Ирвин Шоу - Богач, бедняк. Нищий, вор.
Может, потому он такой, что еще молод и не уверен в себе? Отстал в развитии, сказала Фрэнсис. Но никто из его ровесников, по-видимому, так не мучается, все прекрасно понимают себя.
Лежа в одиночестве в темной комнате, Уэсли был уверен лишь в одном: он не останется прежним. Только каким он станет? Интересно, если бы он мог взглянуть на себя, когда ему будет двадцать один год, двадцать пять, а то и все тридцать, что бы он о себе сказал?
Возможно, после того как его увлечение Фрэнсис пройдет, он последует совету тетки и станет актером. Научится играть не только перед камерой, но, как Фрэнсис, ежедневно и ежеминутно. Наверное, она пришла к выводу, что мир хочет от нее именно этого, а раз так — пусть он это и получает.
Завтра утром Уэсли предстояло играть роль жестокого и необузданного парня. Это нетрудно. Может быть, год-другой он посвятит этой профессии. Такое начало ничем не хуже любого другого.
Когда он наконец заснул, ему снилось, что он сидит в гостиной у Элис, ест бутерброд с холодным мясом и пьет пиво, только за столом напротив него сидит не Элис, а Фрэнсис Миллер.
7
Из записной книжки Билли Эббота (1971):
«Снова сел за пишущую машинку. Дурные привычки исчезают с трудом. Кроме того, здесь после обеда соблюдают сиесту, а я никак не привыкну спать днем, и, поскольку общаться не с кем, почему бы не поговорить с самим собой? Во всяком случае, нет никаких оснований полагать, что полиция Франко заинтересуется писаниной американского теннисиста, работающего тренером в этом логове богачей на берегу синего моря. В Бельгии все было иначе.
После Брюсселя климат южной Испании кажется райским, и остается только удивляться, почему люди, имеющие возможность выбирать, продолжают жить к северу от Луары.
Приехал сюда в крохотном открытом „пежо“, купленном в Париже за сходную цену у торговца подержанными машинами. Как только я пересек Пиренеи, то сразу почувствовал какую-то особую радость, будто все эти деревушки, поля и реки я встречал где-то в другой жизни и теперь после долгого путешествия возвращаюсь домой.
Если я молчу, то вполне могу сойти за испанца. Не могло ли случиться так, что члены семейства Эбботов оказались темноволосыми в результате греха, совершенного страстными андалузцами в те времена, когда „Непобедимая армада“ потерпела кораблекрушение у берегов Англии и Шотландии?
Отель, в котором я живу, выстроен совсем недавно, и пройдет еще лет десять, прежде чем ветер и приливы начнут его разрушать. У меня удобный, просторный номер с видом на лужайки для гольфа и море. Помимо начинающих и разных увальней, которым я даю уроки, здесь есть и сильные игроки, и с ними часок-кругом можно ежедневно постукать по мячу. Я человек Нетребовательный, с простыми вкусами.
Испанцы — люди красивые, приятные и вежливые — резкий контраст после американской армии. Многие приехали сюда просто отдохнуть и стремятся показать себя с наилучшей стороны. Пока меня ни разу не оскорбили, и не вызвали на дуэль, и не заставили смотреть бой быков или принять участие в свержении существующего строя.
Стараюсь соблюдать максимальную корректность с дамами. Их мужья или любовники держатся в стороне, но с большим подозрением относятся к молодому американскому спортсмену, проводящему в полуголом виде по крайней мере час в день с их спутницами. Во время уроков они с мрачным видом внезапно появляются возле корта. Я вовсе не хочу, чтобы меня с позором выставили из города, обвинив в том, что я обесчестил жену или любовницу какого-нибудь испанского джентльмена. В мои намерения не входит попадать в неприятную историю.
После Моники радости холостяцкой жизни особенно приятны. Не люблю сумятицы как в постели, так и вне ее.
Я отлично загорел, нахожусь в прекрасной форме.
Платят мне хорошо и на чаевые не скупятся. У меня накапливается порядочная сумма — наверное, впервые в жизни.
Здесь чуть не каждый вечер устраиваются вечеринки, и меня почти всегда приглашают. По-видимому, как недавно приехавшего. Я стараюсь не пить слишком много и не разговаривать с одной дамой более пятнадцати минут. Теперь я уже настолько освоил испанский, что понимаю большую часть ожесточенных политических споров. Здесь частенько говорят об угрозе кровопролития, экспроприации, коммунизме и о будущем Испании после смерти старика. Я держу язык за зубами, благословляю судьбу, что поселился, пусть ненадолго, в прекрасной стране, которая так соответствует моему темпераменту; высказываю свое мнение лишь по наиболее животрепещущим вопросам — например, как держать ракетку при подаче.
Еще раз приходится сомневаться в правоте отца, предостерегавшего, что я происхожу из невезучей семьи.
Мать написала мне несколько писем. Как и раньше, адрес она узнала от отца, которому я пишу в тщеславном убеждении, что только мои письма удерживают его в этом мире и не дают броситься в озеро Мичиган. Письма матери стали значительно мягче. Она, по-видимому, думает, что я не остался в армии только по ее просьбе, и это представляется ей признаком наступления долгожданной зрелости. Теперь она подписывается „любящая тебя мама“. В течение многих лет она подписывалась просто „мама“, тем самым выражая свое отвращение ко мне. Я ответил ей взаимностью и закончил свое письмо словами „любящий тебя Билли“.
Она пишет, что ей очень нравится заниматься режиссурой; это меня вовсе не удивляет: она всегда стремилась командовать окружающими. С восторгом рассказывает об актерских способностях моего двоюродного брата Уэсли. Это одна из профессий, о которой мне следовало бы подумать раньше, поскольку я не хуже любого другого могу быть и лживым и искренним, но теперь слишком поздно. Мать пишет, что Уэсли хочет меня навестить. Что мне сказать ему при встрече? Добро пожаловать, братец-страдалец.
Господи! Через два дня после предыдущей записи здесь появилась Моника в сопровождении немолодого немецкого бизнесмена, занимающегося продажей замороженных продуктов. У нее сейчас период процветания — вся в дорогих тряпках, хорошо причесана. Делает вид, что мы незнакомы, но, вероятно, это затишье перед бурей. Все время думаю о том, что надо бежать.
Проиграл несколько партий человеку, у которого выигрывал шесть дней подряд».
На традиционной вечеринке в павильоне нью-йоркской студии по окончании последнего дня съемок Фредди Кан, оператор, подняв руку Гретхен, дирижировал здравицей в ее честь. Актеры, работники студии и приглашенные друзья пели громко и от души. Гретхен хотелось и смеяться и плакать. Ида Коэн, ради этого случая сделавшая прическу, не скрывала слез. Кан преподнес Гретхен в подарок от актеров часы, на приобретение которых Уэсли дал пятьдесят долларов, и попросил Гретхен сказать несколько слов.
