Джеффри Арчер - Прямо к цели
Грейс все еще находится во Франции, но в начале нового года рассчитывает вернуться в Лондонский госпиталь. Она теперь стала старшей медсестрой. Я думаю, ты знаешь, что ее уэльский капрал подхватил пневмонию и умер через несколько дней после объявления перемирия.
Китти сначала исчезла с лица земли, а затем так же внезапно объявилась в Уайтчапеле с мужчиной в автомобиле, ни один из которых ей, похоже, не принадлежал, но она, тем не менее, казалась весьма довольной жизнью».
Чарли не смог понять смысл приписки, которую в конце письма сделала сестра: «Где же ты будешь жить, когда вернешься в Ист-энд?».
Сержант Чарлз Трумпер был демобилизован с действительной военной службы 20 февраля 1919 года одним из первых. Недостающий палец сыграл наконец свою роль. Он сложил форму, положил сверху каску, рядом сапоги и, пройдя через плац, сдал их каптенармусу.
— Тебя, сержант, не узнать в этом старом костюме и кепи. Они теперь тебе малы, не так ли? Ты, должно быть, подрос за то время, что был фузилером.
Чарли посмотрел вниз на свои брюки: они теперь на целый дюйм не доходили до ботинок.
— Должно быть, вырос за время пребывания в фузилерах, — медленно повторил он, раздумывая над каждым словом.
— Могу поклясться, что родные будут вне себя от радости, когда ты вернешься домой.
— Те из них, кто остался, — сказал Чарли, поворачиваясь, чтобы уйти.
Ему оставалось только явиться к казначею и получить свое последнее денежное содержание и проездные документы, прежде чем оставить военную службу.
— Трумпер, с вами хочет поговорить дежурный офицер, — сказал ему сержант-майор, когда он покончил с последней, по его предположениям, служебной обязанностью.
«Лейтенанты Мэйкпис и Харви навсегда останутся в моей памяти моими дежурными офицерами, — думал Чарли, возвращаясь через плац к ротной канцелярии. — Теперь их место постараются занять какие-нибудь безусые юнцы, так и не понюхавшие пороха».
Чарли собрался было отдать лейтенанту воинскую честь, но вспомнил, что он уже не в форме, и просто снял кепи.
— Вы хотели видеть меня, сэр?
— Да, Трумпер, по личному делу. — Молодой офицер коснулся коробки, стоявшей у него на столе. Чарли не видел, что лежало внутри.
— Оказывается, Трумпер, ваш друг рядовой Прескотт оставил завещание, по которому все его имущество переходит к вам.
Чарли не смог скрыть своего удивления, когда лейтенант подтолкнул к нему коробку.
— Проверьте, пожалуйста, содержимое и распишитесь.
Еще одна призывная карта появилась перед ним. Под напечатанным на машинке именем рядового Томаса Прескотта шла запись, сделанная лихой размашистой рукой. Под ней была нацарапана в виде «X» подпись сержанта-майора Филпотта.
Один за другим Чарли стал извлекать из коробки находившиеся там предметы. Губная гармошка Томми, вся заржавевшая и разваливающаяся на части, семь фунтов одиннадцать шиллингов и шесть пенсов денежного довольствия, каска германского офицера. Затем Чарли достал маленький кожаный футляр и, открыв его, обнаружил военную медаль Томми со словами «За храбрость в бою», выбитыми на обороте. Он вынул медаль и сжал ее в руке.
— Должно быть, славный и храбрый был малый Прескотт, — сказал лейтенант. — Весельчак и тому подобное.
— И тому подобное, — согласился Чарли.
— А также и верующий?
— Нет, я бы не сказал, — ответил Чарли, позволив себе улыбнуться. — А почему вы спрашиваете?
— Картина, — сказал лейтенант и опять показал на коробку. Чарли наклонился вперед и с недоверием уставился на рисунок «Дева Мария с младенцем». По размеру он был около восьми квадратных дюймов и заключен в рамку из тика. Он достал картину и держал ее в руках.
Глядя на темно-красные, лиловые и синие оттенки красок, которыми была выписана центральная фигура, он не мог отделаться от ощущения, что уже видел это изображение где-то. Через несколько мгновений он положил картину в коробку вместе с остальным имуществом Томми.
Чарли надел свое кепи и, повернувшись, пошел с коробкой в одной руке, коричневым свертком из бумаги — в другой и с билетом до Лондона в верхнем кармане.
Шагая от казарм к станции, он раздумывал, сколько же времени должно пройти, прежде чем он сможет ходить нормальным шагом. Дойдя до караульного помещения, он остановился и обернулся, чтобы в последний раз окинуть взором плац. Группа зеленых новобранцев маршировала туда-сюда под руководством нового строевого инструктора, в голосе которого звучала такая же решимость, как когда-то у сержанта-майора Филпотта, стремившегося не допустить, чтобы хоть одна снежинка смогла опуститься на плац.
Чарли отвернулся от плаца и двинулся в путь к Лондону. Ему было девятнадцать лет от роду, он только что отслужил военную службу, но теперь стал на пару дюймов выше ростом, узнал, что такое бритва, и даже чуть было не потерял однажды невинность. Он выполнил свой долг и чувствовал, что, по меньшей мере, может согласиться с премьер-министром в том, что участвовал в войне, чтобы положить конец всем войнам.
Ночной поезд из Эдинбурга был полон людей в форме, которые смотрели на Чарли, одетого в гражданское платье, с подозрением, как на человека, еще не служившего своей стране или, хуже того, сознательно уклоняющегося от своего долга.
— Его скоро призовут, — сказал капрал своему дружку громким шепотом в дальнем конце вагона. Чарли усмехнулся, но ничего не ответил.
Он спал урывками, потешаясь над мыслью, что мог бы отдохнуть гораздо лучше в сырой грязной траншее в обществе крыс и тараканов. Когда к семи часам следующего утра поезд притащился на вокзал на Кингс-кросс, у него затекла шея и болели бока. Он потянулся и взял большой коричневый сверток, а также пожитки Томми. Купив на станции сандвич и чашку чая, он был удивлен, когда продавщица потребовала с него три пенса. «Два пенса только для тех, кто в форме», — с неприкрытым презрением бросила она ему. Чарли залпом выпил чай и, не сказав больше ни слова, покинул вокзал.
Движение на дорогах было более оживленным и беспорядочным, чем прежде, но он, тем не менее, уверенно впрыгнул в трамвай с табличкой «Сити» впереди. Он сидел в одиночестве на жестком деревянном сиденье и гадал, какие изменения встретит по возвращении в Ист-энд. Процветает ли его лавка, или просто существует по инерции, а может быть, она уже продана или разорилась. И что сталось с «крупнейшим в мире лотком»?
Он выскочил из трамвая в Полтри, решив пройти оставшуюся милю пешком. Его шаг ускорялся по мере смены акцентов: городские щеголи в длинных фраках и котелках уступали место деловым людям в темных костюмах и шляпах, которые затем сменялись простыми парнями в плохо скроенной одежде и кепках, пока наконец он не попал в Ист-энд, где даже среди лоточников не осталось тех, кому было до тридцати.
