Берта Исла - Мариас Хавьер

Тупра наконец поднял глаза и невозмутимо уставился на Тома, попивая мелкими глотками пиво. Потом поставил кружку на стол, взгляд его стал еще острее, и он посмотрел на студента с тем лестным вниманием, каким награждал любого, кто оказывался в поле его зрения; Томас тотчас почувствовал твердую почву под ногами и всей душой потянулся к Тупре, хотя тот еще совсем недавно всячески старался показать, что Том для него никто и звать его никак и он не считает его даже мелким камушком на своем пути. В голове у Тома все еще крутились строки из “Литтл Гиддинга”, и, переиначив их, он весьма верно сформулировал для себя ситуацию: “Я был для этого типа чем-то вроде покойника, исторгнутого из вселенной. А теперь я вроде как возвращаюсь, ведя с собой и его”.

– Картина получается довольно мрачная, Невинсон, – сказал Тупра, сразу взяв быка за рога; голос его звучал гораздо ниже, чем во время болтовни с профессоршей, возможно, для этого разговора он его иначе поставил или ставил прямо сейчас. – Вам не повезло. Профессор Уилер все мне рассказал. Видел я и протокол, составленный достойнейшим Морсом. Нельзя сказать, чтобы он отнесся к вам совсем плохо, но это сейчас не имеет никакого значения. Сейчас этого недостаточно. Так что я в курсе вашей версии, можете ее не повторять. Я покажу вам несколько портретов – вдруг они наведут вас на какую-нибудь мысль. Блейкстон. – Он протянул руку в сторону мнимого Монтгомери, который даже в пабе не снял свой героический берет, из чего можно было заключить, что он вообще его никогда не снимает, или никогда не моет волосы, или у него и волос-то нет, совсем нет – поди тут узнай.

Ага, значит, второго зовут Блейкстон, хотя не исключено, что имя и фамилию он тоже меняет в зависимости от ситуации или обстоятельств. “Монтгомери” открыл папку без ручек, которую носил под мышкой, как девушка-студентка, и передал Тупре конверт, откуда тот вынул восемь фотографий форматом в четверть листа. Тупра жестом заядлого картежника выложил их на стол в два ряда, словно и на самом деле затевал игру в открытый покер.

– Посмотрите внимательно на эти портреты, не спешите. Вдруг здесь есть и тот, кто явился к дому Дженет Джеффрис после вашего ухода, как вы утверждаете. Но ведь не исключено, что на самом деле туда никто не приходил.

Томасу такое замечание совсем не понравилось, хотя, если рассудить здраво, почему кто-то должен ему верить? Почему ему должен будет поверить судья или суд, если им толком никогда и ничего не известно, по словам Уилера? Том промолчал и стал вглядываться в лица на фотографиях. У всех вид был скорее значительный, а может не очень, респектабельный, а может не очень. В любом случае они не были похожи ни на преступников, ни на хулиганов или бандитов. Все были хорошо одеты и хорошо причесаны. Кроме того, фотографии делались точно не в полиции. И к ним действительно больше подходило использованное Тупрой слово “портреты”. Не студийные, конечно, но, наверное, взятые из прессы. На некоторых были костюмы в пресловутую тонкую полоску – это было просто манией у влиятельных англичан. Внимание Тома привлекли двое, остальные шесть были явно ни при чем.

– Это мог быть один из вот этих, – сказал он, выбрав пару фотографий; у обоих мужчин были носы с широкими крыльями, но у одного глаза маленькие и сонные, а у другого – большие и яркие, а может просто ослепленные вспышкой, подбородки слегка раздвоенные, но у одного более узкий (как у актера Кристофера Ли, который в те годы играл Холмса и Дракулу), хотя на моментальном снимке такая ямочка могла быть просто тенью; волосы темные, однако не такие волнистые, как вроде бы увиденные Томом при свете фонаря; вообще-то, лицо незнакомца в памяти у него размылось, не успев закрепиться. Такие вещи способны довести до отчаяния, но чем больше мы стараемся запомнить чьи-то черты, чтобы потом восстановить их перед мысленным взором, тем быстрее они бледнеют, путаются или вообще испаряются. Так случается даже с лицами дорогих нам покойников, которых при жизни мы видели каждый день в течение долгого времени, а также с лицами тех, кого сейчас нет с нами рядом, – их черты словно окаменевают, и нам вспоминаются либо одно какое-то выражение, либо один какой-то взгляд. У Томаса так бывало с Бертой во время их разлуки – в его воображении она оставалась всегда неподвижной, как на портрете, а не живой девушкой, способной дышать и двигаться.

– Да, я бы сказал, что видел вот этого. – Томас наконец указал на мужчину с пылким взглядом и более коротким подбородком. – Кто это? Как его зовут? – Тому очень хотелось, чтобы его звали Хью, кем бы этот Хью ни оказался.

Тупра собрал шесть других фотографий и быстро сунул обратно в конверт:

– Вы уверены, Невинсон? Поглядите получше. Вы видели там именно этого типа? – Он использовал не слишком уважительное английское слово bloke. – Потому что, если вы видели именно его, для вас это, должен предупредить, совсем плохо. Проверьте свое впечатление.

– Совсем плохо? Для меня? А в чем я виноват? Полной уверенности у меня, разумеется, нет. Имейте в виду, что я видел его ночью и лишь одну секунду, не больше. А вы показываете мне фотографию и наверняка не самую свежую. Если бы я увидел его вживую, то, пожалуй, мог бы узнать с большей уверенностью или, наоборот, не узнать – по фигуре, конституции и походке. К примеру, если росту в нем метр девяносто, это точно не он.

– Думаю, в нем не больше метра семидесяти пяти.

– Тогда, возможно, это и он, то есть я склоняюсь к мысли, что это действительно он. Но почему же для меня это совсем плохо?

Блейкстон машинально, каким-то даже нервным жестом разгладил усы, словно ему нужно было подготовиться, чтобы вмешаться в разговор в присутствии шефа и без его позволения, и он действительно вмешался, постукивая при этом указательным пальцем по выбранной Томом фотографии. Надо полагать, потом ее пришлось протирать, чтобы убрать следы его пальца – следы пота или пива.

– Разве вы никогда не видели его прежде, Невинсон? Ну скажем, по телевизору или в газетах? Это Важная персона. – И он произнес это так же, как Дженет в свой последний вечер – или, скорее, в свой последний час. С большой буквы. Но выражение использовал в точности то же самое. – А вдруг вы только потому и узнали его, а вовсе не потому, что видели у подъезда вашей любовницы? Подумайте хорошенько.

Томаса резануло слово “любовница”, уже слегка устаревшее и звучавшее нарочито, – сам он никогда не употреблял его даже мысленно применительно к продавщице из книжного магазина. Она была просто девушкой, с которой он изредка занимался сексом, не строя планов на будущее, легко выкидывая из головы каждое свидание и, по сути, не придавая ему никакого значения. Так было заведено у молодежи их поколения, студентов и не студентов. Если Дженет и была чьей-то “любовницей”, то лишь лондонского Хью, ведь их связь продолжалась несколько лет, Дженет устала от ее бесперспективности и в конце концов поставила ему ультиматум.

– Нет, я почти не смотрю телевизор и газеты проглядываю разве что по верхам. Так что понятия не имею, кто бы это мог быть, и он мне никого не напоминает. Видел его позавчера вечером на Сент-Джон-стрит, когда этот тип нажал на кнопку домофона, а если говорить честно, то даже не уверен, звонил он в квартиру Дженет или к кому-то еще. И не готов поклясться, что это точно он. Вроде бы очень похож, да, похож, но полной уверенности у меня нет, нет, и все тут. А кто он такой? Как его фамилия? – снова спросил Том и на сей раз усомнился, так ли уж хочет, чтобы мужчину звали Хью, а не как-то иначе, коль скоро услышал предупреждение про “совсем плохо”.

Тупра опять заговорил, но прежде повелительным жестом, словно отгоняя комара, приказал Блейкстону убрать с фотографии палец, которым он тыкал в нее, желая подчеркнуть свои слова.

– Это МР, – сказал Тупра.

Но Томасу, не слишком долго прожившему в Англии, с трудом удалось вспомнить, что обозначает эта аббревиатура: Member of Parliament — член парламента. Хотя в разговорной речи она мелькала часто.