Тама Яновиц - На прибрежье Гитчи-Гюми
– Подумай до завтра, – сказала я.
13
Саймон оставил меня в коляске в вестибюле. Настроение у меня было паршивое. В кои-то веки я получила приглашение от очаровательного мужчины, но принять его не могла. А вдруг он до завтра обо мне забудет? Или до него доберется Мариэтта… Вскоре появился Фред. Я решила, что надо его немного наказать – за то, что из-за него я терплю такие муки.
Он переоделся в джинсы, остроносые кожаные сапоги, черную футболку и толстое твидовое полупальто – такие носили где-то в пятидесятых. Вынуждена признаться, выглядел он поприличнее, чем прежде, хотя, если разобраться, мужчина в форме всегда сексуальнее, даже если форма из синтетики.
Он уставился на меня.
– Что ты делаешь в инвалидной коляске? – спросил он встревоженно.
– Ничего, – сказала я. – Ты что, боишься калек?
– Если уж я решил провести с тобой вечер, будь добра, постарайся быть поприветливее, – сказал он. – Не думай, что делаешь мне одолжение.
– Хорошо, буду поприветливее.
– Куда ты хочешь пойти поужинать? – спросил он уже поспокойнее.
– Все равно, – пожала плечами я.
– Как насчет «Рампернугиз»?
– Никаких возражений.
Мне не хотелось признаваться, что я там не бывала, и вообще, насколько помню, нигде, кроме как в «Минни-ваве» и «Трубке мира», никогда не ужинала.
Я вылезла из коляски и пошла за ним к машине. Она была новая, белая, а салон черный.
– Вытри ноги и садись, – сказал он.
– Тоже мне, чистюля нашелся!
– Помолчи, а? Машина новая, и я не хочу, чтобы ее пачкали, вот и все.
Он внезапно наклонился и поцеловал меня. Я бы закричала и дала ему пощечину, только у меня вдруг все поплыло перед глазами. Едва он до меня дотронулся, меня так и повело. Со мной произошло все то, что должно происходить с человеком, когда его целуют. Я забыла, где я, превратилась в беспозвоночное, в простейший организм, и мне открылись все прелести существования медузы или амебы, плавающей в бескрайних водах первозданного океана. Наконец мы перестали целоваться, он подмигнул мне, откинулся на спинку сиденья и включил зажигание.
– Не смей больше этого делать, кретин, – сказала я.
– Как скажешь, – ответил он и выехал со стоянки.
Я опустила козырек на ветровом стекле, чтобы проверить, есть ли там зеркальце. Мариэтта оставила в кармане юбки губную помаду.
– Кто охраняет Эдварда? – спросила я, стараясь говорить так, будто ничего особенного не произошло.
– Два дежурных констебля. Чего это ты спрашиваешь?
– Просто любопытно, – огрызнулась я.
Я заказала блюдо дня, говяжий стейк, и бренди «Александер». Его подали с вишенкой. Фред ничего не сказал, хоть я и несовершеннолетняя. Стейк был изумительный – толстый, нежнейший, с кровью. Вкусно было удивительно, но я твердо решила, когда ужин закончится, стать вегетарианкой. Не хочу, чтобы меня покупали за кусок мяса.
– Недурно, – сказала я. – Спасибо за ужин. Да, я говорила тебе, что собираюсь перебраться в Лос-Анджелес?
– Правда? – Он по-прежнему глупо улыбался. Зубы у него были ослепительно белые, как у молодого хищника – волка, росомахи или койота.
– Да, – ответила я рассеянно. – Мы с братом уезжаем через несколько недель.
– В Лос-Анджелесе здорово, – сказал он. – Может, я тоже туда перееду.
– Ни за что! – сказала я.
– Это большой город, – сказал он. – Ты мне помешать не сможешь. Полицейские везде нужны.
– А почему ты решил стать именно полицейским? – вежливо спросила я. Стейк как-никак стоил тринадцать долларов девяносто пять центов.
– Семейная традиция.
– У тебя есть хобби, увлечения какие-нибудь?
– Да, конечно, – сказал он. – Тебе-то что до того?
– Я поддерживаю беседу, – сказала я. – Если не хочешь, можешь не отвечать.
– Мух дрессирую, – сказал он.
– Как интересно!
– Да пошла ты, – сказал он. – Знаешь, почему я не хочу отвечать? Потому, что ты, что бы я ни сказал, все равно будешь надо мной издеваться.
– Один ноль в твою пользу, – сказала я.
В машине мы снова начали целоваться.
– Давай пойдем до самого конца, – предложила я.
– Нет. Я не из таких.
Вдруг я поняла, на какой опасный путь становлюсь. Неизвестно, по какой причине амур пустил свою стрелу именно в тот момент, когда я целовалась с полицейским. Амур – злобный мальчишка, и стрелы свои рассылает себе на забаву, иначе уж я бы ему объяснила, что в мои планы это не входит и я не позволю сделать из себя жертву напитанного ядом острия! По неизвестным мне причинам тело мое стремилось к Фреду, но разум стоял на страже, и лишь он один мог вытащить меня из этой западни.
– Ты знаешь, как спариваются осьминоги? – спросила я. – Самец-осьминог подготавливает самку, массируя ее щупальцем. Оба приходят в такое возбуждение, что становятся багрового цвета. Когда самец решает, что самка готова, он лезет к себе в пасть, вытаскивает пакетики со спермой и запихивает их в партнершу. Осложняется все тем, что сует он их ей в глотку. Поэтому, решив, что самец хочет ее задушить, самка пытается его убить.
– Странная ты какая-то, – сказал Фред. – Как ты можешь такое рассказывать?
– Ты, наверное, прав. Себя ты странным не считаешь – значит, странная я. Если трахаться не хочешь, вези меня домой.
– Может, в кино сходим? – сказал Фред.
– Издеваешься, да? – холодно ответила я.
– Мне показалось, что у нас с тобой что-то получается, – сказал он. – Просто я пока что не готов с тобой спать. Я бы предпочел романтические отношения. Может, я в тебя влюблен по-настоящему и не хочу, чтобы над моими чувствами смеялись. Я думал… думал, мы сначала узнаем друг друга поближе.
– Да с тобой и поговорить особо не о чем!
– Я знаю, как спариваются одноклеточные зеленые водоросли, – сказал он.
– Правда? – спросила я недоверчиво.
– Их во всех прудах полно. Так вот, две водоросли одного размера сливаются друг с другом. Это тоже секс, только у них нет ни самца, ни самки.
– Да? Ни самца, ни самки? Что ж, интересная история. Ладно, вези меня домой.
– Я тебя не понимаю. Разве мы не можем просто встречаться? Мне бы хотелось узнавать тебя постепенно.
– Ну, понятно, – хмыкнула я. – Я отлично вижу, что ты настроен на серьезные отношения, только ничего из этого не получится.
Мне самой было противно говорить такие гадости, но меня пугало, что тело мое словно сошло с ума, что оно готово пуститься во все тяжкие, готово отвергнуть английского лорда и сделать своим избранником полицейского, который никогда не разбогатеет и которого запросто может пристрелить какой-нибудь подонок вроде жениха моей мамочки. Мне надо во что бы то ни стало выбраться из этой дыры, а если я к нему привяжусь, то останусь тут на веки вечные.
Он словно окаменел и домой меня вез молча.
– Если тебе так уж не терпится заняться любовью, могу снять номер в «Холидей Инн», – сказал он наконец.
– Обдумай это хорошенько, – сказала я обиженно. – Я не хочу, чтобы ты считал, будто тебя к этому вынудили. Пересплю с тобой, так ты вообще от меня не отлипнешь. Да, пожалуй, ты прав, делать этого не стоит.
– Мод, я должен тебе кое-что сказать.
– Что?
– Про дружка твоей матери. Прошу тебя, предупреди ее, что он очень плохой человек. Если ты не возражаешь, я как-нибудь позвоню или заеду. Хочу убедиться, что у вас все в порядке.
Я открыла дверцу. В свете фар было видно, что лужи подернулись льдом, белым и хрустким, а замерзшая грязь походила на шоколадную глазурь. Где-то у озера сдавленно ухала сова, охотящаяся на мышей. Шелестела на ветру дубовая листва.
– Можешь заезжать и без предлога, – сказала я. – Может, моей сестре захочется романтических отношений. Или маме. – Я поднялась по ступенькам, а он так и сидел в машине, глядя прямо перед собой.
– Смотрите-ка, кто пришел! – сказала мамочка. – Ты еще не забеременела?
– И не собираюсь, – сказала я. – Я не из таких.
– А я бы родила еще ребеночка, – сказала она. – Хотя в сорок пять, пожалуй, и поздновато.
– Ой, мам, только не это! – сказал Теодор, поправляя галстук-бабочку. – Никто не видел мою тушь?
– Возьми мою, – предложила я.
– У меня гипоаллергенная. И вообще, не люблю пользоваться чужой косметикой, тем более что твоя тушь давно засохла.
– По-моему, мужчина с накрашенными ресницами выглядит отвратительно, – сказала я.
– Старомодно мыслишь, – сказал Теодор. – И откуда столько сексизма? Я только чуточку подкрашиваю кончики. Ты что, серьезно считаешь, что я похож на голубого?
– Ты куда-то собираешься, Теодор? – спросила я.
– Возможно.
– Здесь же некуда пойти. А что тут за вещи разбросаны?
– Я отбираю, что взять в Лос-Анджелес.
– О чем это ты?
– Я тоже решил ехать. Впрочем, вполне возможно, в последний момент и передумаю.
– Когда-то мы с Эдвардом сделали отличного ребеночка, – сказала мамочка. – Интересно, а невестам разрешены свидания с заключенными?
