Яков Цивьян - Специальность – хирург
Я заменил сломанный протез у Анатолия на новый, целый.
Вот уже семь лет Анатолий не появляется. Хочу надеяться, что все благополучно.
Эксперимент был завершен. Со своими наблюдениями я впервые выступил на Всероссийской научной конференции ортопедов-травматологов в Ленинграде в мае тысяча девятьсот пятьдесят шестого года.
Я беспокоился за свой доклад, за то, как его встретят, так как знал, что к внутрисуставному протезированию среди «сильных мира сего» отношение отрицательное. Правда, тогда у нас в стране никто серьезно разработкой метода не занимался. Я надеялся, что своим материалом сумею доказать целесообразность этой операции для тех пациентов, у которых ничто другое эффекта не дает. Я надеялся на справедливую, объективную, деловую критику.
Наконец, открылась конференция. Повторяю, что впервые присутствовал на подобном форуме. Все меня восхищало, волновало, интересовало, все казалось значительным, необычным, торжественным. И люди. И сама обстановка. И помещение института, где работал сам Роман Романович Вреден, один из основоположников отечественной ортопедии.
Заседание открывает блестящий генерал от медицины – эрудит и умница Семен Семенович Гирголав, один из признанных военных, да, пожалуй, и гражданских травматологов. В президиуме конференции Михаил Исаакович Куслик, Тимофей Сергеевич Зацепин, Владимир Григорьевич Вайнштейн, Федор Родионович Богданов и другие представители старшего поколения отечественных ортопедов, чьи имена ассоциируются у меня с классикой моей специальности, так как ранее, чем увидеть их воочию, я многократно встречал эти имена в книгах, статьях, журналах…
Вот называют мое имя…
Я выхожу на трибуну. Обращаюсь к залу. И удивительное спокойствие нисходит на меня. Я совершенно спокоен. Исчезло волнение. Нет никакого напряжения. Голова совершенно ясная. В ней четко выстроились фразы, которые я должен произнести. А дальше все просто. Речь моя спокойна и логична. Это я четко понимаю. Контролирую свои мысли, свои движения. Показываю слайды, на которых проходят один за другим мои пациенты. Вот Гена… Вот Николай В. …Вот Толя Б. …Для меня это не просто картинки. Для меня это люди, с которыми пережито так много, что они стали родными, близкими… Это люди, судьба которых мне далеко не безразлична… Ведь про каждого из них я мог бы рассказывать бесконечно долго и не казенно – так было, так стало, – а детально не только об их физическом состоянии, о болях, о подвижности в суставах до и после операции, как это я сейчас делаю, но и об их стремлениях, душевных переживаниях, надеждах и мечтах, об их мужестве, о пережитом ими…
Очень хочется говорить об этом. Но не имею права. Язык мой должен быть бесстрастным и академичным, сухим и объективным. Только факты… Одни факты безо всякой эмоциональной окраски. Эмоциям здесь не место. А так хочется поведать собравшимся о сильной воле Николая В.! Какое мужество он проявил в ответственнейшие недели послеоперационного периода! С каким мужеством он, сжав зубы, «разрабатывал» свои новые суставы, закусив губы от боли! Да разве он один? А другие?
Вот произнесена последняя фраза. Уложился точно в отведенные для доклада минуты.
Зал молчит. Я все время чувствовал, что хорошо слушали меня… А вот что будет, когда зал заговорит? И заговорит ли он?
Заседание продолжается. Сижу на своем месте. На трибуне следующий докладчик…
Объявлен перерыв. Мои спутники поздравляют меня с хорошо сделанным докладом… Поздравляют и посторонние.
После перерыва заседание будет продолжено: ответы на вопросы и обсуждение докладов – самое важное для меня. Как воспримут то, чему я отдал столько труда, времени и сил?
И началось.
Было задано несколько малозначащих вопросов докладчикам, в том числе два вопроса мне. А потом начались выступления в прениях.
Из пятнадцати сделанных на этом заседании докладов практически обсуждался только мой. По нему выступили шестнадцать человек, и каких! И каждый с критикой! И каждый с острым словом! Вот Лазарь Ильич Шулутко, в последующем мой большой друг, к которому я питал и питаю чувство большого уважения и дружбы, со свойственным ему юмором, широкой и благожелательной улыбкой рекомендует мне не зашивать рану, а вшить в ее края замок-молнию на тот случай, когда протезы будут ломаться. Тогда будет все просто: раскрыл молнию, вытащил сломанный протез головки бедра и заменил его новым. А замок опять закрыл! Зал бурно реагирует смехом. Зал веселится. А мне не до веселья. Я готов принять деловую критику. Но зачем же так!
Последним выступил Михаил Исаакович Куслик. Спокойно и деловито разобрал мой доклад. Он заключил, что не следует отделываться шутками об услышанном. Надо взвесить. Проследить. Посмотреть, что получится в отдаленные сроки. Видимо, строгие показания позволят отобрать тех пациентов, которые получат пользу от предлагаемого докладчиком метода. Так он закончил.
Его слова были каплей бальзама, которая попала на мое израненное предыдущими выступлениями сердце…
И еще Иван Леонтьевич Крупко, тогда полковник медицинской службы, позже медицинский генерал, пригласил меня к себе в клинику рассказать о внутрисуставном протезировании.
Исполнилось двадцать лет после описанного мною. Почти каждый год бываю в этом зале, а забыть первого своего выступления, вернее реакции на него, не могу.
Теперь бы я отнесся к такой критике по-иному. Считал бы, что мой доклад получил блестящую оценку. Ведь людям, даже ведущим специалистам, сказать было нечего. Не было ни опыта, ни знаний, за исключением литературных, в этой области. Вот и свели все к шутке. А тогда? Тогда я был убит неудачей…
Случившееся заставило еще раз строго и трезво оглядеться… Основным выводом, который я сделал для себя, было убеждение в том, что, несомненно, внутрисуставное протезирование – нужный и полезный метод лечения некоторых болезней тазобедренного сустава, что его следует еще более активно разрабатывать и внедрять в клинику. Однако требуются строгие, продуманные и обоснованные показания, чтобы доказать полезность и целесообразность этого метода. Я хорошо понял, что смогу доказать полезность и целесообразность внутрисуставного протезирования тазобедренного сустава только тогда, когда докажу его эффективность для больных, которым все другие существующие методы лечения пользы не принесли.
И клиника стала заполняться тяжелейшими больными. В основном, это были молодые люди.
До сих пор перед моими глазами стоят Павлик К. и Лиля М., у которых из всех суставов туловища движения сохранились только в локтевых да, частично, в пальцах кисти. Они страдали анкилозирующим полиартритом с детских лет. Маленькие, тщедушные, внешне не соответствующие своему возрасту и кажущиеся подростками, они беспомощно лежали на постели с неподвижными, искривленными болезнью ногами и руками. Прежде чем вернуть подвижность их давно замершим тазобедренным суставам, требовалось до десятка других операций на других отделах рук и ног.
