Николай Шипилов - Остров Инобыль. Роман-катастрофа
— Та-а-анки! — весело закричал впередсмотрящий цыганенок. — Где-то рыщут танки!
— Иди, Сигалов, скажи Чубу, чтоб держали подствольники наготове.
— Я пошути-ил! — сказал из-под облаков цыганенок.
Где-то в середине колонны шел, как шелковый, Юз Змиевич. Он шел и думал: да! да! нет в жизни счастья, как верно заметили урки. Но, как заметил Юз, в ней есть блестки радости. А на краю гибели радость становится счастьем.
Он изловчился и ущипнул идущую рядом Наташу за бок.
41
Бронированная коробка с названием «боевая машина пехоты» появилась в шестидесятые годы. С ее помощью пехота взаимодействует с танками в общевойсковом бою. Те бронетранспортеры, что были до того, скорее годились на роль «такси для поля боя» со своим немощным бортовым вооружением. Оно слабо прикрывало спешившихся стрелков. Броня берегла их от пуль и небольших осколков, но проходимость и подвижность машины уступали танковым.
Первая советская БМП-1 шестидесятых годов мощно оснащена против танков и самолетов тактической авиации. Лобовому листу придан большой угол наклона. У нее мощное бизонье сердце — двигатель, и не боящееся ни холода, ни жары шасси полярного вездехода. Машина легко несет навесную броню, что и делалось уже в Афганистане. Моторное отделение расположено не в носу, как обычно, а в корме, по-танковому. Стал лучше обзор для маневра механика-водителя. Стало удобней находиться внутри машины, вес которой равномернее распределяется по ее длине. Но стала и более опасна высадка пехоты. Множество тонкого и умного оружия утяжелило вес машины и увеличило башню. Затруднен, мягко говоря, переход механика-водителя и двух солдат в десантное отделение. Из подбитой машины им придется выбираться только через верх и под обстрелом. Своя броня недостаточна, из трансмиссии упрямо течет масло. Полярное шасси осложняет походный ремонт, а починка корпуса не получится без особого оборудования.
Но войны делаются не для того, чтобы беречь людей. Войны — для их истребления. Наши герои погибали, до последнего дыханья стремясь спасти дорогую машину. Солдатик-то все из рабочих, да из крестьян, да из сирот, ему себя не жаль. И никому его не жаль. Умная техника дороже.
И мотор уже не прикрывает людей спереди в случае прямого попадания снаряда туда, в центр, где сидит, слившись с машиной, механик-водитель. Рядом с ним два десантника. За ними, в боевом отделении, в башне, находятся оператор-наводчик и командир. В десантном же, на складных сиденьях сачкуют до поры пять стрелков. Приходит час — они высаживаются через двери в корме. Для этого крышу моторного отделения понизили и образовали подобие туннеля с двухстворчатой дверью сзади и прямоугольными люками сверху. В них проделано по круглому отверстию. Еще два люка с откидными крышками есть в башне и на корпусе — для механика-водителя и десантников.
Но пришло время потопа и время сказать о плавучести машины. Ее обеспечивает водоизмещающий корпус. Движителем же на плаву служат два водомета или перематывающиеся гусеницы. Перед входом в воду экипаж устанавливает воздухозаборную трубу и поднимает носовой волноотбойный щит.
Такая байда может работать вместо танка. Зачем? Дело простое. Вес бронекоробки сжат до двадцати тонн и соответствует силе армейского вертолета Ми-26. Кроме того, коробку можно сбрасывать под парашютом на платформе. Она не заменяет боевые машины десанта, но сестринская схожесть их не случайна. Обе они сеют панику и смерть на флангах и в тылу противника.
Вот такая бронечерепашка национальной гвардии [20] двигалась мрачной поверхностью взбунтовавшихся вод.
— Уже сколько лет, епона мать, космос говорит нам: на вас, братцы, летит Млечный путь! И не как-нибудь там летит, как… как непонятно что, а со скоростью света! — говорил майор Лаппо механику-водителю. — Однако люди у нас, сержант, лысеют, но не умнеют. Толстеют, но не поправляются. Любят, но поесть. Имеют уши, но не слышат.
— Ой, ща заплачу, товарищ майор!
Сержант гнал машину строго на запад, изредка скашивая взгляд куда-то к округлому животу майора Лаппо и как бы пытаясь уловить в свою ушную раковину тревожащий его водительское спокойствие посторонний звук.
— Космограммы планет нашей Галактики, сержант Исполатов, если их наложить на зодиакальные карты положения Земли относительно этих планет, уже давно говорят о глобальных изменениях в будущем мире…
— Положительных? — поинтересовался сержант.
— Да!
— Тогда положите, товарищ майор, спичечный коробок куда подальше! И, если надо что-нибудь крутить в руках, возьмите в кармашке зажигалку. У меня вот есть что крутить! Я и кручу. Коту глазунью…
Бывший суворовец майор Лаппо служил в демократической национальной гвардии, как бы ни хотелось ему двинуть салаге в скулу за такой тон, он лишь глянул на эту скулу и любознательно прищурился:
— А в чем дело, сержант?
— Да вы по спичечному коробку выстукиваете какую-то дуду, а я думаю — это коробка передач стучит!..
Майор взял в нагрудном кармашке сержантского бронежилета «зиппо», чиркнул кресалом, прикурив по сигарете себе и сержанту.
— Где достал такую? — понюхал он любимый запах хорошего бензина.
— Немножко родины продал и купил. Это не задача,— отвечал смышленый сержант Исполатов.
Всему есть предел. Опасная развязность сержанта взорвала терпение командира.
Майор Лаппо умел рявкнуть и рявкнул:
— Правей держи! Смотри, епона мать, куда рулишь-то!
Сержант на всякий случай сотворил невинное лицо. Посмотреть на него — комсомольский вожак из средней школы. Он справедливо заметил:
— Да ведь, товарищ майор, тут куда ни рули — утопия! Кругом вода, товарищ майор!
— А то, понимаешь, родины кусочек он продал! Трибунала захотелось?
— Да какой трибунал-то, това-а-рищ командир! Что может продать рядовой сержант? Вот соляра кончится — и ханга! Только и сбулькаем: бульк-бульк! Знаете, какой звук слышит последним утопленник? Вот это самое «бульк!» Так что срываем погоны, чтоб легче плыть, и к Северному полюсу… Или куда?..
— На кудыкину гору…
— Так я и рулю на гору!
— Идем строго на запад, на Москву, сержант! Мне семью спасать надо.
И снова сержант намекал:
— Семь лет невестка сучку кормила, да все не знала, что у той хвоста нет!
— О какой вы сучке, сержант? Какая еще невестка?..
— Семьей в гарнизоне жить надо было. Вон капитан Судников, — сержант кивнул на тыл, в фарватер, — сам там и семья при нем. А ваша — в Москве. Где она сейчас та Москва со всеми ее штабами? Соляра вот кончится, так…
— Заткнись… Знай свое дело… — устало попросил майор Лаппо. — И если я усну, то держи курс, как приказано.
— А может, зайдем на холмик-то, товарищ майор? Ну? Куда идти гусю в пустыне? А там люди, барышни! А у меня еще ни одной девушки ведь не было — а, товарищ майор! Вон же на холме слева — видите? — населенный пункт! А мы — сила! У нас еще две машины в хвосте, и больше никого на всей земле! Не кайф ли, товарищ майор!..
Майор помалкивал, сделав уже не один добрый глоток из походной фляжки. Он только бровями шевельнул, намереваясь разлепить отягченные дремотой веки, но тщетно.
Сержант терзал рацию:
— Второй, Второй! Я — Первый. Прием? Тишина, товарищ майор!
— Так не бывает, — угрюмо сказал майор. — Это автономное средство связи!
— Ну как же не бывает, товарищ майор! Вот я, вот вы, вот оно, средство связи. Где связь? Какие-то помехи работают, товарищ майор!
И сержант Исполатов сквозь стиснутые зубы яростно запел:
— Бр-р-рэня кр-рэпкэ и тэнык-э-э нэш-э-э бэстэр-р-рэ!..
Он повел колонну к холму.
Он словно предчувствовал шальной воровской фарт, и ему было страшно и весело:из девяноста девяти человек роты после атаки двух неизвестных штурмовиков потонули с экипажами командирская машина, бронетягач и БМП сержанта Володькина. Остались в живых тридцать один человек — взвод на трех бронемашинах. Из них два офицера — командир взвода старший лейтенант Пуговкин и командир роты Лаппо, которого вытащил из-под огня рядовой Бесфамильный. Вот он сидит рядом, полураздетый и прикрытый сухими камуфляжными куртками. И девятнадцатилетнему сержанту Исполатову кажется, что он старее и умудреннее своего сорокалетнего командира.
42
Майору Лаппо снится бабушка.
Она качает мальчугана на теплых своих коленях.
Маленький майор теребит бабушкин крестик, просунув ручонку в распахнувшийся воротник ее кофточки. За окнами барака, над сиреневыми забайкальскими снегами, свистит култук. Утро. Сейчас бабушка промоет глаза Митеньки утрешнею его мочой. Потом тихонько соберет с его заплывших золотушной коростой ресниц ночную корку и станет мыть внучка в жестяной бадье, говоря:
