Питер Акройд - Журнал Виктора Франкенштейна
Думаю, пылкость мистера Шелли произвела впечатление и на самого мистера Вордсворта, который в его воодушевлении уловил нечто вроде отражения собственного «я» в юности. Он признался нам, что с годами оказался погребен, как он изволил выразиться, под «горой забот», однако в молодости его посещали мечты и видения. «Желаю вам удачи, — сказал он мистеру Шелли, уходя. — Стремления юного честолюбия не оставили меня равнодушным».
Так окончилась наша встреча с поэтом Озерной школы. Многое еще надобно Вам рассказать, но лучше отложить это до возвращения в Лондон. Гарриет шлет Вам приветы. Мистер Шелли только что прокричал сверху: он спрашивает, помните ли вы древних друидов с Поланд-стрит. Признаюсь, я не имею ни малейшего представления, о чем он. На этом должен поставить точку, иначе конца моим писаниям не будет.
Всецело Ваш, Дэниел Уэстбрук.Я сложил письмо и оставил его на столике подле кресла. Не знаю почему, но я готов был разрыдаться. Возможно, письмо напомнило мне о жизни, какую я вел до того, как погрузиться в опасные эксперименты; возможно, оно открыло передо мной радости семейной жизни и человеческого общения. К тому же я осознал, что мне по-прежнему не хватает присутствия Биши. Кроме него, у меня ни разу не сложились приятельские отношения ни с кем; он один был мне другом и союзником в этом мире, полном опасностей и тьмы.
В комнату, неся дымящуюся тарелку, вошел Фред.
— От портера у меня есть лечение.
— Меня лечить не нужно.
— Сбитень, сэр. Пар такой, что мертвого подымет.
— Высокая похвала. — Я принял у него миску с жидкостью; цветом она была молочно-серая, а по консистенции зернистая. — Это какое-то из ваших лондонских блюд?
— Настоящий кокни, сэр, что твой трубочист. Молоко, сахар и салеп.
— О чем это ты, Фред? Я никогда о таком не слыхал.
— Дядюшка Билл им на Хеймаркете торгует. У него и куб есть, чтоб его заваривать.
— Рад это слышать. Насколько я понимаю, это следует пить?
Он с великим удовлетворением кивнул. Я попробовал варево — у него были аромат и вкус ванили. Оно обладало любопытным успокаивающим действием.
— Твой дядюшка Билл, верно, пользуется уважением.
— Отношение к нему, сэр, вполне сносное. Уличная детвора за ним ради одного только запаха бегает.
Напиток оказался еще и сильным снотворным — я отправился в постель, как только допил его, и крепко спал до рассвета. Проснулся я с чувством, что надо мною довлеет срочная обязанность. Я знал, что мне должно делать. Севши в постели, я уставился в пространство перед собою. У меня есть прискорбная привычка грызть ногти, когда я размышляю над той или иною задачей; этим я и занялся. Беседа с воскресителями накануне вечером и сделка, которую я с ними заключил, по сути означали, что в существовании моем началась новая стадия. У меня оставалось еще несколько часов, чтобы повернуть назад и избежать последствий, которые мои действия за собою повлекут, — несколько мимолетных часов, когда я мог бы заключить мир с людьми и Богом, — но я до того ослеплен был перспективами успеха и славы, что потратил их на другие цели.
Доехавши в кебе до Лаймхауса, я стал подготавливать свою мастерскую к приходу гостей. По прошествии двух ночей в моем распоряжении должны оказаться два тела только что скончавшихся, и тогда я попытаюсь вдохнуть в них жизнь. Я проверил электрические колонны, сооруженные для меня Хеймэном, и не нашел в их конструкции никаких огрехов. Чистый поток энергии без помех будет вливаться в мои субъекты. Каких ожидать результатов, я покамест не знал, ибо прежде никогда не располагал подобными возможностями. Я понимал лишь, что стою на пороге новой научной картины мира. Так или иначе, это произойдет. Тянуло ли меня все еще к прежней моей жизни, наполненной чистыми размышлениями и занятиями, юношескими видениями в альпийском воздухе? Навряд ли.
Вечером той пятницы я с нетерпением ждал прихода воскресителей. Стоя на причале, я смотрел на воду, поднимавшуюся с приливом; уже стояла ранняя осень, и легкий бриз рябил поверхность реки. Закатное солнце освещало гряду облаков, двигавшихся с запада, и сияние расходилось подобием нимба. Возвратившись в дом, я занялся последними приготовлениями электрических колонн. Я разместил их на полу, бок о бок, в промежутке меж двумя низкими деревянными столами; с обоих концов каждого имелся достаточный запас вольтовых батарей. Я рассчитал, что мощности хватит на оживление двух трупов, и потому разработал целую процедуру, чтобы быстро перемещаться от одного субъекта к другому. Как бы то ни было, я собирался подготовить оба тела одновременно, прикрепивши к их частям металлические ремешки и петли. Само собой разумеется, я понятия не имел, что́ может произойти с телами под воздействием электрического заряда. Предосторожности ради в углу мастерской у меня лежал мушкетон, заряженный и готовый к стрельбе.
Когда наступила ночь, я взял фонарь и вышел на причал. Мне слышно было, как вода бьется о деревянные столбы, а где-то посередине реки раздался всплеск. С востока наползала тонкая дымка, и я взмолился, чтобы она сгустилась, дабы скрыть моих гостей от взглядов тех, кому вздумается задержаться на берегу. Я поднес фонарь к лицу. Через несколько мгновений послышался звук весел; я протянул руку с фонарем вперед и начал покачивать им из стороны в сторону, подавая сигнал. Плеск весел приближался, и в тусклом неверном свете я увидал темные очертания лодки, подходившей к причалу. Два человека гребли, третий сидел на корме дозорным.
Не произнеся ни звука, не подавши ни жеста в знак приветствия, они продолжали делать свое дело. Не прошло и минуты, как они подошли к самому причалу. Я окликнул прибывших, но они сделали мне знак молчать. Человек на корме, в котором я узнал Миллера, швырнул мне канат; я привязал лодку к столбу рядом с собою. Миллер выскочил и приложил руку к моим губам. «Могила», — прошептал он. От него пахло вином. Двое других перелезли через борт и принялись выгружать два пеньковых мешка. Потом потащили их по доскам, и я последовал за ними.
Закрывши дверь, я поставил масляный фонарь на стол.
— Прежде чем заплатить вам, мне требуется на них взглянуть.
— Да вы нам, никак, не верите, мистер Франкенштейн? — Бутройд вынул из кармана пальто фляжку и отхлебнул из нее.
— Настоящий делец свои товары осматривает, — сказал я.
В ответ он рассмеялся было, но тут заметил в мерцающем свете электрические машины:
— А это что еще за адская штука?
— Это двигатель. Двигатель, потребный мне для работы.
— Дьявольская, поди, работа?
— Дьявол тут ни при чем. Смею вас в этом уверить.
— Да мне-то что за дело.
Тут Миллер вынул нож и разрезал веревки, которыми мешки были завязаны. Из одного вывалилась рука, и он, ухватившись за нее, вытащил все остальное. Это был, как я и велел, взрослый мужчина, хоть и пострадавший от ранения в грудь.
— Этот поврежден, — сказал я.
— Образцы без изъяна найти трудно. Да вы на этого взгляните.
С этими словами Бутройд вытащил тело из второго мешка. Принадлежавшее молодому мужчине, оно было в очень хорошем состоянии, целое и прекрасно сохранившееся. Судя по виду, умер он совершенно внезапно — на лице его застыло выражение смертельного ужаса.
— Этот хорош, — сказал я. — Превосходный экземпляр. Где вы его нашли?
— Где упал, там и нашли.
Большего знать я и не желал.
— Не будете ли вы так любезны поместить одного из них сюда? А другого — вот сюда. — Я указал на пару длинных деревянных столов. — Осторожнее вот с этим. Ребра у него держатся слабо.
— Он что твоя погремушка, — сказал Миллер.
Я тут же расплатился с ними — мне не терпелось начать работу. Мы договорились, что они появятся с подобным же грузом спустя неделю. Гости рады были уйти — подозреваю, что жуткое выражение на лице молодого человека даже их привело в подавленное состояние.
— Мешки-то вам что, нужны? — спросил меня Бутройд.
— Мне они больше не понадобятся. Вам же они, думаю, еще пригодятся.
Итак, они направились обратно к своей лодке; я подождал на причале, пока они отплывут в темноту. По возвращении я заметил, что в комнате стоит любопытный запах, подобный тому, что бывает от мокрых зонтов или горелых тряпок, и меня обеспокоило, как бы не началось разложение. Работу я задумал начать с поврежденного образца — на случай, если поначалу допущу какой-нибудь просчет. Поэтому я быстро принялся его подготавливать, для начала вымыв раствором хлорида извести. После этого пахнуть от него стало получше. Вслед за тем я из предосторожности пристегнул субъекта к столу с помощью длинного кожаного ремня. Я уже решил, что присоединю металлические петли к шее, запястьям и лодыжкам — к тем частям тела, где происходит больше всего жизненно важных движений. Вольтов ток я намеревался пропускать с помощью тонких металлических проводов, которые не затруднили бы движение. Машины были готовы, их огромные цинковые и медные полосы разделял картон, вымоченный в соленой воде. Я зарядил батареи и присоединил с обоих концов по проводнику. Все было готово для создания искры, которой, быть может, предстояло осветить новый мир.
