Люциус Шепард - Кольт полковника Резерфорда
Невзирая на этот протест, полковник откинул сетку, присел на край постели и негромко, словно боясь ее потревожить, произнес: «Я хочу быть с тобой». Голос его дрожал от волнения. Сьюзен зажмурила глаза:
– Ради бога...
– Я больше так не могу, Сьюзен, – продолжил он. – Я люблю тебя, ты мне необходима.
Она изменила положение книги так, чтобы прикрыть ею свою грудь, и медленно покачала головой.
– Нам надо продвигаться вперед, – сказал он. – Я признаю, что был к тебе невнимателен...
– Невнимателен? – У нее вырвался судорожный смешок. – Ты полагаешь, что был невнимателен?
– Да, – сказал он. – Невнимание лежит в основе всего. Это оно, невнимание, породило... – ему потребовалось немалое усилие для того, чтобы выдавить из себя это слово как болезненное напоминание о прошлом, – жестокость. Да, я признаю, что поступал жестоко. Я долго не мог понять причину такого поведения, и только сейчас до меня дошло, что я тебя боялся.
Она посмотрела на него удивленно и недоверчиво: губы полуоткрыты, в голубых глазах странный блеск. У полковника сложилось впечатление, что она его не узнает или – на что он очень надеялся – видит его в новом, неожиданном для нее свете.
– Я всегда был чересчур сдержанным, – сказал он, опустив голову. – Я боялся... сближения, думал, ты перестанешь меня уважать, если не будешь видеть во мне Полковника Резерфорда. – Он произнес звание как имя собственное. – И еще я боялся, что, однажды выбравшись из этой оболочки, я уже не смогу в нее вернуться и потеряю уважение окружающих. – Он сжал руку в кулак и приложил его к своему виску. – Мне больно об этом думать. Как я мог так высоко ценить столь жалкое сокровище – чье-то там уважение? Сейчас оно для меня ничего не значит. Все, что мне нужно, – это твое прощение и твоя любовь.
При слове «любовь» удивленное выражение ее лица сменилось каменной маской.
– Я тебя ненавижу! – сказала она свирепым ведьмовским шепотом. – И как только ты смеешь подходить ко мне с такими речами?! О боже!
У полковника сдавило грудь, в глазах поплыли полосы тумана, но он взял себя в руки и сказал:
– Хорошо. Если ты меня ненавидишь... возьми. – Он вынул кольт из кобуры и положил его на постель. – Возьми и прикончи меня. Я больше так жить не могу.
Долгую минуту она с вожделением смотрела на кольт; потом подняла взгляд на полковника и снова перевела его на оружие.
– Бери, – сказал он.
Лицо Сьюзен дрогнуло, а затем исказилось гримасой ужаса, и полковник догадался, что она узнала в кольте тот самый пистолет, из которого был застрелен Карраскел.
– Ну же... – Он взял кольт и приставил его дулом к своей груди. – Тебе осталось только нажать на спуск, это совсем не трудно.
Пальцы ее правой руки, лежавшей на обложке книги, конвульсивно согнулись, и полковник с тревогой подумал, что она может и в самом деле принять его жертву; однако она не дотронулась до пистолета и резко отвернула голову, так что он не мог видеть ее лицо.
Он положил кольт на ночной столик, придвинулся и навис над нею, упершись правой рукой в постель рядом с ее талией.
– Надо как-то жить дальше, Сьюзен, – сказал он. – Это не может продолжаться вечно.
Он осторожно наклонился и поцеловал ее в шею. Она замерла. Все так же осторожно он отнял у нее книгу и переместил ее на столик. Он поцеловал ее в подбородок, уловив подавленный вздох, и распустил пояс шелкового халата. Она не отвечала на его поцелуи и прикосновения, но и не сопротивлялась, – на большее он пока и не рассчитывал. Медленно и нежно он побудил ее уступить, и когда он опустился на постель меж ее ног и почувствовал, как плоть ее подается под его напором, полковник испытал необычайное, ни с чем не сравнимое и до сего момента ни разу им не испытанное наслаждение.
* * *За исключением пластиковой бейсбольной биты, выглядывавшей из-под дивана, общая комната в домике-трейлере мисс Сноу не имела признаков места, в котором течет повседневная жизнь. Везде идеальная чистота и порядок, каждая вещь на своем месте, аккуратный ряд клетчатых подушек на бирюзового цвета диване, россыпь журналов на журнальном столике – ни дать ни взять картинка из рекламного буклета, правда, делая скидку на разномастную мебель, скорее всего поступившую с уличных распродаж, и аляповатые гобелены на обшитых крашеной фанерой стенах, своим появлением здесь явно обязанные бросовым ценам универмагов сети «Кей-Март»: тигр, под багровым небом крадущийся через золотисто-черные джунгли; Христос, в электрошоковых корчах умирающий за людские грехи; и – что-то новенькое – Джон Леннон в позе доброго ангела, но без крылышек. На мисс Сноу было розовое в мелкий белый цветочек домашнее платье с вырезом, чуть-чуть не достигавшим ложбинки на груди. От нее и пахло цветами, вернее, цветочной водой. Предложив Джимми сесть, она пристроилась на другом конце дивана. – Если бы я знала, что вы приедете, я бы съездила в магазин, – сказала она. – А сейчас я могу предложить только сок и... – она виновато улыбнулась, – порошковый лимонад.
– Спасибо, ничего не нужно, – сказал Джимми, снимая шляпу.
– Дайте ее мне.
Прежде чем он успел возразить, она завладела шляпой и прошла через комнату, чтобы поместить ее на длинный стол, отделявший это помещение от кухни. Приятно было посмотреть на то, как она ходит. Быстро и плавно. Розовое платье покачивалось в такт движениям бедер. Она села на прежнее место и улыбнулась Джимми:
– У вас для меня есть какие-то новости? Джимми как раз отвлекся, разглядывая две пряди темных волос, которые на манер бакенбард спускались вдоль ее щек, и поэтому несколько затянул с ответом.
– Да, – сказал он, – кое-что есть.
Она приняла позу заинтересованного ожидания: прямая спина, плотно сдвинутые колени, сплетенные пальцы рук.
– Профессор предложил за кольт семь тысяч, – сказал он. – Борчард поднял до семи с половиной.
– Семь тысяч – это было бы... – мисс Сноу воздела глаза к небесам, то бишь к потолку, и вздохнула, – чудесно.
– Не забывайте, сюда входят и мои комиссионные. За вычетом двадцати процентов ваша доля составит пять шестьсот.
– И все равно это больше, чем я надеялась получить, – сказала она твердо.
– Торги еще не окончены. Если я правильно поведу игру, профессора можно будет дотянуть до восьми тысяч. Это даст вам еще восемьсот долларов.
Она прижала руку к груди, словно сдерживая биение сердца; Джимми отметил про себя этот жест.
– Я должна вас поблагодарить, мистер... – Она склонила голову набок и взглянула на него вопрошающе. – Ничего, если я буду называть вас Джимми? «Мистер Гай» звучит...
– Как название модной пищевой добавки или типа того, – подхватил он. – «Джимми» все-таки получше.
– А меня зовите Лореттой.
Она протянула ему руку, которая при пожатии напомнила Джимми кусок теплого, тщательно обработанного мыльного камня, мягкого и твердого одновременно.
– Вы наш спаситель, Джимми. Отныне мы будем всегда поминать вас в молитвах.
Слово «мы» его сперва озадачило, но затем он вспомнил о пластиковой бите.
– Детишки уже спят?
– Ах, боже мой! – Она вдруг подскочила с дивана и быстро направилась в кухню. – И как я могла забыть? У меня же есть водка! Правда, она так давно стоит в холодильнике, что забыть не мудрено. – Она открыла холодильник. – Отпразднуем сделку?
– Не уверен, стоит ли праздновать, еще не получив деньги.
– А я думаю, стоит. – Она поставила на журнальный столик бутылку водки и два стакана: ему простой, а себе с полустертой фигуркой покемона на боку. – Я уж забыла, когда в последний раз что-нибудь праздновала...
Когда она наклонилась, наполняя его стакан, вырез платья приоткрыл полные груди, утопавшие в кружевах и шелке. Себе она налила поменьше и приветственно подняла стакан:
– Спасибо вам. Спасибо огромное.
– Это моя работа, – сказал он.
Сделав по глотку, они одновременно поставили стаканы на столик.
– Вы, должно быть, много путешествуете, – сказала мисс Сноу.
– Как вам сказать... и да, и нет. – Он откинулся на спинку дивана. – Мы обычно не пропускаем выставок в Якиме, Миссоуле, Бойсе, Сэнд-Пойнте, то есть, катаем по всему Северо-западу. Не знаю, стоит ли это считать путешествиями. Правда, один или два раза в год мы ездим на общенациональные выставки – чаще в Лос-Анджелес или Вегас, а однажды добрались до Нью-Йорка.
– Наверно, была масса впечатлений?
– Да какая там масса, в этих поездках мы почти ничего не видим – из аэропорта сразу в выставочный зал, а оттуда в аэропорт и на обратный рейс. Ну, еще в бар какой заглянем. Рита это любит: найти новый бар и оттянуться по полной.
– Но вы наверняка встречали много интересных людей, – сказала мисс Сноу уже не столь бодрым голосом.
– Всякое бывало. – Джимми напряг память, и первым из интересных людей ему вспомнился один парень в Биллингсе, который мог стать рядом со школьным автобусом и помочиться так, что струя перелетала через его крышу. Покопавшись еще, он нашел более подходящего кандидата. – Был один тип в Лос-Анджелесе. Продюсер. Хотел взять меня консультантом в какой-то боевик и пригласил нас с Ритой на вечеринку. Шикарный дом на холме с теннисным кортом, бассейном – все как положено. Мы там не пробыли и пяти минут, как встретили Кевина Костнера.
