Арсений Данилов - Adrenalin trash
— Так карточки нет у меня, — сказал Андрей. — Не купил я вчера ее.
Василиса улыбнулась.
— Ну пока, — сказала она и, приподнявшись на носках, поцеловала Андрея в губы.
— Пока, — сказал Андрей.
Василиса секунду смотрела на него, потом повернулась и пошла к метро. Андрей уже стал прикидывать, где бы купить сигареты, когда Василиса вдруг вернулась.
— Я же телефон твой не записала, — сказала она.
— Запиши, — сказал Андрей.
Василиса порылась в сумочке, достала блокнот и ручку, и Андрей продиктовал ей свой семизначный код. Убрав блокнот, Василиса еще раз поцеловала Андрея и скрылась в метро.
Андрей немного постоял, размышляя о текущем моменте, потом вздохнул и пошел к супермаркету.
Все получилось само собой — шесть недель тренировок не прошли даром. Андрей отошел от крыльца магазина на традиционные пять метров, закурил и достал из кармана банку, на боку которой вместо красного быка было выведено красивое название «Адреналин Раш». Андрей несколько секунд разглядывал ее. Несмотря на то что название добычи стало более откровенным, ожидаемый кайф не пришел — победа далась слишком легко. Была только головная боль, тошнота и смутная тоска то ли по тому, что Василиса ушла, то ли по тому, что она вообще объявилась. Эти ощущения сложились в парадоксальную комбинацию апатии и желания сделать что-нибудь более серьезное. Андрей посмотрел по сторонам. Ближайшая урна была на крыльце магазина. Тихо выругавшись, Андрей вернулся и бросил закрытую банку в угловатое зеленое ведро на ножках.
На душе стало совсем погано. К тому же промокли ботинки, а опять посыпавшиеся мелкие снежинки неприятно щекотали лицо. Поежившись, Андрей побрел в сторону Никитиного дома.
Последнее «П»
Марину первый снег обрадовал. Впрочем, радует он почти всегда и почти всех, если, конечно, его выпадение не вызывает новые профессиональные трудности, как, например, у дворников, или не прерывает любимое занятие, как у тех же грибников.
Марина за грибами не ходила, а снег лопатой разгребала последний раз в детском саду. Сама она этого не помнила, но в серванте у мамы стояла стереоскопическая коробочка, и, приложив выпуклые пластиковые линзы к глазам, внутри можно было увидеть пятилетнюю улыбающуюся Марину, сидящую на красной лавке с пластмассовой копией совковой лопаты в ручках. Впрочем, Марина уже давно не заглядывала в выпуклое прошлое. Стереоскопическая картинка навевала мучительную и очень неприятную грусть, причем особенно сильно действовали на нервы удивительно чистые сугробы, окружавшие скамейку, и видневшиеся на заднем плане щербатый бетонный забор и нижние этажи снесенной два года назад пятиэтажки.
Впрочем, сейчас в коробочку можно было заглянуть без особого ущерба для душевного равновесия. Вот уже шесть недель по утрам в субботу у Марины было удивительно хорошее настроение. Сегодня же оно еще и было подсвечено белизной заоконного пейзажа. Марина с минуту рассматривала посвежевшие окрестности пруда, потом потянулась, улыбнулась — совсем как в песне про таинственного капитана — и пошла в душ, шлепая по холодному линолеуму босыми ногами.
Так началась очередная суббота. Главным украшающим элементом была именно ее очередность. Может, кому-то она и показалась бы неприятной, безусловно, определенную негативную окраску этому прилагательному придавал реликтовый страх эпохи позднего СССР. Но Марина толком не помнила то волшебное время и поэтому не видела ничего плохого в том, что субботнее утро было таким же, как и шесть предыдущих, — если не считать, конечно, выпавшего ночью снега. В очередности крылась уверенность в себе, в нем, в мире, во вчерашнем, сегодняшнем и завтрашнем дне. Причем уверенность эта странным образом не требовала оформления сложными речевыми конструкциями. Марина едва ли удивилась бы, если бы ей сказали, что за шесть недель она сильно изменилась, но сказать, в чем именно заключались эти изменения, она бы не смогла.
Хотя одно изменение Марина отслеживала внимательно. Выбравшись из освежающих объятий душа, она встала на весы. Масса ее тела за последнюю неделю уменьшилась еще на восемьсот граммов. Марина не задумывалась над точностью весов, она просто радовалась приятному превращению. За шесть недель она сбросила восемь килограммов, и не радовать это не могло. Марина провела ладонями по ставшему почти плоским животу, подтянувшимся ягодицам и разом поплотневшим бедрам. Злобный оскал шкалы весов теперь казался веселой улыбкой. Марина подмигнула белому квадрату весов, быстро оделась, причесалась и вышла из ванной.
Дома никого не было. Мама отправилась в очередной железнодорожный круиз, папа гостил у институтского товарища, о чем Марине второй раз сообщила лежавшая на кухонном столе вчерашняя записка. Марина скомкала листок, выбросила его в мусорное ведро и поставила чайник. Монтень покрутился вокруг Марины, потом понюхал свою пустую тарелку и уселся возле холодильника. Его пришлось согнать, чтобы достать йогурт. В последнее время она ела мало — аппетит ее неожиданно поскромнел. Светка как-то сказала, что это из-за курения. Марина тогда подумала, что импульсивные, необдуманные решения приносят только радость. И стала курить еще больше.
Позавтракав молочным продуктом, Марина приготовила кофе и пошла в свою комнату. Она еще не представляла, как проведет субботу, но это ничуть не омрачало ее настроение. Марина поставила чашку на стол, включила компьютер, заправила кровать. Еще раз выглянула в окно — на улице опять шел снег. Оживила колонки музыкой, села в кресло и стала пить кофе. Она уже собиралась посвятить ближайшее время уборке, когда вдруг зазвонил телефон.
Совсем недавно Марина почти наверняка облилась бы кофе, но теперь к ней пришла столь необходимая для победы уверенность в себе. Она поставила чашку с островом Сахалин на стол, спокойно встала, подошла к телефону и сняла трубку на третьем звонке.
— Алло, — сказала Марина. Вообще-то Дима не звонил в субботу утром, но Марина почему-то была уверена, что это он, и вложила в стандартное телефонное приветствие весь свой боевой опыт. Она попыталась замаскировать радость от неожиданного звонка раздражением по поводу раннего времени, а благодарность за вчерашний вечер должно было укрыть легкое нетерпение, изображавшее насыщенность Марининого графика. Увы, оценить интонационный шедевр по достоинству было некому. Тревога оказалась ложной.
— Привет, — сказала Светка и через секунду разрыдалась.
Марина никогда раньше такого не слышала.
Выйдя из подъезда, Марина ненадолго остановилась под бетонным козырьком, прислушиваясь к изменениям в природе. Дома она никак не могла решить, подразумевает ли выпадение первого снега переход на зимнюю форму одежды. В конце концов Марина оставила длинное черное пальто, купленное в прошлом году на Черкизовском рынке, до лучших времен. Все же первый снег — это еще не зима. К тому же Марина подозревала, что, после того как объем ее талии уменьшился, пальто будет смотреться неудачно. Поэтому она надела короткую кожаную куртку, подкрепив ее не толстую броню темным вязаным свитером «с горлышком», приобретенным неделю назад уже под новые Маринины габариты (в прошлую субботу она с мамой долго ходила по магазинам, обновляя гардероб). Решение оказалось правильным. Постояв у дверей подъезда, Марина поняла, что не замерзнет. Конечно, воздух казался намного холоднее, чем вчера, но свитер компенсировал изменение температурного режима.
Марина поприветствовала возвращавшегося с рынка соседа, двадцатисемилетнего программиста Ваню, обсудила с ним первый зимний привет, улыбнулась и спустилась по бетонным ступенькам на покрытый снежной кашей асфальт. Потом вспомнила о Светкином звонке, сразу посерьезнела и быстро пошла к палатке, чтобы купить сигарет.
Старуха в пуховом платке на работу не вышла, у нее тоже был выходной, и ничто не омрачило процесс приобретения бело-голубой пачки «Парламента». Сегодня ее цветовая гамма казалась особенно гармоничной. Марина редко баловала себя целой пачкой, финансовое положение по-прежнему было неустойчивым, но накануне папа, отправляясь в гости, оставил на столе возле записки два сторублевых билета. Может, был в хорошем настроении, а может, это была плата за молчание. Правда, Марина и так никогда не обсуждала с мамой папино поведение, но вчера, обнаружив возле записки деньги, она лишний раз убедилась в том, что выработанный уже давно стереотип поведения оказался правильным и с папиной точки зрения.
Через минуту Марина вышла к пруду. Вода в нем потемнела, утки, вяло рассекавшие сероватые волны, сосредоточенно и как-то мрачно смотрели прямо перед собой, полностью игнорируя старушку, спустившуюся к воде с батоном в руках. Пруд, как многие искусственные водоемы в черте города, не замерзал, и утки на зиму не улетали, используя для пропитания специально обученных местных жителей, но сегодня они, похоже, жалели о том, что предали вековую традицию, излучая своим видом презрение к себе и окружающим.
