Эмма Тополь - Катья
Теперь мне не так страшно дотронуться до тебя. Я касаюсь твоих волос, перебираю их пальцами, затем, приблизившись, прижимаюсь к тебе и, став твоей тенью, затихаю.
Ты говорил о Вечности, мой любимый. Вот она – Вечность...
Кто-то прошел мимо нашего окна. Тень скользнула по стене и скрылась. Мне не хотелось двигаться. Не хотелось отрываться от теплой спины Дэвида, вставать, задергивать штору. Дверь была приоткрыта, с озера шел прохладный запах воды и свежестриженной травы.
Кто в это время дня мог там ходить? Садовник? Или толстая неулыбчивая администраторша делает очередной обход и проверяет работу своих подопечных?
Тень снова медленно перечертила стену и застыла на краю. Еле слышный шорох легких шагов по гравию затих. Кто-то остановился рядом с нашей стекляной дверью. Я приподняла голову и выглянула из-за спины Дэвида. Никого. Я снова опустилась и закрыла глаза. Нет, больше я не сделаю ни одного движения, иначе мой длиннорукий ангел проснется и выпорхнет из моих обьятий!
Ангел... Мне снова стало страшно. Господи, научи, что мне делать?! Ведь он прав, мы не можем быть здесь не только вечность, но даже остаться ночевать в этом номере невозможно. Ларри уже и так наверняка звонил сто раз домой, но ни меня, ни Дэвида нет. Правдоподобное объяснение нашему исчезновению придумать трудно. И неизвестно еще как поведет себя мой ангел, когда проснется. Он может обозлиться, закапризничать, говорить грубости и, что еще хуже, потребовать немедленно вернуться домой. Но я больше не в силах мотаться в тоске по улицам, надеясь, что мне повезет, я его встречу «случайно» и увезу правдами и неправдами в мастерскую.
Нет, лучше не думать о том, что произойдет через час или два. Пусть все будет так, как этому суждено быть. Сейчас, в эту минуту я счастлива. Я слышу его ровное дыхание рядом, чувствую тепло и шелковистость кожи, вдыхаю запах его ломких рассыпчатых волос. И этого так много. Мне кажется, что я смогу жить воспоминаниями об этом долго. До тех пор, пока он снова не заснет в моих обьятиях...
За окном опять послышался шелест гравия, там определенно кто-то был. Какая беспечность с моей стороны – не задвинуть шторы и оставить открытой стекляную дверь. Я осторожно откатилась от Дэвида, встала и, как была, голая, подошла к двери, ведущей к озеру. Подняв руку вверх, чтобы задернуть штору, я застыла, чувствуя, как мое тело в одну секунду покрылось жаркой волной ужаса. За стеклом стоял Стив и мрачно смотрел на меня.
Я рванулась к стекляной двери, чтобы задвинуть ее, но Стив оказался проворнее и успел вставить ногу, схватившись руками за края. Еще через секунду он протиснулся внутрь и вошел в номер. Вероятно, на моем лице был такой испуг, что он подошел ко мне вплотную, все так же хмуро глядя в глаза, провел ладонью по моей щеке, словно успокаивая, и укоризненно покачал головой.
Бесшумно ступая по мягкому ковру, он прошелся вокруг кровати, остановился на несколько секунд, задумчиво и с интересом рассматривая спящего Дэвида. А тот, когда я встала, перевернулся на спину и лежал теперь, бесстыдно широко раскинув руки и ноги, откинув голову назад, выдвинув вперед подбородок и совершенно не подозревая в своем глубоком сне, что кто-то кроме меня внимательно изучает его обнаженное тело.
Стив вернулся ко мне. В его глазах я видела уже знакомую темноту ярости. Демонстративно оглядев с ног до головы, поднял руку и погладил меня по щеке, пальцем дотронулся до губ, опустился ниже – к шее, груди. И вдруг размахнулся и с силой ударил. Удар пришелся куда-то сбоку, задев мое ухо, челюсть и шею. Не удержав равновесия, я упала. Боль была сильная, от резкого поворота головы что-то хрустнуло в затылке, тошнота подкатила к горлу. Я услышала свой крик откуда-то издалека. Нога в гигантском, как мне показалось снизу, ботинке ударила меня в бок. Перевернувшись, я откатилась к двери ванной и закрыла руками голову в ожидании следующего удара.
Но его не последовало. Вместо этого раздался чей-то крик, за ним послышался глухой удар, звон разбившегося стекла, падение тела и снова крик. Открыв глаза и подняв голову, я увидела в центре комнаты стоящего на полусогнутых ногах голого Дэвида. В руках у него был электрический шнур и еще какой-то предмет. Стив, похоже, сбежал. Только что он был здесь, я видела, как он в злобе склонился надо мной, чтобы в очередной раз ударить, теперь его нигде не было видно.
Дэвид подошел ко мне, осторожно поддерживая, помог подняться. У меня сильно болела голова, я с трудом двинулась к кровати. И тут я увидела, что Стив лежит на полу в центре комнаты. Ноги у него были широко раскинуты, руки подняты к голове, словно он пытался за нее схватиться, но не успел. Рядом вылялись куски керамической настольной лампы. Вспомнилось, как мы с Дэвидом пошутили, когда впервые вошли в номер: если кого-то захочешь по башке стукнуть, такую пузатую уродину с места не сдвинешь.
Я подошла к Стиву и ногой чуть толкнула его в плечо.
– Скотина! – почему-то шепотом, сказала я ему. – Вставай! Убирайся отсюда!
Его голова как-то странно перекатилась к другому плечу, из-под нее густым комом вытекла кровь и стала расползаться по серому ковру. Я вскрикнула.
– Кто это? – осипшим голосом спросил Дэвид. – Ты его знаешь?
Лицо Стива было сморщено в гримасе, вероятно, от неожиданной сильной боли, глаза закрыты. Я пыталась разглядеть – дергаются у него веки или нет, как это бывает у спящего человека. Похоже, что он был в обмороке.
– Ты его знаешь? – опять спросил Дэвид.
– Да...
Темное пятно от крови рядом с головой Стива становилось все больше. Часто сглатывая слюну, я пыталась остановить тошноту. А вдруг он мертв?!
– Кто это?
– Это... Стив.
– Стив? Какой Стив? – нетерпеливо крикнул Дэвид.
– Ты что, спятил?! Что ты дурака валяешь?! Ты не знаешь, кто такой Стив?! – не понятно почему, но я продолжала говорить шепотом.
– Нет, – на секунду задумавшись, он вдруг зло стукнул ладонью по кровати. – А-а-а, этот, не узнал. Тогда все правильно. Очухается, больше не полезет. Я проснулся от твоего крика и увидел, что ты лежишь...
– А... если не очухается? А если он... мертвый?
– Что ты несешь?! Почему не очнется?
Я не могла больше смотреть на Стива. Искривленное от боли лицо, расползающееся кровавое пятно рядом с безжизненно откатившейся головой и слипшиеся за ухом волосы стояли у меня перед глазами. Я легла на кровать, подтянув простыню к горлу.
– Эй, вставай! Вставай! Не прикидывайся! – слышала я громкие крики Дэвида. Потом стало тихо, но ненадолго: Дэвид, сдерживая рвоту, помчался в ванную.
«Кровь увидел...» – без особых чувств отметила я про себя.
Шум воды в ванной затих. Дэвид вышел и, обойдя кровать с другой стороны, так, чтобы, вероятно, не видеть Стива, сел на край, рядом со мной. Я чувстововала, что он дрожит.
– Иди ко мне, – позвала я его.
Он не двигался. Я взяла его за плечо и потянула вниз. Дэвид, словно тряпичная кукла, не сгибаясь, упал на меня и заплакал. Я прижимала его узкие худые плечи к себе, гладила по тонкой нежной шее, целовала мочку уха, мокрые щеки, опухшие от наших долгих поцелуев губы. Он перестал плакать, выгибаясь и постанывая, с готовностью шел навстречу моим поцелуям.
Его покорность, как и прежде, вызвала во мне прилив желания. Моя страсть передалась ему, и он исступленно набросился на меня, словно изголодавшийся взрослый мужчина. Правда, делал он все жестко, грубо, и мне было больно. Вдруг он остановился, приподнялся на локтях и посмотрел мне в глаза. Затем легко и нежно коснулся горячими сухими губами моих губ, прижался крепче и замер.
Господи, зачем мне душа? Я отдам тебе десять своих душ и сто жизней только за то, чтобы один миг быть целованной этими сладостными губами!
ГЛАВА 27
Какой густой и неподвижный туман за окном! Деревья, словно, окутанные розовой марлей, замерли, наслаждаясь тишиной и удаленностью от мира, линии стволов и веток размыты, все вокруг похоже на карандашный набросок, ничего не прописано до конца, наоборот, чуть смазано, и только кое-где тени подкрашены сиреневым мелком.
Недавно прошел дождь, вздутые огромные капли, похожие на цветные стекляные шары, скатываются с листьев вниз и разбиваются на блестящей траве на тысячи искр. Но здесь, вокруг этой богом забытой гостиницы, таких гигантских сказочных деревьев нет. Они были в другом дворе, рядом с другим домом. И тогда, давным-давно, в другой жизни маленькая девочка с шелковистой кожей и длинным худым телом часто просыпалась ранним утром, когда за окном еще только светало, и долго лежала, вслушиваясь в редкие удары падающих на землю мелких груш-гнилушек.
Время движется медленно, на часах все еще пять часов десять минут. Когда-то день, наполненный мелкими, но очень важными событиями, пролетал молниеносно. Казалось, он состоял только из утра и вечера. Не успела встать – уже снова гонят спать. А этого смертельно не хотелось! Даже когда глаза сами закрывались и сознание туманилось все в том же кружении дня. И почему было так весело? Всегда. Иногда становилось страшно, иногда душили обиды, но все равно каждое утро я просыпалась радостная.
