Михил Строинк - Как если бы я спятил
— Но ведь каждый в состоянии отличить красивое от уродливого?
Вероятно, мне просто следует развернуться и уйти. Или согласиться и нарисовать цветок, но вместо этого я подхожу к рабочему столу Изабель. Я беру со стола бумеранг-открытку и приклеиваю ее к белому холсту. «Спасибо, до свидания!», гласит открытка.
— Что это значит? Это искусство? — спрашиваю я Изабель, которая думает, что мы с ней играем в какую-то игру.
— Да, думаю, да. Подожди-ка. Ага, понимаю. Этой открытке не место на этом холсте, к тому же она кривовато приклеена. Значит, это ошибка. Спасибо, до свидания! Верно?
— Верно! Как угодно! — я беру черный маркер и рисую на открытке жирный черный крест.
— А сейчас? Как ты думаешь, что это значит?
— А! Сейчас это опять превратилось во что-то другое. Здорово! Дай-ка подумать…
— Нет, стоп. Достаточно. Так можно продолжать до бесконечности! — одновременно я понимаю, что лишь все больше завожусь. Я плотно закрываю маркер колпачком и роняю его на пол. Надо было сразу линять отсюда, и я разворачиваюсь в направлении двери.
— Нет, это ты стоп! — Изабель меня опережает. — Я не совсем понимаю то, о чем ты говоришь, но я прекрасно вижу, что тебе все это очень близко, да?
— Да, логично, по-моему.
— И поэтому не стоит сразу от этого бежать.
Изабель отклеивает открытку от мольберта и прикрепляет на него новое полотно.
— Я еще не уверен.
— Еще? Значит, это вопрос времени?
— Наверное, — тихо вздыхаю я.
— Я сейчас же составлю учебный план. Это же потрясающе! Обязательно приходи снова!
66
Когда в слесарной мастерской меня встречает Франк, настроение мое сразу улучшается. Франк — это мой новый напарник в отделе автоматической распилки (да, я быстро продвигаюсь по служебной лестнице!), веселый, открытый и заражающий всех своим энтузиазмом.
— А вот и мой главный человек, Бен! Я уже распилил тринадцать досок, но без тебя, если честно, дело не спорится. Иди скорей сюда!
Франк сам выбрал себе имя и выговаривает его на американский манер: «Фрэнк». Он родом из Марокко, из маленькой берберской деревушки. Местное консервативное население живет там по жестким неписаным законам мусульманского сообщества. Франк не исключение. Он еще ни разу не брал в рот спиртного, и пока мы распиливаем безупречно ровную доску в голландской психиатрической больнице с принудительным лечением, его возвращения дожидается шестнадцатилетняя красавица невеста. Мне интересно узнать о суровых правилах общежития в стране его происхождения. Ведь большего сексуального влечения, чем он, не испытывает никто. Он не гомо и не гетеро — Франк называет себя омнисексуалом. «В каждом человеке есть что-то прекрасное».
Франк уже не девственник. Когда я в первый раз спросил его о прошлом, он чистосердечно признался мне, как в его берберском сообществе мальчики-подростки вынуждены удовлетворять свои потребности.
— Все очень просто. Мы не имеем права заниматься сексом ни с какими другими женщинами, кроме собственной жены. Что нам остается?
— Действительно, — сказал я, думая, что он повторяет мой вопрос.
— Нет, как ты думаешь, что нам остается?
Я не понял, куда он клонит, и ткнул пальцем в небо:
— Козы?
— Ха-ха! Козы! Ты с ума сошел! Нет! Мальчики, конечно! Это большая тайна. Об этом никто не говорит. Но в моей культуре это в порядке вещей. Пока не женишься, можешь спать с мальчиками. Но после свадьбы ни в коем случае. Иначе тебя будут считать гомиком, обманывающим свою жену. До свадьбы — пожалуйста! Только держи рот на замке.
Довольно широкие взгляды, подумал я про себя, и представил себе, что чувствовал Франк, когда из марокканской глуши он вдруг попал в греховную ночную жизнь Роттердама. Где сплошь только секс. Полагаю, мне не надо долго гадать, какое преступление он совершил. Я и не гадаю. Не важно. Я лишь добровольно отдаюсь во власть его простодушия и жизнелюбия.
67
Сегодня у нас с Франком работы невпроворот. Мы должны выпилить внешние стенки заданных размеров для театральной крытой площадки в саду. Днем в «Радуге» устраивается театральный фестиваль «Парад». Наш парад сумасшедших лишь отдаленно напоминает кочующий театральный «Парад», гремящий каждое лето по большим городам нашей страны.
До моего творческого отпуска в психушке для нас с Грегором «Парад» был всегда событием года. Мы ходили туда отчасти ради культуры, отчасти чтобы выпить со старыми приятелями по художественной академии, но в основном поглазеть на полукультурную толпу квазиинтеллигентов, посещающих театр исключительно по купону газеты «Фолкскрант»[44]. Эти однодневные театралы забредают туда как в парк миниатюр «Мадюродам»: «Ой, поглядите, как славно расположился этот сценический народец в своем цыганском таборе».
Так или иначе, до 2005 года сотрудники «Радуги» вместе с небольшой группой пациентов были завсегдатаями театрального фестиваля, если тот находился проездом в городе. Пациенты отбирались тщательным образом, а больница обеспечивала усиленное сопровождение: не меньше двух инструкторов на одного пациента.
Помимо этого, каждый год «Радуга» делегировала четырех пациентов на участие в четырехдневном пешеходном марафоне в Няймегене. Организовывала прогулки на парусных лодках, выезды на пляж, походы в музеи и даже соревнования по стрельбе на траншейном стенде настоящим оружием. Эти мероприятия особенно нравились долгосрочникам типа Гровера. Их умышленно институционализировали, и жизнь от события до события в немалой степени способствовала их укоренению в больнице. Другие же, получая дополнительную мотивацию для участия в подобных поездках, преуспевали в собственном излечении.
В 2005 году, правда, в мед попала ложка дегтя. Один из пациентов, отправившийся под наблюдением инструктора навестить семью, сбежал. А потом совершил тяжкое преступление. Что для министра юстиции (самого высокого начальника всех психушек) стало веской причиной, чтобы запретить все групповые экскурсии пациентов на территории Голландии. Сейчас запрет на некоторые мероприятия уже сняли. В этом году, например, состоялась прогулка на парусниках, и вскоре планируется поездка на велосипедах вдоль реки Фехт. Групповой поход на «Парад» вряд ли когда-нибудь снова разрешат. Слишком многолюдно, слишком опасно.
Вылазка на «Парад» была гвоздем сезона прежде всего для сотрудников больницы. Они получали удовольствие от спектаклей, но больше всего им нравились отклики пациентов на эти спектакли. А поскольку персонал «Радуги» не только любит витать в облаках, но и обладает скрытым чувством драмы, то было решено создать свою версию «Парада» — «Радужного парада»!
Сейчас здесь царит веселая суматоха, в которой участвуют сотрудники и пациенты больницы. Даются представления. Повсюду музыка, танцы, кабаре и палатки с едой. Это идеальная мини-версия настоящего «Парада».
68
Я договорился с Франком и Гровером посмотреть несколько представлений. Франку нравится Гровер. Вообще-то Франку все нравятся, так что мне безмерно повезло, что Гроверу тоже нравится Франк.
— Гровер, бисквитный монстр! — кричит Франк приближающемуся издалека Гроверу. Тот развел руки в стороны и делает вид, что летит. Понятия не имею, летают ли на самом деле эти странные персонажи из «Улицы Сезам». Нам, во всяком случае, весело.
Франк уже определил начало нашего маршрута.
— Пойдемте к ларьку с пончиками! Вы глазам своим не поверите!
Пончики похожи на булочки, так что Гровер тут же соглашается. В отчете центра судебной психиатрии записано, что я довольно часто не верю своим глазам, поэтому я тоже не возражаю.
Франк обеими руками машет в сторону пончиковой достопримечательности. Там в пожелтевшем фартуке поверх синего комбинезона выпекает пончики сам шеф слесарной мастерской. Он держит все под контролем, и его самоличное присутствие являет собой последний штрих в этой картине. Он словно сахарная пудра на пончике. А вот защитные очки, наверное, снять забыл.
— От фритюрного жира? — кричит Франк шефу, очерчивая пальцами два круга вокруг глаз.
— В ларьке с пончиками не бывает несчастных случаев! — не без чувства самоиронии отвечает шеф с улыбкой под усами.
Мы с Франком съедаем по пончику и полчаса наблюдаем за тем, как его обсасывает Гровер.
— Это будет нашим аттракционом на следующий год, — осеняет Франка. — Ларек, где артисты уминают продукты, не разжевывая их. Номер багетоглотателей. Ты будешь участвовать, Гровер?
Гровер не любит багеты, но в остальном идея ему по душе.
Мы проходим мимо сине-фиолетовой палатки с табличкой «Гадалка». В палатке сидит Изабель в роскошной розовой цыганской юбке.
