Алексей Слаповский - Победительница
– Пусти, я сама.
– Вот так-то лучше! – вскрикнул Павлик и, сползя с меня, начал торопливо раздеваться.
Я же не спешила. Я смотрела на него насмешливо, холодно. И сказала:
– Только у тебя ничего не получится.
– Посмотрим! – спешил он.
И приступил ко мне опять.
Но я оказалась права: его старания, его возня были бесплотны. Он злился и чего-то от меня требовал, чего я не могла и не хотела делать. Наконец он уморил себя и сказал:
– Черт. Первый раз в жизни. Пустяки, наверстаем.
Но наверстывать не стал, а, как я потом узнала, вернувшись в Москву, тут же помчался к сексопатологу. Тот побеседовал с ним, каким-то образом проверил его реакции и сказал, что всё в порядке. Павлик отправился к одной из своих подруг, где убедился в правоте доктора. Естественно, он опять попытался совершить со мной то, что ему не удалось. И опять он претерпел неудачу. Спросил ненавидящим голосом:
– Ты гипнотизируешь, что ли?
– Думай как знаешь, – ответила я, мудро поняв, что именно нужно сказать, – но у тебя ничего со мной не выйдет. А будешь приставать дальше, не выйдет и с другими.
– Я тебя тогда убью, – пообещал Павлик.
И больше никогда не домогался меня, а обо мне стали распространяться противоречивые слухи. Ктото говорил, что я будто бы одним взглядом или поворотом бедра делаю любого мужчину могучим. А ктото – что я теми же самыми средствами делаю любого мужчину бессильным.
В результате Павлик ушел от меня, со мной стали работать другие люди, преимущественно женщины.
Ты, наверное, удивишься, Володечка: сколько хлопот из-за таких пустяков! Но в то время это были не пустяки. Да и не только в то время. В определенном смысле забота мужчин о доказательствах своей потенции и демонстрация ее, прямая или сублимированная, создали человеческую историю. Проходили века и тысячелетия, а мужчины продолжали назойливо думать о том, как демонстрировать изо дня в день свою половую мощь. Отсутствие возможности реализовать ее естественным образом приводило к таким массовым психозам, как крестовые походы. С наступлением цивилизованных времен мужчина чувствовал себя даже социально обязанным хотеть женщину, пусть при этом он ее не хотел. Мужчина был врагом женщины по нескольким причинам: 1. Он ненавидел ее за то, что не мог без нее обойтись. 2. Он был обижен, что женщина, в отличие от него, всегда готова к совокупности (так ему казалось). 3. Он злился на женщину, как двоечник злится на учительницу, которой постоянно сдает один и тот же экзамен. 4. Ему досаждала своя роль обязательно активной стороны, и даже когда ему говорили сами женщины, что от него ничего не ждут, он был уверен, что это ложь. 5. Поэтому, будучи в роли хозяина жизни, воина, пахаря и (того, кто стучит по раскаленному железу), он понимал, что на самом деле раб, достойный презрения и осмеяния.
Это не я так считаю, Володечка, это мне запомнилось кое-что из теоретических знаний на эту тему, хотя я не со всем согласна.
Очевидно одно: тысячи лет мужчина имел золотую мечту быть всегда готовым. Существовали средства стимуляции, в конце двадцатого века появились всяческие лекарства, но настоящая революция произошла тогда, когда изобрели энцефалоэректор, который позволил любому мужчине после небольшой имплантации в заушной области управлять своей сексуальной готовностью так, как ему вздумается.
Миллионы мужчин, конечно же, согласились на эту операцию. Это было социальным переворотом, сравнимым с изобретением... колеса или Интернета... или атомной бомбы, если не посильнее... Даже не знаю, с чем сравнить. Настала пора какого-то повального сумасшествия, результатом чего стало то, что мужская половина человечества буквально за год-два превратилась в стадо анемичных истощенных субъектов, ничего не желающих – ни работать, ни развлекаться, ни совокупляться. Это привело к пандемии алкоголизма и наркомании. Пришлось повсеместно принимать меры по реимплантации энцефалоэректора (на что мужчины поначалу пошли охотно), но долго еще существовал нелегальный бизнес по изготовлению и контрабандной продаже этих аппаратов. Постепенно всё пришло в прежнюю норму. Так в очередной раз люди убедились, что ценится лишь то, чего немного и не автоматически. Почему дорогим всегда было золото? Его мало. Аналогично с красивыми женщинами, талантливыми людьми и всем остальным, что не на каждом углу. Доступное всем золото обесценивается. Доступная всем и каждому в любую секунду потенция чуть не привела к поголовной импотенции.
Но хватит об этом. Мне даже и неприлично – в мои годы. Но вспомнилась молодость, вспомнилось реализованное и упущенное. Хотя, может, упущенное как раз и спасало меня и людей вообще, а реализованное погубило...
Я перевелась в Московский университет иностранных языков, выполнила почти все обязательства по контракту и могла наконец заняться тем, что в те годы называли странным словосочетанием «личная жизнь» – будто вся жизнь человека не есть его личная жизнь, даже если он служит обществу. Мама вернулась в Саратов с Денисом, за которым надо было смотреть, в Москву она отказалась переезжать – опасалась, что столица испортит Дениса.
Я была еще недопользованной новостью, у меня еще брали интервью, меня приглашали на различные московские мероприятия, но я уже поняла, что всего лишь одна из многих, ибо Москва была буквально набита блистательными девушками со всей страны. Фуршетясь на многочисленных party, я встретилась и обзнакомилась с огромным количеством знаменитостей, деятелей культуры, литературы, спорта, политики, бизнеса, средств массовой информации. Достаточно сказать, что я была общена с Михаилом Задорновым, Константином Эрнстом, Аленой Водонаевой, Владиславом Сурковым, Артемием Лебедевым, Димой Биланом, Анной Семенович, Владимиром Жириновским, Анфисой Чеховой, Ксенией Собчак, Оксаной Робски, Сергеем Зверевым, Евгением Гришковцом, Максимом Галкиным, Олегом Дерипаской, Романом Абрамовичем, Федором Бондарчуком, Владимиром Соловьевым, Александром Гордоном, Дарьей Донцовой, Татьяной Толстой, Александром Прохановым, Павлом Волей, Виктором Ерофеевым, Никасом Сафроновым62 и многими, многими другими, имен которых уже не припомню, – удивительно, что эти-то люди вспомнились, причем легко, будто вчера с ними общалась.
Но я ни с кем из них не подружилась. У меня были другие цели: продолжать учебу, которая меня сильно и искренно увлекала. Мир книг и знаний был мне не менее интересен мира людей, если не более, потому что на людей аллергия у меня продолжалась, а на книги и знания ее не было.
Из-за патриархальной тогдашней неторопливости, из-за того, что время не ценили, ибо его всё равно мало, по улицам тогдашние московцы ездили очень медленно, но мне приходилось передвигаться на авто, я не хотела в метро узнавания, из-за которого ни одна мало-мальски знаменитая известность там не могла ездить спокойно. Варварские обычаи того времени позволяли любому человеку не просто приблизиться к другому без его разрешения, но даже заговорить с ним и даже, Володечка, потрогать, как дети трогают из-за решетки какого-нибудь жирафа в зоопарке. Жираф – это млекопитающее животное, пятнистое и с длинной шеей. Зоопарк – место, где собирают много животных для показа людям. То есть – собирали. Когда были зоопарки и когда были жирафы... Я опять почему-то плачу, Володенька...
Еще была привычка выпрашивать самопис знаменитости, то есть графическое изображение его имени, начертанное им самим. Этот самопис не имел абсолютно никакого значения для того, кто выпросил его, кроме единственного – показать кому-то и сказать: «Вот, у меня это есть!» – с таким видом, с каким горделивые индейские дикари показывали соплеменникам коготь орла на шее, как доказательство, что они его убили.
Да и атмосфера метро, эти запахи сотен людей, невидимый, но густой бульон их перемешавшихся дыханий...
Но однажды мой кар намертво встал из-за поломки, я вызвонила свой сервис, они обещали приехать только через два часа, а мне нужно было спешить на доклад, который я должна была делать в университете преподавателю и соученикам. Я не хотела опоздать или не прийти, я всегда была человек долга, поэтому, оставив машину (у служащих из моего сервиса были запасные ключи), я спустилась в метро, где не была со школьного возраста. Меня потрясла станция метро, которая была красива и просторна. Сводчатый потолок, мрамор или гранит на стенах, а главное – я представила, что это колоссальное подземелье находится на глубине нескольких десятков метров, я почувствовала эти десятки метров земной толщи. Как прекрасно, что люди сумели это сделать, выкопать и станции, и тоннели, создать целый подземный город! На меня всегда впечатлительно действовала мощь людей, которые, однако, сделав что-то грандиозное, тут же забывают об этом и относятся как к чему-то заурядному. В каком все были восторге, когда космический корабль с тремя астронавтами на борту летал на Марс и обратно: эпохальное событие для человечества, новые горизонты... А лет через пять никто уже не вспоминал: ну, слетали и слетали, тоже событие. Говорят, с первыми полетами в космос и посещением Луны было точно так же: сначала восторг, потом привыкание, забвение.
