Николай Двойник - Повесть об одиноком велосипедисте
– Хороший у тебя велосипед.
Я вижу перед собой того молодого торговца, он не очень крепок в ногах.
– Да, хороший, – соглашаюсь я и тоже смотрю на велосипед.
– Дорогой…
– Не очень.
Он протягивает мне бутылку пива.
– Давай выпьем за тебя!
По весу в ней еще около половины, я пью, а потом пьет он. Я хочу задать один глупый вопрос, но в это время поезд резко останавливается, двери со стуком открываются, парень осторожно выходит, трескучий голос в динамике, двери схлопываются, свисток, вагон толчком трогается. Зачем он пьет?
Потом к этим мыслям я вернулся на кухне за бутылкой вина. Что-то себе пело радио, немного клонило в сон.
Отрывок 99
В сентябре еще был туман.
Точнее, смог.
Точнее, дым торфяных пожаров, начавшихся за городом еще в августе и немного пошедших на спад на той неделе, когда не стало деда. Но тогда лишь чувствовался кисловатый привкус. Теперь же я просыпался, во сколько бы ни лег, ровно в восемь от духоты и першения в горле. Закрытые шторы, казалось, мешают притоку воздуха, я вскакивал, отдергивал их, и в окно вливалось молочное видение города. Со своего этажа за застывшими, будто умершими, деревьями я не видел улицы и не видел, идет ли кто по ней или едет. Похожий на вату туман глушил звуки, и хотелось вынуть эту вату из ушей.
Примерно через час пелена начинала редеть, и сквозь нее даже пробивалось какое-то подобие солнечных лучей, начинали доходить уличные звуки и, как скалы в горном ущелье, прорисовывались уступы соседних домов. Однако из комнат дым никуда не девался, сколько я ни пытался их проветривать. Даже совсем наоборот – его будто становилось больше.
Полагая, что вырвавшись на улицу, дышать станет легче, обычно я уезжал куда-нибудь.
Отрывок 100
Дождь продолжался. Иногда казалось, что он стихает, но потом он снова припускал. Я ругался на погоду и благодарил тех, кто соорудил на краю поляны этот навес – четыре столба и дощатая решетка, крытая рубероидом. Посередине сооружения будто специально для меня торчал пень. На котором я, собственно, и сидел второй час.
Лило как осенью – основательно и неторопливо.
До того как я нашел навес, я успел минут двадцать простоять под елкой, пока дождь не пробил ее крону, пока капли, скатываясь с ярусов иголок, не стали падать мне за шиворот. Тогда я понял, что прятаться бессмысленно и рванул по скользкой тропинке. Через пять минут отчаянного кручения педалей попалась эта поляна.
Ни здесь, ни пока я ехал сюда, мне не встретился ни один человек. И так бывало часто. Не только в пригородных лесах, но и в некоторых городских парках. Вот тебе и мегаполис, миллионы населения – пять кэмэ до Кольцевой – и ни души, глушь…
Однообразно бил по рубероиду дождь, и я встал размяться и помахать руками и ногами, чтобы не замерзнуть. Дождь вообще все разделяет. И если он будет идти три дня, то три дня здесь никто и не появится. В городе тоже все похоже: по улицам снуют машины, по тротуарам пешеходы, никому ни до кого нет дела.
Когда сидишь в лесу вот так в дождь, то кажется, что никакого развития, прогресса вообще нет. Достав из кармана мобильный телефон, увидел, что на экране с трудом теплится одна палочка – сигнала почти нет. Единственное, в чем сказывается прогресс и в чем мое отличие от первобытного человека, – слой рубероида над головой. Все остальное осталось тем же, что и сто, двести, триста лет назад – лес, дождь, звуки капель, приникшая трава, тропинка на той стороне поляны.
Все вокруг напитывалось влагой, и одежда в том числе. Порывшись в рюкзаке, я нашел на дне зажигалку; искал бумагу, но, не найдя ничего лучше, выдрал из карманного атласа города страничку «Для заметок». Насобирал сухих листьев и травы, отодрал с пня кору, выскочив из-под навеса, схватил несколько березовых веток, разломал их как можно мельче. Сверху положил ветки побольше. Потом спохватился и перетащил все это к стороне навеса, противоположной той, откуда дул ветер. Когда куча загорелась, я испытал маленькую радость.
Сидя на корточках, я скармливал оранжевым язычкам ветки, а когда они заканчивались, выбегал и приносил новые. Стало тепло. Не столько от огня, сколько от моего постоянного движения.
Не все так запущенно – от первобытного человека меня отделяет не только кусок рубероида, но еще и фантастическая вещь – зажигалка!
Дождь закончился, но я продолжал сидеть у костра, хотя ожидать, что при этой повисшей в воздухе водяной взвеси высохнут тропинки, не приходилось.Отрывок 101
Ехал медленно – лужи, скользко. С полностью зажатыми тормозами колесами велосипед скользил по мокрой траве, как коньки по льду. Я должен был выехать на просеку, в конце которой, по карте, должен был быть мост через Кольцевую дорогу; либо, если бы просеку проскочил, – должен был упереться в шоссе.
Наверно, через полчаса я выехал на луг с прудом посередине. Над водой висел совсем плотный туман. Тропинка распалась, я поехал по одному из ее остатков, и он увел меня снова в лес, но не в совсем нужную мне сторону. Дальше был легкий уклон, опять прогалина, на которой рассредоточенно росли яблони и вишни. Это были остатки деревни, я слышал про нее краем уха в Д. Я остановился и нашел в траве остатки кирпичных фундаментов и даже остов металлической кровати с массивными шарами над изголовьем. Здесь даже не жили бомжи и не собиралась молодежь – слишком далеко и до жилья, и до магазинов, и до станций, и до проезжих дорог.
За деревней бежала маленькая речка, тропа сворачивала вдоль нее, и, когда я добрался до перекинутых через воду березовых стволов, уже заметно стало темнеть. Небольшое беспокойство у меня уже было – я думал добраться до города быстрее и не плутать в темноте по лесу. Самое обидное, что город был где-то недалеко. Иногда будто слышался звук Кольцевой.
Речка здесь текла среди низких берегов, словно по вырытому желобу – берега не опускались в воду, а обрывались. Под густыми липами и орешниками трава была слабой и низкой. Местами кроны деревьев над речкой расступались, и тогда появлялись заросли камыша.
После мостика тропа ушла от речки, лес стал не таким сумрачным. Появлялись развилки, и, сбившись уже с правильного направления, я старался выбирать каждый раз дорогу более протоптанную и широкую, полагая, что так я быстрее выберусь куда-нибудь.
Наконец мне попался след автомобиля – отпечаток протектора на тропинке, параллельно – полоса примятой травы. Оставалось только определиться, куда ехать – влево или вправо. С выбором направления мне обычно везло, и я положился на интуицию и в этот раз.
Сперва отпечаток шел по просеке, а потом я стал сомневаться, что выбрал правильное направление – след резко свернул в чащу, и, мало того что стало совсем темно, так стало еще и грязно. Я слез с велосипеда и уловил легкий запах дыма. Дым – жилье – дорога. Интуиция не подвела.
Впереди лес редел, и показалось, что там действительно дорога и силуэты домов. Над одним из них поднимался дым. Только запах его какой-то не такой был. И опять же, туман мешал разглядеть подробности.
Колея загнула широкую дугу, обошла кусты и вывела на поляну. То есть даже не совсем поляну. Скорее это было редколесье – повсюду росли высокие березы и по характеру растительности можно было догадаться, что противоположный край этого места опускался в болото. С краю, метрах в ста от меня, чернел одноэтажный дом, похожий на старую необитаемую дачу. Никаких звуков. Колея по кривой шла к дому. Я сделал по ней несколько шагов и увидел, откуда шел дым. За домом, на расстоянии, дымился остов легковой машины.
Мне не понравился дом, в котором мог кто-то быть, не понравилась машина, но я поставил велосипед к дереву (колея дальше еще больше портилась) и пошел к ним. В принципе, заметить меня было не очень легко – все уже сливалось в сумерках. В доме были выбиты окна, и вместо них зияла чернота. Неприятно. Следы в колее (я подсветил телефоном) были почти четкими – значит, все, что здесь случилось, – случилось, когда дождь уже почти закончился. Дальше расстилалась лужа, я посветил телефоном туда и увидел торчащий из жидкой каши ботинок, хороший, лакированный, с тонкими шнурками. Как будто в нем ступили в грязь и его там засосало. Высоко над головой шевельнулись березы, не вместе, а одна за другой. И я понял, что дальше идти не хочу.
И, по большому счету, не хочу знать, где владелец этого ботинка – наблюдает за мной из-за дома или лежит впереди в машине. Главное, чтобы он не стоял за моей спиной. Я оглянулся. Там где оставил велосипед, белел металл колес и руля. Черт возьми, лучше отсюда валить, и чем быстрее, тем лучше. Быстро, но осторожно. И знать бы еще – куда.
В этот момент я замечаю рядом с ботинком что-то другое, и все это становится еще больше похоже на неприятную киношную бандитскую историю – в грязи лежит перехваченная резинкой пачка долларов. Я машинально беру ветку и вытаскиваю ее, хочу вытереть о траву, делаю шаг в сторону от грязи, наклоняюсь и вздрагиваю – там лежит поясная сумка, с какими стоят торговцы на рынках или в каких носят фотоаппараты-мыльницы.
