Мартина Хааг - Самая-самая, всеми любимая (и на работе тоже все о’кей)
— Подумать только, я — первая, кого ты привел в свою гримерку! Самая первая!
— Да ладно тебе, Белла, ты же не веришь во все эти сплетни? Да, я люблю женщин, признаюсь, но больше всех мне нравишься ты. Кстати, тебе понравилась книжка об Италии? Ты заметила, что мы оба свободны в следующие выходные, так как в Стокгольме гастролирует театр из ЮАР? Может, тогда и поедем? Ты, я и пять тысяч мостов!
41— Вообще-то я не из тех, кто читает желтую прессу, но даже я наслышана. И ничего хорошего сказать тебе не могу.
Кайса сердито катит коляску. Вид у нее раздраженный, но я не намерена поддаваться брюзжанию матери с ребенком-который-не-дает-спать-по ночам. Мы с ней прохаживаемся по Седеру. Вернее, прохаживается Кайса, а я скачу рядом, меня так и распирает от радости! Поводов у меня предостаточно:
1. Наконец-то я нашла нормального мужика. Мне больше никогда не придется ходить на всякие ознакомительные прогулки с чокнутыми ипохондриками! И скоро мы поедем заграницу!
2. У меня есть работа. В Драматическом театре! Прощай, унизительная халтура!
3. С новым тренером мне наконец удастся решить проблему с акробатикой! Довольно глупо было с моей стороны возлагать надежды на первого попавшегося акробата, но теперь я буду заниматься с настоящим профессионалом!
— Не хочу спускать тебя с небес на землю, Белла, но, по-моему, не стоит слишком обнадеживаться. Микке же вроде славится тем, что меняет женщин как перчатки? Мне кажется, тебе нужно быть с ним поосторожнее. Ты же его совсем не знаешь и…
Кайса чертыхается, заметив, что в колесе застряла какая-то ветка, но я с легкостью нагибаюсь и выдергиваю ее.
— Слушай, Кайса, но ты его тоже не знаешь, мало ли что в газетах пишут. Мы, между прочим, едем в Венецию! Причем уже в следующие выходные — только я, он и пять тысяч мостов!
— Подожди, во-первых, работу в театре ты получила обманным путем, во-вторых, тебя в любой момент могут разоблачить, в-третьих, о твоем Микке ходит столько слухов, что я бы десять раз подумала, прежде чем заводить с ним интрижку.
— Интрижку?! С чего ты решила, что это интрижка? Ты же не знаешь, что у нас за отношения. Да ты вообще его видела? Как ты можешь судить о человеке, с которым ни разу в жизни не говорила?
Мы молча спускаемся вниз. Чертова дура!
— Ну… Извини, что мне все видится в таком мрачном свете, я просто ужасно устала. Вильгот совсем распустился, по ночам не спит, ну и я за тебя волнуюсь…
— М-м. Я, конечно, понимаю, что ты не высыпаешься и у тебя плохое настроение, но нельзя же заранее во всем видеть только плохое, когда я в кои-то веки по-настоящему счастлива!
— Слушай, ну правда, неужели ты не понимаешь, что можешь навсегда лишиться возможности работать в Драматическом театре? Да ни один приличный театр не согласится тебя взять, если тебя разоблачат, и я уверена, что в глубине души ты и сама знаешь, что Микке гуляет направо и налево…
— НУ ВСЕ, С МЕНЯ ХВАТИТ! Черт, тебе обязательно надо все испортить! Тебе что, не дает покоя, что у меня в кои-то веки все хорошо? Может, в этом все дело? Ты так привыкла быть самой везучей из нас двоих, что теперь, когда у меня вдруг появились работа, карьера и любовь, тебе это не по душе? Я права? Может, ты мне просто завидуешь и бесишься оттого, что я наконец-то зажила нормальной жизнью?
Кайса останавливается. Серьезно смотрит на меня. Вильгот удивленно садится в коляске, не понимая, почему мы остановились.
— Ты правда так думаешь, Белла?
— Меня достало, что ты вечно смеешься над тем, как у меня все плохо, когда у тебя самой все так хорошо! Что ты у нас самая умная, всегда все делаешь правильно, а я вроде шута горохового, который только позориться умеет. Sorry, Кайса, больше я не собираюсь прозябать в твоей тени. Fuck you, вот что я тебе скажу! — говорю я, и мне самой тут же становится стыдно.
Затем поворачиваюсь и иду пешком до станции метро «Цинкенсдамм».
42Студия Четвертого канала оказывается большим зданием кирпичного цвета со стеклянными дверями. Я поднимаюсь по лестнице и подхожу к ресепшену.
— Здравствуйте, меня зовут Изабелла Эклёф, я актриса, меня пригласили в утреннее ток-шоу.
— Подождите, сейчас я позвоню администратору, — отвечает охранник.
В этот момент в дверях появляется Рейне.
— Привет, Белла, как дела? — спрашивает он, пожимая мне руку.
— Ничего, немного волнуюсь, а так ничего.
— Все будет хорошо. Просто будь собой, и все пройдет на ура.
Бенгт Магнуссон[44] сидит на стуле рядом со мной, пока его припудривают. Он небрежно здоровается и просит у гримера капли для глаз. Я смотрю на свое отражение в зеркале. Ой, ну и усталый же у меня вид! Хотя неудивительно, время — без четверти шесть утра.
— У вас есть какие-нибудь пожелания? — спрашивает гримерша, перебирая мои седые пряди.
— Да нет, вроде ничего особенного в голову не приходит. Только не надо сиреневой помады, а так делайте то, что считаете нужным. Чем больше грима, тем лучше, надоело, что меня вечно принимают за парня.
— Может, что-нибудь в стиле Одри Хепберн, как вы считаете? Можно вот так зачесать челку, здесь заколоть заколкой и использовать побольше светлых цветов, что скажете?
— Да, отлично, — отвечаю я, начиная листать старый выпуск журнала «Амели», который лежит на столе.
Полчаса спустя я поднимаю голову. Грим готов. Ничего общего с Одри Хепберн, но, по крайней мере, я похожа на девушку. На седую девушку. Рейне уже сто лет как готов, он сидит в кресле и читает «Дагенс нюхетер». Нам пора в студию. Мне прикрепляют маленький черный микрофон к вороту платья.
— Добро пожаловать, меня зовут Ульрика Нильссон, я ведущая программы. Рада вас видеть. Сейчас у нас рекламная пауза, а потом ваш выход. Осталось две минуты.
— Большое спасибо, — отвечает Рейне.
Я тоже хочу сказать «спасибо», но к горлу подкатывает ком, и мне удается выдавить из себя лишь невнятное мычание. У меня никогда еще не брали интервью на телевидении. У нас прямой эфир. Ульрика Нильссон сидит рядом со мной и перечитывает свои вопросы. Я шепотом спрашиваю у женщины-администратора, стоящей рядом с оператором:
— Сколько нам осталось?
— Тридцать пять секунд, — отвечает она и ободряюще улыбается.
— Можно воды? — выдавливаю из себя я.
Рядом со мной мгновенно материализуется юноша с кружкой воды. Я пью. Кружка в моей руке дрожит до невозможности. Рейне смотрит на меня:
— Белла, ты как? Все в порядке?
В глазах рябит. До прямого эфира осталось лишь несколько секунд. Еще немного — и нас увидит все население Швеции, замерев перед экранами телевизоров. Представляю себе, как они поперхнутся своим завтраком, когда Ульрика Нильссон скажет:
— Всем нам свойственно врать, но обманывать самого Ингмара Бергмана, Королевский драматический театр и всю страну — это совсем другое дело. На нашем утреннем ток-шоу вам предстоит стать свидетелями грандиозного разоблачения! Мы знаем, что в ряды актеров Драматического театра обманом проникла самозванка. Добро пожаловать, Рейне Брюнольфссон, настоящий актер Драматического театра, и Изабелла Эклёф, выдающая себя за акробатку!
Однако на деле все происходит совсем не так. Вместо этого она спрашивает, как нам нравится работать с Бергманом (мы деликатно обходим вопрос, вернее, Рейне, пока я пытаюсь избавиться от этого чертова кома в горле), а потом Рейне рассказывает про «Двенадцатую ночь» и репетиции, в то время как на экране показывают наши фотографии в гриме и костюмах, и поначалу мне почти ничего не приходится говорить, я только сижу, лихорадочно сжимая в руке кружку, и нервно хихикаю. Но потом Ульрика спрашивает меня:
— Изабелла, нам редко приходилось вас раньше видеть, но я уверена, что теперь ваше имя будет звучать все чаще и чаще. Насколько мне известно, вы не только актриса, но и цирковая артистка?
— Да… Да, совершенно верно.
— Где мы могли вас видеть?
— В театре округа Норботтен и в телевизионном сериале «Сегемюру, до востребования».
— А в цирке?
— Что? (О нет, только не это, что угодно, только не о цирке!)
— В каком цирке вы работали? Может, в цирке «Скотт»?
— В цирке… э-э… в цирке… «Рейне»! (Боже, что я несу?!)
— Ах, в цирке Рейне! Надо же, какое совпадение!
Рейне радостно смотрит на меня, и я представляю свою маму, сидящую перед телевизором.
— Да уж. Э-э… Мы довольно мало выступали в Швеции. В основном в… Литве. На гастролях. Для детей. Это школьный цирк.
— Очень интересно, — говорит Ульрика.
И вдруг все заканчивается, и кто-то подходит ко мне и снимает с меня микрофон.
43— Алло, Белла слушает.
— Здравствуйте, это Вероника. Из цирка «Циркач».
— Ну наконец-то! Слава Богу, что вы позвонили! Вам удалось найти тренера?
