Владимир Гурвич - Гарем
Договор Шестакова читала так долго, что с какой-то минуты Смуров начал терять терпение. Ему хотелось, чтобы как можно скорей началась бы вторая часть их встречи, а она все никак не могла завершить ознакомление с текстом. И чего она тянет. там все предельно ясно и просто прописано, можно спокойно завершить все за пятнадцать минут.
Внезапно Шестакова подняла голову и посмотрела на Смурова.
— Очень толковый договор, все предельно ясно. Я согласна со всеми положениями. Подписываю.
Шестакова подписала договор, рядом Смуров поставил свою подпись. Затем скрепил документ печатью.
— Формальности все выполнены, теперь можем начинать работу, — произнес он.
— Никогда еще не обращалась в такие конторы, как ваша, — проговорила Шестакова. — Старалась со всеми вопросами справляться сама.
— Представляю, как он вас допек.
— Да, уж. — Она встала. — Я могу идти?
Смуров почувствовал некоторую растерянность, почему-то он не ожидал такого продолжения.
— Можете. — Он демонстративно посмотрел на часы. — Впрочем, я — тоже. Рабочий день завершен.
Они смотрели друг на друга всего несколько секунд.
— Мы можем пойти вместе, — предложил Смуров.
— Почему бы и нет, — улыбнулась Шестакова.
Они вышли из офиса. Смуров в ускоренном темпе перебирал в уме варианты дальнейших своих действий, но ничего путного придумать не получалось. В голове был какой-то туман.
Они, как и вчера вечером, остановились возле ее машины.
— Садитесь, мы можем покататься, если желаете.
Странное и неожиданное предложение, подумал он.
— С удовольствием, — сказал он.
Они сели в ее автомобиль. Шестакова отъехала от стоянки и покатила по трассе. Был час пик, город возвращался домой после трудового дня, и дороги были запружены. Но к его удивлению, они относительно быстро продвигались вперед. Смуров наблюдал за ней и все более убеждался, что она прекрасный водитель.
— А куда мы едем? — поинтересовался он.
— Понятие не имею, мы же не обсуждали этот вопрос. А куда бы вы хотели?
— Вы повезете меня, куда я скажу?
— Почему бы и нет. Надеюсь, вы не выберите какое-нибудь страшное место.
— На счет этого можете быть спокойными. — Смуров на секунду задумался. Раз она сказала, что повезет его, куда он попросит, значит, надо воспользоваться такой возможностью. К тому же его не покидает ощущение, что эти слова были произнесены не случайно, они таят в себе скрытый смысл.
— В таком случае предлагаю отправиться ко мне домой.
— Домой, значит домой, — как само собой разумеющееся проговорила Шестакова. — Говорите адрес.
Смуров назвал адрес.
— Примерно представляю. Когда подъедем, вы мне подскажите, куда дальше ехать.
— Разумеется.
Смуров вдруг почувствовал, что у него учащенно заколотилось сердце. События развивались столько стремительно, что он был не совсем готов к такому их бегу. Может, было бы лучше где-нибудь посидеть? Но теперь уже поздно говорить об этом, они уже приближаются к его дому.
— Мы уже недалеко, командуйте, — услышал он голос своей спутницы.
Смуров стал подсказывать, как надо ехать.
— Вот тут я и живу, — показал он на дом.
Еще минут пять они пытались найти место для стоянки. Наконец, им удалось втиснуться почти впритык между двумя машинами. Смуров отметил, что далеко не каждый водитель сумеет столь виртуозно осуществить такой не простой маневр.
Пока лифт их вез наверх, Смуров мучительно припоминал, что есть у него в холодильнике. Получалось, что особенно угощать ее и нечем. Надо бы сходить в магазин, но как-то неудобно предлагать ей такое. Когда приглашаешь человека к себе в гости, обычно это означает, что с этим делом все в порядке. С другой стороны этот визит не планировался, он случился абсолютно спонтанно.
Но пока Смуров решал, как ему поступить в столь щекотливой ситуации, лифт доставил их на его этаж. Он отворили дверь, и пропустил Шестакову в квартиру.
— Вот тут я и живу, — сказал он.
— Могу посмотреть вашу квартиру? — спросила она.
— Конечно, любой уголок. У меня нет тайн.
Шестакова обошла всю квартиру.
— Вижу, вы недавно делали ремонт.
— Делал. И что вы думаете?
— Жаль, что мы на тот момент не были знакомы. Можно было бы сделать все намного лучше и за те же деньги.
— Возможно. А что вам ту не нравится?
— Все. Я бы сделала все совершенно иначе. — Она осмотрелась. — Говорю на выбор. Вот эти шторы.
— Шторы, как шторы.
— Помимо всего прочего я занимаюсь дизайном штор.
— Неужели есть и такие дизайнеры? — искренне удивился Смуров.
— Конечно, есть, причем, это весьма востребованная профессия.
— Даже не представлял. И чтобы вы изменили?
— Во-первых, сделала бы ламбрекен.
— Впервые слышу о нем, — признался Смуров.
— Это такая задрапированная ткань над дверными или оконными проемами. Она закрывает полностью или частично шторный карниз. Не люблю, когда он виден.
— А что еще вы бы изменили?
— Непременно сделала бы де жабо.
— Звучит красиво, но для меня не более того.
Шестакова улыбнулась.
— Это такой боковой элемент ламбрекена, заложенный вертикальными складками, со скошенной линией низа. Вот посмотрите сюда. — Шестакова подошла к окну. — Представляете, как бы это хорошо смотрелось?
— Не очень.
— Я вам перешлю фотографии моих работ — и тогда у вас будет ясное обо всем представление.
— Буду рад их посмотреть.
— Если захотите все переделать в квартире, я вам помогу. Причем, бесплатно.
— Буду иметь в виду. — Смуров показал на диван. — Присаживайтесь. А я приготовлю чай. Вы, наверное, хотите есть. Как на зло, холодильник пустой.
— Не страшно, поем дома.
Смуров пошел на кухню, включил чайник, вернулся в комнату и сел рядом с женщиной. Он испытывал растерянность, так как не представлял, что следует делать дальше. Вчерашние поцелуи были не случайны, но пока нет никаких признаков того, что один из участников этого действа желает его повторить.
— Вам не скучно бывает одному по вечерам, в выходные? — спросила Шестакова.
— Редко. Время так быстро бежит, что не успеваешь скучать. Работы много, если чувствуешь пустоту, всегда можно ею заняться. А вам, вы же тоже живете одна?
— Не совсем, мы живем вместе с младшим сыном. В отличие от старшего он не женат, поэтому пока со мной. И еще у нас собака, она тоже член нашей семьи. Вот уж кто точно скучать не даст.
— Вам можно только позавидовать, — улыбнулся Смуров. — Хорошо, когда в жизни нет свободных пространств, каждая чем-то занята.
— А разве так бывает, чтобы в жизни все было, всегда есть что-то, чего не достаточно.
Они, не сговариваясь, обменялись взглядами. И уже через секунду оказались в объятиях друг друга.
28
Они лежали на кровати. Подушка и одеяло валялись рядом на полу. Оба чувствовали себя опустошенными, но это была приятная опустошенность. Просто они отдали все силы, и теперь находились в ожидании, когда они хотя бы частично вернутся к ним.
Смуров был потрясен этим накалом страсти, только что отбушевавшей на небольшом пятачке кровати. Он вошел в нее очень быстро, а она все требовала и требовала, чтобы он из нее не выходил. Он уже и приблизительно не мог представить, сколько времени продолжалось их соитие, подсознательно он понимал, что непривычно долго, но при этом все пронеслось одним мгновением.
— Нежность, нежность, какая нежность, — то шептала, то неистово кричала она.
И сейчас, когда он успокоился, то не без некоторого удивления вспоминал эти ее страстные монологи. На его памяти еще ни одна женщина в такие минуты не произносила подобные слова. Он даже не очень представляет, как к этому следует относиться.
Смуров поднял глаза и посмотрел на Надю. Она улыбнулась, и ему вдруг стало очень приятно. Уж не влюбился ли он в нее? Нет, об этом не идет и речи, просто симпатия. А в наше время это тоже немало. Чаще всего она и заменяет любовь.
Смуров обнял Надежду за плечи.
— Тебе понравился наш секс? — сам не зная для чего, спросил он. То, что понравился, более чем наглядно свидетельствовала ее реакция.
— Не люблю слово «секс», — ответила она.
— А какое любишь?
— Нежность. Человек не может раствориться в сексе, а вот в нежности — может без остатка.
— Ты права, хотя всю жизнь использовал слово «секс». И казалось это нормальным.
— Мало ли что нам кажется нормальным. Многие вещи мы считаем нормальными, а они просто ужасны. Не стоит привыкать к таким нормам.
— К сожалению, давно привыкли.
— Значит, надо отвыкать, — решительно заявила она.
Смуров не смог сдержать смешок.
— Легко сказать, трудно сделать.
