Джоанн Харрис - Джентльмены и игроки
— Доктор Тайд? — спросил отец, сузив глаза.
— Да, сэр, — ответил Леон.
— Мать твою.
Он заковылял в казначейство.
Леон ухмылялся.
— Интересно, что скажет Тайд, почуяв, как от него несет? — Он пробежался пальцами по измятому боку Чертовой Тачки. Затем повернулся, глаза его злорадно блеснули. — Слышь, Пиритс, хочешь прокатиться?
Эта идея привела меня в ужас и одновременно в восторг.
— Да ладно, Пиритс. Такой случай выдался!
И он одним прыжком оказался в седле машины, нажал кнопку стартера, газанул…
— Последний раз спрашиваю, Пиритс!
Не принять вызов было невозможно. Мои ноги коснулись обода колеса, и Тачка тронулась. Малышня с визгом бросилась врассыпную. Леон хохотал, как сумасшедший. Трава победно вырывалась из-под колес зеленой пенистой волной, а Джон Страз бежал по газону, слишком медлительный, чтобы догнать нас, но разъяренный, обезумевший от бешенства:
— Эй, там! Ублюдки хреновы!
Леон взглянул на меня. Мы приближались к дальнему краю газона, Чертова Тачка тарахтела немилосердно, вдали маячил безнадежно отставший Джон Страз, а за ним доктор Тайд с искаженным от злости лицом.
На секунду пронзительная радость охватила меня. Мы — волшебники, мы — Буч и Санденс,[31] спрыгнувшие с утеса, спрыгнувшие с косилки в ореоле травы и славы, и мы мчимся, мчимся со всех ног, а Чертова Тачка, величественно и неудержимо, будто в замедленной съемке, движется к деревьям.
Нас так и не поймали. Малыши нас не знали, а казначей так разгневался на отца — больше за брань на территории школы, чем за пьяный вид и нарушение долга, — что не стал нас преследовать, хотя мог и догнать.
Мистер Роуч, дежуривший в тот день, получил нагоняй от директора, а отец — официальное предупреждение и счет за ремонт.
Меня, однако, ни то ни другое не тронуло. Еще одна граница нарушена, и это пьянило. Даже насадить на булавку подонка Груба было не так приятно, и долго еще клубилось вокруг меня розовое облако, сквозь которое не видно и не слышно никого, кроме Леона.
Я люблю его.
В то время меня не хватало на такое красноречие. Леон — мой друг. И ничем другим быть не может. Но на самом деле было вот что: горение, ослепленность, самозабвение, бессонница, жертвенная любовь. Все в моей жизни проходило сквозь радужные очки этой любви, он был первой моей мыслью утром и последней перед сном. Конечно, разум не совсем покинул меня, чтобы верить в какую-то взаимность; для Леона Джулиан Пиритс всего лишь первоклассник, довольно занятный, но отнюдь не ровня. Иногда он оставался со мной в обед, но в другие дни заставлял себя ждать по часу, даже не представляя, как я рискую ради встречи с ним.
И все же это было счастье. И для цветения этого счастья не нужно было постоянного присутствия Леона; достаточно знать, что он поблизости. Благоразумие и терпение, вот что нужно. Сверх прочего, было ясно, что нельзя навязываться, надо скрывать свои чувства под маской шутливости и в то же время изобретать новые способы тайно боготворить его.
Мы с ним поменялись форменными свитерами, и его свитер висел у меня на шее целую неделю. По вечерам можно было открывать его шкафчик отцовским универсальным ключом и рыться в его вещах, читать его классные заметки, его книги, разглядывать карикатуры, которые он рисовал от скуки, подделывать его подпись. Мне удавалось подсматривать за Леоном издалека, выйдя из роли ученика «Сент-Освальда», проходить мимо его дома, надеясь краем глаза увидеть его или сестру, которая вскорости тоже стала объектом моего поклонения. Номер машины его матери запомнился с первого взгляда. Мне нравилось тайно кормить его собаку, причесывать свои каштановые волосы в его манере, перенимать его выражения и вкусы. Мы были знакомы всего лишь полтора месяца.
Приближающиеся летние каникулы сулили мне и облегчение, и очередное беспокойство. Облегчение потому, что ходить в две школы, хоть и беспорядочно, довольно тяжело. Мисс Макколи жаловалась, что я не делаю уроки и часто пропускаю, и, хотя подделать отцовскую подпись — пара пустяков, всегда есть опасность, что его могут случайно встретить и мое прикрытие рухнет. Беспокойство потому, что, хотя на свободе я смогу видеться с Леоном сколько угодно, придется быть Джулианом Пиритсом и в миру, то есть рисковать еще больше.
К счастью, моя подготовительная работа в самой Школе подошла к концу. Остальное — вопрос времени, места и хорошо подобранного реквизита, главным образом одежды, в которой я предстану зажиточным гражданином среднего класса, каковым притворяюсь.
В спортивном магазине удалось стащить дорогие кроссовки, у красивого дома на окраине города увести новый велосипед (мой был совсем раздолбан). Для надежности пришлось его перекрасить, а свой старый продать на субботнем рынке. На тот случай, если отец заметит, у меня было готово объяснение: старый слишком маленький, и пришлось обменять его на другой, подержанный. Правдоподобная выдумка, но к концу того триместра отец совсем опустился и больше ничего не замечал.
Его место теперь занимает Дуббс. Толстый Дуббс с отвисшими губами, в старой форменной тужурке. Он такой же сутулый, как отец, — от многолетней езды на газонокосилке, и живот его, как и у отца, непотребно свисает над узким блестящим ремнем. По традиции всех школьных смотрителей звали Джонами, и Дуббса тоже, хотя мальчики его так не называют и не изводят, как моего отца. Мне это на руку, иначе пришлось бы вмешаться, а я не хочу вызывать подозрений на этом этапе.
Но Дуббс оскорбляет мои чувства. Его уши поросли волосами, он читает «Ньюс оф зэ уорлд» в Привратницкой, носит старые шлепанцы на босу ногу, пьет чай с молоком и плюет на все, что происходит вокруг. Фактическую работу выполняет за него дурачок Джимми: ремонтирует помещения, чинит мебель, меняет проводку, налаживает канализацию. Дуббс сидит на телефоне. Ему нравится заставлять ждать звонящих — встревоженных мамаш, сообщающих о болезни своих детей, богатых отцов, в последнюю минуту задержавшихся на встрече с начальством, — иногда подолгу, пока не допивает чай и только потом чиркает сообщение на желтом листке. Он любит путешествовать, иногда отправляется в однодневную поездку во Францию, которые организует местный рабочий клуб, и там заходит в супермаркет, ест жареную картошку рядом с туристическим автобусом и поносит местные забегаловки.
На работе он либо груб, либо крайне почтителен — в зависимости от положения посетителя; берет с мальчишек по фунту за то, чтобы открыть их шкафчики универсальным ключом; жадно глазеет на ноги учительниц, поднимающихся по лестнице. С младшим персоналом он напыщен и чванлив, любит приговаривать: «Соображаешь?» или: «Я тебе за так это скажу, братан».
Перед вышестоящими Дуббс стелется; с ветеранами — свой в доску до тошноты; с молодыми вроде меня — занятой и бесцеремонный, у него нет времени на болтовню. По пятницам после занятий он поднимается в компьютерный зал, чтобы вроде как выключить компьютеры, а на самом деле — залезть на порносайты, пока Джимми орудует полотером в коридорах, медленно водит им по доскам, натирая старое дерево до мягкого блеска.
Но чтобы уничтожить плоды многочасовой работы, требуется не больше минуты. К восьми тридцати в понедельник полы станут пыльными и затоптанными, словно Джимми тут и не бывало. Дуббс это знает и, хотя сам уборкой не занимается, испытывает смутное недовольство, словно преподаватели и ученики мешают размеренному укладу.
Поэтому жизнь его состоит из мелких и злобных актов мести. За ним, по сути, никто не наблюдает, ведь положение у него скромное, так что он позволяет себе весьма вольно обращаться с системой, если это не слишком бросается в глаза. Сотрудники этого почти не замечают, но я с него глаз не спускаю. Со своего места в Колокольной башне я вижу его Привратницкую и все, что там происходит.
За школьными воротами примостился фургон с мороженым. Мой отец никогда бы этого не допустил, но Дуббс снисходителен, и после уроков или в обед школьники выстраиваются там в очередь. Некоторые съедают мороженое сразу, другие возвращаются с оттопыренными карманами и вороватой ухмылкой: мол, видали мы ваши правила. Официально младшие школьники не должны покидать территорию школы — но фургон всего в нескольких ярдах, и Пэт Слоун не возражает, при условии что никто не будет переходить дорогу, где всегда полно машин. Кроме того, он сам любит мороженое и несколько раз на моих глазах хрустел своим рожком, приглядывая за ребятами во дворе.
Дуббс тоже покупает мороженое. Это бывает утром, после начала уроков. Он обходит двор по часовой стрелке, минуя таким образом окно общей преподавательской. Иногда у него с собой пластиковый пакет, не тяжелый, но вместительный, который он оставляет под стойкой. Иногда он возвращается с рожком, иногда нет.
