Константин Семёнов - Попытка № 13
Всё, почти приехали.
Слева мелькнула военная часть с радиолокатором, справа уже потянулись коробки «хрущёвок». В вагоне зашуршал сроду не включающейся динамик, из него посыпалась пыль, упала дохлая оса. Женщина-водитель грубоватым голосом произнесла:
— Остановка «Сайханова» Или «Городок»? Нет, всё-таки «Сайханова». Короче, кому-то там пора выходить.
Женя вышел через переднюю дверь и ему показалось, что женщина ободряюще улыбнулась. На улице со стороны Черноречья дул колючий ветер — пришлось сразу поднимать воротник и плотнее укутываться шарфом. Вокруг спешили по своим делам люди, из ресторана доносилась приглушённая музыка — все, как и два года назад.
Женя перешёл дорогу, двинулся по знакомому пути и сразу заметил, что оказался в какой-то мёртвой зоне. К другим домам шли люди, у других домов играли дети, а у этого не было никого. Совсем никого. Только три коровы стояли почти рядом с нужным подъездом. Понятно: ангел-хранитель решил помочь. Ну что ж, мы не гордые — отказываться не станем. Женя подошёл к подъезду, огляделся — действительно никого — и закурил сигарету. Все три коровы повернулись к нему с осуждающим видом.
— Чего уставились? Сейчас докурю и пойду.
Коровы не отворачивались. Женя, с досады скурив только половину сигареты, решительным движением открыл дверь и вошёл в подъезд. Там было тепло, тихо и пахло чем-то смутно знакомым, очень приятным и совершенно неподходящим для подъезда стандартной «хрущёвки». Женя постоял вспоминая. Не может быть! Это же.…Это же… Точно!
Так пахли волосы у Лены.
Так пахли у неё волосы почти два года назад, ранней весной, под зеленеющим клёном на улице Ленина по которой ещё ходили трамваи. Он тогда ещё слопал обе шоколадки.
Женя сделал первый шаг, поднялся на первую ступеньку.
Так пахли у неё волосы когда она глядя ему в глаза повторяла как заклинание: «Это только сон, Женечка. Это только сон! Нет никого, только мы, только мы!»
Женя бросился по лестнице, переступая сразу через две ступеньки.
Так пахли у неё волосы и тогда — в палатке, и тогда — в поезде, и тогда…
Женя не замечая ни ступенек, ни этажей поднимался и поднимался по этой бесконечной лестнице. Вот уже до заветной двери не больше десяти ступенек — три шага. Два шага…
Внизу на площадке хлопнуло неплотно закрытое окно, с улицы ворвался холодный ветер и помчался по подъезду, завывая: «Тороплюсь, спешу. Тороплюсь, спешу, спешу… спешу… шу… шу».
Женя замер на месте. «Торорлюсььь… спешу-у-уууу…» Вмиг всё изменилось. Вокруг обшарпанные, требующие покраски стены. И запах… Подгорелая картошка, борщ и прокуренные стены. Что там говорил этот…вчера? Феромоны? Точно — феромоны. Исчезло чувство радостной уверенности, почти всемогущества, вновь навалились сомнения и робость.
Женя постоял перед заветной дверью, тронул тонкое дерево, которого не раз касалась её рука. Уже почти безнадежно посмотрел на звонок, повернулся и медленно побрёл вниз.
Коров стало уже четверо, они полностью перегородили дорожку к дому. Впрочем, людей в радиусе тридцати метров по-прежнему не наблюдалось. Женя сел на мёрзлую скамейку, вдохнул сигаретный дым вместе с холодным воздухом, сплюнул.
— Фер-рромоны.… Вот же гад!
— Наслушался? — спросил голос. — Ты теперь всему верить будешь, лишь бы собственную трусость оправдать?
— Да я не то, что поверил, просто.…Как представишь, что всё это только химические реакции….
— Становится неприятно, — закончил за Женю голос. — Дурачок! Это только у насекомых так — вдохнул феромонов и готов. Люди всё-таки не насекомые, хотя…многие выше этого и не поднимаются никогда. И представь, прекрасно себя чувствуют. Не думают они ни о чём особенно, ни в чём не сомневаются, а только следуют природе. Уж они-то не станут помнить два года какую-то там фразу.
Женя погасил недокуренную сигарету, поплотней запахнул шарф. Пришёл очередной трамвай, от остановки двинулась кучка людей. Интересно, а если кому-нибудь сюда потребуется, пропустит их «ангел-хранитель»?
— Не отвлекайся! Женя, ты знаешь меня уже давно — разве я хоть раз соврал тебе? То-то же! Так вот, хорошенько послушай и пойми — забудь эту фразу, выкинь её из головы. Тебя давно простили, Женя! Понимаешь? Мало того, она вообще не помнит обиды! А вот остальное всё помнит.
Женя порывисто вздохнул, подавившись холодным воздухом, закашлялся. От кашля из глаз потекли слёзы. Или это не от кашля? Простила! Не помнит! Сколько раз он представлял, как он объясняет, как это вышло! Что он тогда сам был ошеломлён и не представлял как себя вести. Эта фраза не давала покоя ему всегда, всё время. И неважно, что никаких чувств тогда уже не было. И вот свершилось — голос, конечно же, не врёт. Это же…это.…Даже слов нет.… Простила. Забыла!
А вот забудет ли он когда-нибудь?
— Забудешь, если пойдёшь сейчас и позвонишь, вместо того чтоб сидеть и курить на морозе. Смотри, уже посинел весь. Иди!
Да действительно холодно, ноги совсем озябли. Женя встал, попрыгал, постучал ногами друг о друга, похлопал руками. Коровы смотрели с удовольствием. Внезапно в голове всплыло: «Ты побегай, вспотей получше и давай вперёд, к своей». Женя остановился.
— Слушай, г-голос, — специально вслух спросил Женя, — два года прошло.…А может у неё там десяток т-т-таких?
— Ага, два десятка, — усмехнулся голос, — и все такие же дурные. В себя пришёл? Это хорошо. А если и так? Одиннадцатым не согласен? Не знаешь? Ладно, успокойся никого у неё нет. Пока нет! Она до сих пор надеется, тебя дурака ждёт!
— М-м-меня?
— Тебя, тебя, кого же ещё! Тебя! Смотри!!
Опять знакомая дверь. Женя поднял руку, нажал два раза на кнопку звонка, отошёл на шаг и стал зачем-то снимать перчатки. Замёрзшие руки не слушались.
Легкие шаги за деревянной границей, дверь немного приоткрылась и вдруг рывком распахнулась настежь, вырвавшись из рук стоящей на пороге девушки.
— Ты?! — почти неслышно спросила Лена. — Женя?
Из-за бьющего в глаза света Женя видел только силуэт и не мог разглядеть не только глаза, но и лицо. Но ведь это…. Надо что-то сказать…
— П-п-привет! — прохрипел Женя. — П-пойдём п-пог-г-гуляем?
Силуэт шагнул из прихожей, сразу превратившись в такую забытую, такую знакомую, такую…такую…Лена! Не сводя с Жени глаз, она пыталась поймать ручку двери, а из квартиры уже кричал женский голос:
— Лена, кто там? Это к тебе? Не стой на пороге — дует!
Лена, наконец, поймала дверь, одной рукой втянула Женю в прихожую, другой — захлопнула дверь. Они стояли в тесной прихожей и смотрели друг другу в глаза. Что они пытались там разглядеть? Что можно разглядеть в глазах в тёмной прихожей после почти двух лет почти что невидимости? Что-то видимо, можно.
— Л-лена! Лена, мне плохо без тебя. Оч-ч-чень плохо.
Лена только сейчас заметив, что всё это время держала Женю за рукав, подняла руку, робко коснулась его щеки. Женя, уронив кое-как снятую перчатку, провёл пальцами по её волосам, коснулся шеи. Лена вздрогнула.
— Господи! Женя. Да ты весь дрожишь! Руки ледяные! Немедленно раздевайся, будем чай горячий пить.
Женя попробовал расстегнуть пуговицу на пальто, застывшие пальцы не слушались. Лена бросилась помогать. Теплые мягкие пальцы встретились с холодными негнущимися, обоих ударило током и сразу стало легко, сразу стало как раньше.
— Сейчас, Женя, сейчас! Какой же ты холодный! Как долго.… Сейчас!
Тогда Женя наклонился и бесконечно осторожно коснулся её губ своими.
Это как дышать и думать не надо,
Это как взлетать,
Это как падать.
Порыв ветра попытался проникнуть под плотно запахнутый шарф, и Женя открыл глаза. Коровы по-прежнему стояли рядом, но тактично смотрели в сторону. Больше никого рядом с ледяной скамейкой не было. Ощущение, что он только что был там, у Лены, было настолько полным, что Жене стало жарко. Он поднял руку, вытер выступивший пот и вздрогнул — рука была в перчатке.
— Голос, — тихо позвал Женя, — это правда? Не отвечай.…Знаю, что, правда… Голос, ты кто? Зачем ты мне помогаешь, что тебе надо?
Голос долго не отвечал. Стих ветер, мигнул, погас и снова замигал фонарь рядом с подъездом.
— Кто я? А ты не догадался?… Это не важно, да и не могу я тебе всего рассказать. Видишь ли, Женя твоя судьба удивительным образом оказалась связана с судьбой тысяч и тысяч людей….
