Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 10 2010)
В этот момент впереди раздался сдавленный крик Рябова:
— Все назад! Трещина!
Брюх привстал на коленях и увидел, что это даже не трещина, а большой черный пролом, в котором уже барахтались Рябов, Дух и Нюх. Все истошно орали.
Сквозь вопли можно было расслышать рябовские слова:
— Распластайтесь на льду, возьмитесь за руки и вытащите нас.
Сам он хватался руками в варежках за края полыньи, но те, хрупкие, обламывались. Из оставшихся на льду Брюх оказался ближе всех к тонущим. Он уже сделал замок левой рукой с рукой Буха и правую тянул к Рябову. Нюха и Духа он не видел за спиной отставного майора.
После нескольких попыток Рябову удалось схватиться. Тогда же Брюх понял, что означает “мертвая хватка”. Он сам ухватился за его рукав и что есть силы потянул его на себя.
В голове у Брюха летели кадры его жизни вперемежку с кусками текста песни “Мы две руки единого креста”. Он постарался скинуть весь этот морок и сосредоточился на спасении себя и друзей. Брюх чувствовал, что замок с Бухом вот-вот рассыплется, и надежнее перехватил сочленение.
А другой рукой, которая уже была по локоть в воде, вытягивал отставника. Он сучил холодеющей конечностью и успевал удивляться тому, что сам еще не оказался в воде. А еще больше удивился, когда Рябов, как проворный морской лев, выскочил из полыньи.
— Теперь тяни ребят! — закричал майор.
На льду произошла быстрая перегруппировка сил. Двое тянули Духа, который уже пару раз нырнул с головкой и хлебнул волжской водички, а другая пара спасала Нюха. Дух был легче, его вытянули быстрее. Затем общими усилиями не дали погибнуть Нюху.
На всякий случай сделали небольшой забег по-пластунски в сторону горьковского берега. Дух был совсем плохой. Дрожал всем телом, губы — белее снега. Он пытался что-то сказать, но выходило:
— Лю… ля… лю…
— Фляжка, — перевел Рябов. Он сам полез за пазуху и стал вливать из фляжки в рот лежащему на боку Духу живительный настой.
— Это деревенский самогон, — объяснил он не требующее объяснений.
Следующим пациентом фляжки стал он сам, потом передал ее Нюху. Последний уже пришел в себя.
— Чуваки, как хотите, а я домой, — просто сказал бас-гитарист.
— Да мы что — изверги, что ли, — затараторил Кух.— Всем надо в тепло. Иначе бубонная чума и ветряная оспа. И, блллль, родильная горячка.
Он еще находил время для иронии.
Самогон сделал чудо, Дух медленно, но все же приходил в себя. Он даже расстегнул свое черное стеганое пальто и вытащил заначку — небольшой водочный шкалик, который одним прикосновением губ ополовинил.
— Наверное, я сейчас похож на морскую крысу.
— На морскую свинку, — подправил Нюх, такая же мокрая зюзя. — Или на свинтуса…
— Разворачиваемся, — взял на себя командование раненым взводом Брюх.
Дорога назад напоминала галлюцинацию. Хронопы ползли и по-пластунски, и на коленях, а иногда даже вставали на ноги и бежали, согнувшись в кособокие колеса. Добравшись до набережной без новых приключений, они только здесь осознали, что запросто могли быть засеченными патрулем. И короткими перебежками двинулись во дворы.
С остановками и торопливыми перекурами они добрели до Мэриного дома. Та уже спала. Нелегкая ей досталась халтурка на оставшееся до утра время. Раздевать обмороженных, растирать их тела медицинским спиртом, заваливать всеми одеялами, что были в доме. Но она сумела вдохнуть в них жизнь. Только в шесть утра в доме настала тишина, все уснули.
Последнее, что пришло Буху на ум: “Не выходя со двора, можно познать мир. Не выглядывая из окна, можно видеть Великий путь. Чем дальше идешь, тем меньше познаешь. Поэтому совершенномудрый не ходит. Он проникает в сущность вещей, не видя их. Бездействуя, добиваешься успеха”.
К полудню они проснулись. Когда расставляли бутылки на столе, пришел Пауль. На него накинулись с рассказами о вчерашних похождениях на льду. Он только качал головой и, обращаясь к Духу и Нюху, сокрушался:
— На вашем месте должен был быть я… Браззы, на вашем месте должен был быть я… — На него было больно глядеть, он был так расстроен неудачами хронопов. Однако вдруг глаза его заблестели. — А ведь я, браззы, пришел с благовестом. Гоша Чекушкин все-таки привез Саиду четырехдорожечную портостудию. Не “Ямаху”, правда, а “Алесис”, и я ее уже осмотрел. Можно записать на три дорожки и потом смиксовать их на одну, и три дорожки вновь окажутся пустые. На которые можно опять что-то записать и вновь сбросить. Удобная зараза, браззы…
Хронопы выпили за эту штуковину.
— Можно ее дать Вихреву, чтобы он ее освоил? — Брюх решил брать коня за рога.
— Но есть трудности. Саид держит ее у себя дома. Говорит, что до приезда Розенблюма. Но я постепенно навожу его на мысль, что надо сначала сделать пробную запись. На ком-нибудь испытать аппарат. Чтобы не облажаться! Клево я придумал, точно? — Пауль светился.
— Ну и?.. — не важно кто, например любопытный Нюх.
— Саид в раздумьях. А пока нам надо выпить! — Светящийся Пауль принялся разливать от души.
Дух подал голос:
— Удивительно, какое же наслаждение пить эту “Алазанскую долину”. Она не горчит, как та, что мы как-то покупали с Бухом, не отдает рвотой, таковая тоже как-то нам попадалась. Она как раз такая, какую хочется пить и какую хочется пить всегда…
Хронопы изумились. Столько слов за один раз от Духа никто не слышал. Даже на собственной защите диплома.
— Похоже, браззы, на Духе вчерашнее похождение отразилось положительно, — констатировал Пауль. — Может, и крыс перестанет ловить в унитазе.
— Нет, это занятие, слава отче, незыблемо.
За это выпили. Затем принялись обсуждать список песен, которые можно будет записать у Саида, если представится такая возможность.
О потерянной части денег Паулю в тот день так никто и не сказал.
Такого никогда не бывало, но после выходных Саид пришел на работу
раньше Пауля
Год 1985-й, январь
Такого никогда не бывало, но после выходных Саид пришел на работу раньше Пауля. Сидел в своем необъятных размеров кресле и слушал Розенблюма. При появлении Пауля он откашлялся и пожал ему руку.
К делу:
— Как продвигаются твои переговоры по приезду Розенблюма? Обещал привезти его в январе.
Пауль и глазом не моргнул:
— Звоню ему каждый день. Вот только чаще нарываюсь на его домохозяйку. Денег уже кучу потратил. Занятой этот Розенблюм, все время в разъездах. Реально привезти его в начале февраля. Летом гонорар на децл поднимется, но по-другому не получится, у него все расписано. Зато приедет и запишет свою новую программу. Ее еще мало кто слышал, раритет. Он же сам в этом заинтересован.
Ни в одном предложении Пауля правды не было. Хотя Фирик и дал номер телефона Розенблюма, но то ли номер оказался липовым, то ли Розенблюм и вправду был на гастролях. Поговорить с певцом Пауль так и не смог.
— А давай-ка я сам ему позвоню. Такие вещи надо самому. — И Саид с удовольствием закурил.
Но Пауль уже вошел в роль Пиноккио. Только посматривал на кончик носа — не растет ли?
— Номер — пожалуйста… — Крохотная пауза. — Но если вы позвоните, это может его с толку сбить. Сначала один названивал, потом другой — и все по той же теме. Впадет в напряг. Заговнится. А номер-то — пожалуйста.
Он полез в потайные карманы, которых у него в куртке не было.
— Код восемь-восемь-двенадцать. А дальше… — Он продолжать блефовать.
Сам разминал в извилинах одно и то же: “Вот ведь, блллль…”
В это время у Саида в голове тоже проходила многоходовая тайная работа, результатом которой было принятое решение.
— Да, ты прав, — озвучил он свое решение, при этом нервно нажимая на кончик шариковой руки, которая цокала противным звуком. — Пусть уж этим кто-то один занимается. В общем, Пауль, на тебе Розенблюм. Но только попробуй засыпаться! Что тебе тогда будет — не завидую!
И он нажал на ручку так сильно, что она цокнула последний раз и выплюнула стержень навсегда. Саид оценил поломку и зашвырнул кусок пластмассы в урну, что стояла от него метров за семь. Не попал.
— Сабонис, блллль. — А потом добавил: — А насчет магнитофона… Ты говорил, у тебя есть на ком испробовать портостудию. И что звукач имеется знакомый. Ты уверен в нем? Деловой пацан?
