителей. Она изображает великосветскую даму. И чем громче хохот в зале, тем больше ей хочется плакать. Но однажды девочка приезжает с цирком в родную деревню. Там она встречается со своим другом детства. Она опять счастлива, и у нее снова красивые длинные волосы.
Сочиняя эту историю, Пьер постоянно спрашивал себя, как сложилась судьба Мишель в огромном городе, готовом поглотить любого. Удалось ли ей вернуть свои длинные волосы?
Весной издатель увез Пьера с собой в Болонью на ежегодную ярмарку детской книги. Этот город, красивый и строгий, живший старыми университетскими традициями, понравился ему — настоящий город-труженик. А вот ярмарка оказалась на удивление скучной… Расхаживая между стендами, Пьер неожиданно столкнулся со старым знакомым, с которым когда-то вместе работал. Поль Визер, высокий мужчина с изможденным лицом — в нем было что-то птичье, — в свое время прослыл чудаком. Он обосновался где-то в глуши, в Бретани, построил мастерские и начал выпускать книжки-игрушки, пытаясь возродить местные ремесла. Раскрываясь, эти книжки превращались в дома, корабли, самолеты, и герои их двигались, как живые. Пьер Буржуа сочинил для него несколько сюжетов. Вечер они решили провести вместе.
Пьер заехал за Полем Визером в отель. В баре, где они договорились встретиться, царили тишина и полумрак. Пьер вошел и в нерешительности остановился у входа. Поль Визер поднялся из глубины кожаного кресла и подал ему знак. Когда Пьер приблизился, он увидел рядом с Полем какую-то женщину. Издатель тут же представил их друг другу, но Пьер не расслышал ее имени. Он сел в кресло. После тяжелого дня, проведенного на ярмарке, у него болела голова, и он думал, чего бы ему выпить для бодрости. И тут знакомая Поля Визера спросила:
— Пьер, ты не узнаешь меня?
Пьер смутился и с изумлением взглянул на нее.
— Мишель?
Да. Это была Мишель. Столько лет прошло… Он извинился, сославшись на головную боль.
— И потом, у меня это какая-то напасть, — сказал он, — я часто не узнаю людей, в особенности женщин. Можно подумать, что они специально меняют свой облик.
— Неужели я так изменилась?
— У тебя были длинные волосы, хотя нет, короткие… Ну да, сначала длинные, а потом короткие.
Наконец-то нашел нечто среднее.
— Какая память!
— Да, на память я не жалуюсь. А вот людей не узнаю. Хуже того, я часто не узнаю старых знакомых, а иной раз бросаюсь к человеку, которого прежде и в глаза не видел.
Ужинали они в городе. Сидя в ярко освещенном зале ресторана, Пьер Буржуа пытался определить, какие отношения были между Полем и Мишель. Вряд ли они жили вместе. Она снимала комнату недалеко от Ботанического сада. А он большей частью живет в Бретани. Возможно даже, женат. Скорее всего, ярмарка в Болонье была для них просто удобным поводом для встречи.
Напрасно Пьер пытался увидеть в сидящей перед ним женщине прежнюю Мишель. В ее речи уже почти не чувствовалось акцепта. Некогда пухлая, соблазнившая своей пышной грудью Гувьона, она стала неузнаваемой. Все теперь было плоским — по последней моде. И глаза изменились. Когда-то большие и серые, полные боли и отчаяния, они стали как будто темнее. Изображая волнение и крайнюю заинтересованность, Мишель слегка округляла глаза, и взгляд ее становился пронзительным и неподвижным. Это выражение появлялось у нее всякий раз, как она хотела изобразить какие-то необычные эмоции: радость при виде Пьера, или удовольствие от вкусного блюда, или восхищение этим городом, который так хорош в апреле…
Эта ее манера пугала Пьера Буржуа.
— Чем ты теперь занимаешься? — спросил он.
— Так, рисую для детского журнала. А вообще всем понемногу — что подвернется.
— Помог бы ей найти место, — подхватил Поль Визер. — Она делала для меня отличные макеты книг. Но, как ты знаешь, я сейчас сижу без денег.
— Надо подумать.
— Мы наверняка встретимся в Париже, — сказала Мишель. — Я верю в судьбу. Мы потеряли друг друга из виду на многие годы и вот свиделись. Держу пари, теперь мы будем встречаться постоянно. — И она добавила, широко раскрыв глаза и слегка переигрывая: — Я так счастлива, что вижу тебя, Пьер!
Он записал ее домашний адрес и телефон.
И действительно, эта встреча оказалась не единственной. Некоторое время спустя Пьер Буржуа столкнулся на улице со своим бывшим университетским однокашником Морисом Ледрю. Он бы его, конечно, не узнал, ибо некогда худенький мальчик стал поперек себя толще, но тот окликнул его сам. Ледрю тяжело дышал, вид у него был такой, будто он изнемогает от бесконечных забот и беготни по городу. Они разговорились. Прежде Ледрю строил планы в области музыкальной критики: собирался писать эссе о дактилических ритмах в фортепьянных произведениях Шуберта или что-то в этом роде. А сейчас писал кое-какие статейки для радио, сочинял тексты, которые печатались на конвертах для пластинок, составлял программы концертов.
— А я несколько лет проработал в рекламе, сейчас пишу книжки для детей, — сказал Пьер.
— Да, тяжело. Приходится много бегать. Ну что ж, в конце концов, каждый живет, как может. Что ни говори, тексты для пластинок тоже доходная статья, — вдруг рассмеялся Ледрю.
Друзья зашли выпить по рюмочке.
— Послушай, ты пишешь для детей, — сказал Ледрю, — надо полагать, тебе будет интересно познакомиться с человеком, который занимается тем же. Это будет полезно для вас обоих.
Морис предложил пообедать вместе. Пьер пришел в ресторан первым и уселся за столик, наблюдая за входом. Вскоре в дверях появился запыхавшийся Ледрю. С ним была Мишель. Пьер поднялся им навстречу. Ледрю представил их друг другу.
— Кажется, мы уже знакомы, — улыбнулась Мишель. — Причем очень давно, еще со времен работы в рекламном агентстве.
— А вы-то как познакомились? — спросил Пьер.
— Мишель делала рисунки на конвертах для пластинок.
— Я и не знал, что ты увлекаешься музыкой.
— В самом деле, когда-то мы называли друг друга на «ты». И ты не знал, что я увлекаюсь музыкой? Слышишь, Морис?
Когда подали кофр, Мишель стала тихонько напевать песню Малера «В полночь», и толстяк Ледрю подхватил мелодию. Песня, видимо, была им хорошо знакома, и оба испытывали удовольствие от этого пения дуэтом, которое время от времени прерывалось восторженными возгласами. «До чего же противны иногда эти меломаны. Просто голову потеряли от счастья! — подумал Пьер. — Впрочем, что это со мной?» Слушая их пение и реплики, которыми они обменивались, он подумал, что эту парочку, судя по всему, связывают более чем дружеские отношения. Видимо, Ледрю сменил Поля Визера. Хорошо хоть он не завел разговор о Болонье! Он вообще-то не отличался сообразительностью, но на этот раз не сплоховал.
Два месяца спустя, проходя мимо «Двух Маго», Пьер увидел сидящих на террасе Мишель и Поля Визера. Он хотел сделать вид, будто не заметил их, но Мишель окликнула его. Пришлось остановиться и изобразить удивление.
— Ну как дела? Вы так и не виделись после Болоньи? — спросила она.
— Да, ведь ты хотел встретиться с ней в Париже и подыскать ей работу, — подхватил Визер.
— Не удалось.
Они просидели в «Двух Маго» весь вечер. И вдруг ни с того ни с сего Пьер Буржуа спросил:
— Ты помнишь Гувьона?
— Конечно.
— Он умер.
— Подумать только….
А в следующий раз он встретил ее с Ледрю в Доме радио. Они искали студию «Музыкальная Франция», чтобы записать какой-то текст на пленку.
С тех пор он виделся с ней почти каждый день — то в какой-нибудь редакции, то на литературном вечере, то в кинотеатре на левом берегу Сены. Она была либо с Визером, либо с Ледрю, а иногда одна. Фортуна так и не, улыбнулась ей. Она по-прежнему рисовала для детских журналов. Когда Пьер встречал ее одну, она охотно болтала с ним о своих знакомых — как об одном, так и о другом, не касаясь, однако, отношений, которые связывали ее с ними. «Да и к чему, собственно, объяснять что-либо?» — спрашивал себя Пьер. Зато из ее рассказов он узнал, что у издателя дела идут из рук вон плохо. Ледрю тоже выбивался из сил, работая ночи напролет над грошовыми статейками, за которые к тому же с трудом выбивал гонорар.
— Вам надо чаще встречаться, — говорила она. — Он тебя очень любит. Не знал? Ты мог бы ему помочь.
