Ирвин Шоу - Богач, бедняк
— Если у меня будет свободное время, — быстро среагировал Рудольф.
— А что это ты болтал по поводу выборов мэра в этом захолустном Уитби, я правильно тебя понял? — спросил Томас.
— Уитби вовсе не захолустный городок. Ну а как тебе сама идея?
— Я лично вытер бы ноги о любого, пусть даже самого лучшего политика в нашей стране, — отозвался Томас.
— Может, мне удастся переубедить тебя изменить твое отношение к политикам.
— Среди них оказался только один порядочный человек, — продолжал Томас. — Так они и его пристрелили.
— Не могут же они перестрелять всех.
— Могут попытаться, — предположил Томас.
Наклонившись вперед, он включил радиоприемник. Рев толпы заполнил салон автомобиля, послышался взволнованный голос диктора, комментирующего бейсбольную встречу: «…чистый прорыв к центру поля, игрок тянет время, он приближается все ближе, ближе, ближе, скользит по траве. Верняк! Верняк!» Томас выключил радиоприемник.
— Чемпионат страны, — пояснил Рудольф.
— Знаю. Я получаю парижское издание «Геральд трибьюн».
— Том, — спросил Рудольф. — Неужели ты никогда не скучаешь по Америке?
— А что она такого сделала для меня? — ответил он вопросом на вопрос. — Мне наплевать, увижу ли я ее когда-нибудь еще после этого моего визита.
— Не люблю, когда ты так говоришь.
— Одного патриота в семье вполне достаточно, — стоял на своем Томас.
— Ну а как же сын?
— Что сын?
— Ты надолго заберешь его в Европу?
— Навсегда, — резко ответил Томас. — Если только тебя изберут президентом страны и ты выправишь все дела в ней, посадишь за решетку всех этих мошенников, всех этих генералов, полицейских, судей, конгрессменов и высокооплачиваемых адвокатов, если, правда, они тебя прежде не пристрелят, вот тогда я, может, и разрешу ему приехать сюда, но ненадолго.
— Ну а как быть с образованием? — настойчиво продолжал расспрашивать его Рудольф.
— В Антибе тоже есть школы. Уж во всяком случае получше, чем военное училище с его палочной дисциплиной.
— Но ведь он — американец.
— Ну и что?
— А то, что он — не француз.
— Он и не будет французом, — решительно ответил Томас. — Он будет просто Уэсли Джордахом. Вот и все!
— Он будет человеком без родины.
— Ну а где моя родина? Здесь? — Томас засмеялся. — Родиной для моего сына будет яхта в Средиземном море, где он будет ходить под парусом из одной страны, где делают оливковое масло и вино, в другую, где тоже делают оливковое масло и вино.
Рудольф решил не продолжать разговор. Весь оставшийся путь они проехали молча до самой Парк-авеню, где находилась квартира Рудольфа. Он сказал швейцару, что вернется через несколько минут, и тот припарковал его машину во втором ряду. Швейцар бросил любопытный взгляд на Томаса: на его рубашку с расстегнутым воротом, с ослабленным галстуком, на его голубой костюм с широкими штанами, на зеленую фетровую шляпу с коричневой лентой, которую он купил в Генуе.
— Твой швейцар, по-видимому, не одобряет мой наряд, — сказал Томас, когда они подошли к лифту. — Скажи ему, что я одеваюсь в Марселе, и любому нормальному человеку хорошо известно, что Марсель — столица высокой моды для всех мужчин в Европе.
— Не переживай из-за мнения швейцара, — успокоил его Рудольф, приглашая войти в квартиру.
— Неплохо ты, я вижу, здесь устроился, — сказал Том, стоя посреди большой просторной гостиной с камином и длинной, обтянутой вельветом соломенного цвета кушеткой, с двумя креслами с подлокотниками, стоящими по обе ее стороны.
Свежие цветы в вазах на столах, ковер от стены до стены, яркие картины художников-модернистов на покрытых темно-зелеными обоями стенах. Окна выходили на запад, и весь день в них пробивались сквозь щели в шторах яркие солнечные лучи. Мерно гудел кондиционер, и в комнате стояла приятная прохлада.
— Мы не так часто приезжаем в город, как нам хотелось бы, — сказал Рудольф. — Джин беременна, и сейчас у нее самые трудные два месяца. — Он открыл сервант. — Вот здесь бар, — сказал он. — Лед в холодильнике. Если захочешь есть не в ресторане, а здесь, в квартире, предупреди утром горничную. Она очень хорошо готовит.
Он показал Томасу его комнату, которую Джин сделала точно такой, как комнату для гостей в фермерском доме в Уитби, на сельский манер, очень удобной. Рудольф не мог не заметить, как странно выглядит его брат в этой опрятной, убранной заботливой женской рукой комнате, с ее двумя одинаковыми кроватями и пологом на четырех столбиках и пестрыми лоскутными покрывалами.
Томас бросил свой чемодан вместе с пиджаком и шляпой на одну из кроватей, и Рудольфу пришлось сделать над собой усилие, чтобы не поморщиться. На своей яхте, как писал ему Джонни Хит, Томас поддерживает идеальную чистоту. По-видимому, он оставлял свои морские привычки на яхте, когда сходил на берег.
Вернувшись в гостиную, Рудольф налил себе и Томасу виски с содовой. И пока они пили, он, вытащив из ящика бумаги из полицейского департамента полиции и отчет о работе частного детектива, передал их Томасу. Позвонил в контору своему знакомому адвокату и договорился о встрече Томаса утром, в десять.
— Ну, — сказал Рудольф, когда они все допили до дна, — что тебе еще нужно? Хочешь, я съезжу с тобой в военное училище?
— Нет, я поеду один, — отказался от его предложения Том.
— У тебя есть деньги?
— Я в них просто купаюсь, — ответил Томас. — Спасибо.
— Если возникнет что-то непредвиденное, сразу звони.
— О'кей, господин мэр, — шутливо ответил Томас.
Они пожали еще раз друг другу руки. Рудольф, выходя из комнаты, увидел, что Томас стоит у стола, на котором разложил бумаги из полиции и листочки доклада частного детектива. Читая каждый документ по очереди, Том подносил его поближе к глазам. Рудольф захлопнул за собой дверь.
«Тереза Джордах, — читал он в полицейском досье, — она же Тереза Лаваль». Томас широко ухмыльнулся. Его так и подмывало позвонить ей сейчас, немедленно, пригласить к себе. Он, конечно, изменит голос при разговоре с ней по телефону.
«Квартира 14 В, мисс Лаваль. Это на Парк-авеню, между Пятьдесят седьмой и Пятьдесят восьмой улицами». Даже самая осторожная проститутка ничего не заподозрит, услыхав такой адрес. Интересно будет посмотреть на ее рожу, когда она позвонит, а дверь откроет он, ее муж. Он подошел было к телефону, поднял трубку и уже набирал последнюю цифру ее телефона, раздобытого детективом, но передумал. Он, конечно, не сможет сдержаться и не избить ее, и она вполне заслуживает такой взбучки, но разве для этого он прилетел в Америку?
