Эдгар Доктороу - Град Божий
Вывели портного. Он висел на плечах двух еврейских полицейских из гетто и был уже наполовину мертв. Ноги старика волочились по земле, он не мог идти, мне показалось, что у него сломаны ноги. Полицейские подняли старика по ступеням на помост и держали его под руки, пока еще один полицейский связывал ему руки за спиной и накидывал петлю на шею. Его руки, эти ловкие искусные руки, которыми я так восхищался, были изуродованы и покрыты запекшейся кровью. Когда настало последнее мгновение и полицейский был уже готов выбить табурет из-под ног господина Сребницкого, старик словно очнулся от своего мучительного беспамятства. Он поднял голову и, я уверен в этом, ясно увидел сцену, оценив ее величие; это был час его славы. Ты спросишь, откуда я могу это знать, и я отвечу: я видел, и мы все видели обгоревшие останки погибших в больнице, мы знали о безымянной машине смерти, которая из пулеметов расстреливала людей в форте. Сейчас я думаю, что в глазах старика вспыхнул огонь торжества, когда палач выбил из-под его ног табурет и его невесомое хрупкое тело повисло на веревке, затянутой на шее. Не было ни единой судороги, он не боролся со смертью, и жизнь покинула его почти мгновенно. Высокие чины расселись по машинам и уехали, солдаты разошлись, а рабочие команды построились, вышли в ворота и направились к мосту. Какой-то эсэсовец повесил на грудь старика грубо написанную табличку: «Этот еврей осмелился поднять руку на немецкого офицера».
Начало светать. Я задержался на площади. Мне хотелось, чтобы господин Сребницкий видел меня, видел, что я не забыл его. Я долго сидел, прижавшись спиной к подножию виселицы.
Он мог бы своими ножницами заколоть коменданта. В какой-то момент я так и подумал, видя его ярость. Но потом я пришел к выводу, что он не сделал этого, потому что знал, какую катастрофу навлечет на остальных обитателей гетто. Итак, ты видишь, что то, что он совершил, было неким видом самопожертвования, обдуманным актом сопротивления, таким же искусным и точным, как его мастерство портного.
И сейчас, когда я думаю о том, что привязывало меня к этому сварливому и придирчивому человеку, то мне кажется, что дело в том, что он надставлял мою одежду, когда я вырастал из нее, и покупал мне новые башмаки, когда старые становились мне малы.
После этого случилось еще кое-что: немцы приказали, чтобы тело оставалось на виселице для всеобщего обозрения в течение двадцати четырех часов. Ортодоксальный раввин нашел это недопустимым святотатством. Он пришел в совет и потребовал, чтобы руководство попыталось что-нибудь сделать. Господин Барбанель вышел из себя.
— Святотатство! — закричал он. — Скажи мне, что не святотатство! Его убили, это что? Ты можешь найти для этого другое слово?
Раввин повернулся и выбежал вон. Он явился на площадь еще с одним человеком, помощником, который нес лестницу. Они взобрались на помост и начали резать веревку, когда немецкий часовой поднял свой карабин и застрелил их обоих.
* * *Планета Земля благословенна водой, огромными ее лужами, волнующимся тоннажем соленых океанов и морей, прозрачными синими озерами и трепещущими от рыбных косяков реками, потоками, ручьями, ключами, родниками, горными водопадами, дождями, туманами, инеем и тропическими ливнями. Когда мы родились миллиарды лет назад, аморфное нагромождение нестерпимо сверкающих звезд вышло из бешеного вращения, и мы растворились в оплавленном по краям ядре из железа и никеля, образовали на поверхности его горячую каменную мантию и минеральную кору. Мы сразу начали остывать, породив громадные облака пара, который дождями обрушился на великие кратеры и бескрайние углубления, и дождь лил на скалы до тех пор, пока все эти пустоты не заполнились морями. Камень рассыпался в почву, раскрошился на морском дне, крупицы на морском дне просолились и произвели первые, пузырящиеся, бурлящие азотом и кислородом формы слепой, оцепенелой жизни. Мертвый клеточный материал, поднявшись со дна морского, удобрил каменистую почву. Мы — голубой оазис в черном пространстве, окутанный, словно коконом, атмосферой питающих нас газов. Мы выглядим очень мирно, но не являемся таковыми в действительности. Мы — планета воды и камня, осадочных пород и перегноя. Тектонические плиты под корой земли движутся и перемещаются, ломая массу суши на континенты, которые плывут, меняя свою форму на протяжении геологических эпох. Плиты сталкиваются, наползают друг на друга, трескаются, и громадные пространства морского дна поднимаются вверх в виде высочайших горных хребтов, гигантские вулканы, извергаясь со дна моря, образуют острова в океане, кора земли сотрясается, раскалывая нас на фрагменты немыслимой формы, мы гнемся и расщепляемся, бури колеблют наши небеса, с наших гор с громоподобным шумом обрушиваются в долины снежные обвалы, наши арктические и антарктические льды раскалываются на льдины, которые, словно кости Бога, плывут по океанам, наши дюны, гонимые ветром, грозят похоронить нас под собой, маниакальные смерчи взметают нас в воздух и распластывают по земле, как тряпичных кукол, потоки вязкой пылающей лавы погребают под собой наши селения, и во всей этой ярости планетарного самоутверждения мы преспокойно вращаемся вокруг своей оси и обращаемся вокруг солнца, наши океаны выталкиваются на сушу и откатываются назад под действием лунных приливов и отливов, океаны перекатываются от берега к берегу волнами, которые существуют независимо от воды, на которой они возникают, наша атмосфера простреливается на электромагнитных частотах, а мы стоим на границах наших земельных владений, скованные магнитным полем железного ядра, и видим, как по ночам небо озаряется всполохами от столкновений с астероидами и как на нем повисают светящиеся пологи полярных сияний, возникающих от напора солнечного ветра, — они светятся, как горящие глаза саблезубых тигров, которые в нетерпении бродят во тьме вокруг нашего костра.
Этим все сказано, мы обитаем на весьма веселенькой планете. Но признайтесь, разве она не пригодна для жизни?
* * *…пегий зимородок, маленький ныряльщик, птичка с большой, можно даже сказать, величественной головой и поистине царским, нелепо выглядящим на этом тщедушном тельце черным ожерельем на шее: вот он ловко выуживает из воды мелкого луфаря и несколько раз бьет его об опоры причала. Стук-стук. Добыча мертва. Птичка поднимается в воздух и подбрасывает мертвого луфаря вверх, ловит его на лету и мгновенно заглатывает. При таком навыке крошечный зимородок имеет полное право считать себя важной птицей. Нет, конечно, не настолько важной, чтобы претендовать на завидное сравнение с ныряльщиками, превосходящими его по размерам в пять раз, например, со скопой, которая неподвижно висит высоко в воздухе, едва шевеля крыльями, чтобы, заметив тень в воде, камнем упасть с неба на добычу.
* * *Естественно, легенда об Амфитрионе не могла быть секулярной. Правдоподобное перевоплощение в образ мужа возможно только с помощью чуда, которое мог совершить лишь злокозненный и упрямый бог, такой, как Зевс. Для того чтобы подобными амбициями мог обладать смертный человек, даже такой одаренный и порочный, как наш герой, надо сделать историю простой и даже неуклюжей, сюжетная линия должна вломиться в сценарий, словно тяжелый танк, сокрушая все на своем пути и вырубая просеку в густых джунглях интриги. Именно так делается кино. В конечном итоге все должно выглядеть так: наш самозваный соблазнитель провел какую-то часть своей жизни в племени Хиваро — племени охотников за головами, обитающем в верховьях Амазонки на границе между Перу и Эквадором. Обычаям племени нашего героя научил один из старейшин. Теперь обратимся к обездоленному мужу. Он становится постоянным источником раздражения; этот пылающий мщением борец за правду не в состоянии признать свое поражение. Он находит возможность раздобыть подержанный микроавтобус и живет в нем, каждую ночь паркуя его перед имением жестокосердной парочки. Он доказывает в суде, что имеет полное право, как гражданин, парковать машину на улице в дневное время, и отстаивает правомочность пикетировать дом, выставляя плакаты и рукописные лозунги с описанием обрушившихся на него несправедливостей. Поведение мужа — залог продолжения истории, он привлекает всеобщее внимание настолько, что местная газета публикует заметку об этом интересном эксцентричном чудаке… Самозванец выведен из себя и замышляет покарать мужа способом, который никогда не пришел бы в голову человеку, не жившему на дикой окраине цивилизации.
Великодушный узурпатор приглашает униженного и ограбленного финансиста в свой дом и без лишних церемоний убивает бывшего соперника. Любовник обезглавливает труп и избавляется от тела. Как он это делает — не важно. Гораздо интереснее то, что он проделывает с головой.
