Алексей Слаповский - Они
Килил показал на него матери:
— Этот мент дядю Герана забрал.
— Не мент, а милиционер, — поправила Ольга, всегда следившая за речью своих детей. — Пошли к нему.
— Вот еще!
Килил тут же скрылся в толпе, Ольге пришлось одной подойти к милиционеру. Представилась, сказала, что тревожится, попросила обрисовать ситуацию. Ломяго обрисовал: сын ее, который, между прочим, тут попрошайничает, подозревается в воровстве. И подозрения еще не сняты. А Геран взят за отсутствие документов, а потом устроил в милиции дебош, по этому делу и пойдет под суд.
Ольга, сдерживаясь, помня, что в любой жизненной ситуации нужно сохранять присутствие духа, усомнилась насчет документов. Ломяго нехотя пояснил: действительно, забрал их какой-то человек из Тверского отдела, с него и спрашивайте. Забрал для проверки и унес. Но нам-то какая разница, кто унес, сказал Ломяго. Факт налицо: человек без паспорта. И это ему не дает права хулиганить.
— То есть вы его забрали якобы за отсутствие паспорта, а он сопротивлялся, так? — пыталась Ольга понять суть происшедшего.
— Без всяких якобы! — настоял Ломяго. — И не сопротивлялся, а просто-напросто напал.
Ольга узнала, где конкретно содержится ее муж, можно ли принести ему еду, тут же, на рынке, схватила кое-что и помчалась туда, где находился Геран. Свидание ей не разрешили, передачу взяли. Поразмыслив, Ольга решила ехать в Тверской отдел. Ей казалось, что появление паспорта сразу же облегчит участь Герана.
Если бы не его гордость!
Но так уж сложилось: все ее мужья были гордыми, свободолюбивыми людьми. Отец Полины, Толик, шофер экспедиции, в которую Ольга попала на практику после окончания геологического техникума, не терпел указаний насчет того, как ему жить и работать. Если надо, мог, выпив двести граммов спирта, проехать, не отдыхая, полторы тысячи километров. А если не видел надобности, то не соблазнишь ни спиртом, ни коньяком, ни водкой, ни уговорами. А уж приказывать вообще бесполезное дело. Ольге он сказал тогда: «Тут плотность населения — один настоящий мужик на тысячу квадратных километров. Так что, хорошая моя, жениться я собираюсь только лет через двадцать, имей в виду на всякий случай. Компрене?»
Отец Гоши, рок-музыкант Макс Лайдо, к которому она пришла предложить свои тексты для песен, связав свою судьбу не с геологией, а с работой во Дворце культуры АЗЛК, где и базировалась группа Лайдо, ничего не говорил о женитьбе, для него такого понятия вообще не существовало. Он был очень популярен в ту пору, когда гремел русский рок, после каждого концерта он осчастливливал какую-нибудь девицу, но Ольгу держал при себе больше других, почти полгода, и даже однажды сказал: «Был бы я нормальным, я бы только с тобой жил. Но ты же не выдержишь моего бл... характера». Ольга пообещала выдержать, он не поверил. Теперь о нем ничего не слышно. Лет пять назад мелькнуло смутное сообщение в какой-то газете — то ли спился и стал наркоманом, то ли уехал на Запад, то ли совместил: уехал на Запад и там спился и стал наркоманом.
Отец Килила, красавец-казах Учугов, от которого Килил почему-то не взял ни черточки, встретился Ольге в трудное время, когда она искала работу, он взял ее в напарницы — возили всяческий товар широкого потребления в Казахстан и обратно; Учугов обосновался в ее квартире, доставшейся Ольге от широкой души Лайдо, который оказался в течение короткого времени наследником жилья умерших бабушек и по отцу, и по матери. Учугов, правда, не регистрировал отношений с Ольгой, а потом и вовсе привел молодую женщину и сказал, что Ольгу он очень любит, но без этой женщины не сможет жить. Если бы Ольга была одна, она, возможно, согласилась бы с этим положением вещей. Но — дети. Двое растут, третий на подходе. Материнский инстинкт оказался сильнее любви, она стала гнать Учугова. Тот сердился, а его женщина устраивала дикие скандалы, крича, что Ольга сама отсюда вылетит в два счета. Ольге пришлось обратиться к одному бывшему другу, из очень серьезной организации, в тот же вечер пришли двое людей без формы, но с форменными лицами, поговорили с Учуговым, и тот исчез вместе со своей женщиной.
Так что фактически Ольга до Герана ни разу не состояла в браке, хотя говорила (и уверенно считала), что трижды была замужем. И Герану об этом говорила, и тот поверил, не обратив внимания на чистоту ее паспорта.
Геран оказался из всех самым духовно близким человеком для нее. С предыдущими все-таки было больше чувств. То есть секса, не могла не признать Ольга, хоть и замешанного не только на физиологии, а на эмоциональном притяжении. С Гераном тоже все это есть, но никто так ее не понимал, никто так не проникал в глубины ее переживаний. С ним легко и понятно, будто с детства знали друг друга и росли в одном дворе. Но почему-то не оставляло ощущение тревоги, предчувствие беды. И что же — вот она?
Ольга не хотела в это верить.
Ломяго признался ей, что фамилии тверского лейтенанта не запомнил. Но обнадежил, что проблем не будет: у лейтенанта на щеке большая родинка, а на губе довольно заметный шрам. Не бандитский нож, не пуля, скорее — заячью губу в детстве зашивали. («Я еще подумал, — добавил Ломяго, — чего он усами не закрывает? Наверно, не растут».)
По этой примете Ольга и попыталась найти милиционера. Ей сразу же сказали фамилию: Чистотелов, направили в один из кабинетов. Ольге повезло: лейтенант был там. Он долго не мог понять, чего от него хотят. Или делал вид, что не понимает. Наконец залез в ящик стола, пошарил в нем и достал паспорт Герана. Она вспыхнула радостью, но оказалось — рано.
— Я вам его отдать не могу, — сказал Чистотелов.
— Почему это? Я его жена, вот мой паспорт, смотрите!
— Не положено. Могу отдать только ему в руки. Пусть приходит, разберемся.
— Да в том-то и дело, что его из-за этого и задержали, понимаете?
— Тогда еще проще: пусть присылают официальный запрос.
— Но это сколько времени пройдет! Я его жена, почему мне нельзя взять его паспорт и отнести ему?
— Потому что порядок такой.
— Какой же это порядок, это волокита, извините! Я что, его паспортом в преступных целях воспользуюсь?
— Не исключено, между прочим! — сказал Чистотелов строго и со знанием дела. — Откуда я знаю, какие у вас с мужем отношения? Может, вы хотите паспорт порвать и выбросить, а его из дома выгнать?
Тут произошло неожиданное. Чистотелов не учел, что за плечами Ольги был большой жизненный опыт. Он не знал, что ей приходилось во время поездок с Учуговым попадать в неприятные ситуации и мгновенно ориентироваться в них. И уж конечно не мог представить, что эта женщина ради своего мужа готова на самые решительные поступки. Поэтому паспорт он не сунул сразу же обратно в ящик, а небрежно бросил на стол. И вот Ольга, метнувшись упругим молодым движением, схватила паспорт и сунула его за лиф. И сказала, отходя спиной к двери и благодарно кивая:
— Вот спасибо, товарищ лейтенант! Поступили по совести! Так оно всегда и надо!
И вышла из кабинета.
Чистотелов, не сразу опомнившись, бросился за ней, выскочил и увидел, что Ольга уже свернула в коридоре за угол. Бежать за ней? Кричать? Но он вдруг вспомнил, как был свидетелем сцены, когда задержанная старуха, приведенная в отдел, тоже вырвала у сопровождавшего ее сержанта какие-то бумаги, упала на них, прямо на пол, лежала и кричала: «Не дам! Убивают! Милиция!» Он помнит, каким идиотом выглядел сержант, стоявший над ней, весь красный и недоумевающий, он помнит, как смеялись все над ним. А с этой тетки тоже ведь станется: и ляжет на пол, и заорет. И как он объяснит товарищам, которые без того считают его карьеристом, цепляющимся за любую мелочь, лишь бы проявить себя? И Чистотелов, плюнув, скрылся в своем кабинете.
После этого Ольга зашла к нотариусу, где с паспорта сняли копию и заверили ее.
Она пришла с этой копией, показала ее дежурному и потребовала, чтобы мужа перестали считать неопознанным человеком. Дежурный направил ее к Шиваеву, ведущему дело. Шиваев сказал, что за паспорт спасибо, но личность и без того установлена, суть не в том, суть теперь в том, как и что решит прокурор.
20
Они одолели прокурора Арсения Петровича Софьина звонками. Кстати, давно пора таким, как он, работникам, исполнение должностных обязанностей которых связано с необходимостью сохранения независимости мнений и самостоятельности действий, предоставлять стационарные или мобильные телефоны с конфиденциальными номерами; пусть эти номера знает лишь ограниченное количество лиц. Конечно, среди этих лиц рано или поздно окажется кто-то недобросовестный, поэтому телефон все-таки могут узнать посторонние. Что ж, есть способ защититься и от этого: менять номер, к примеру, раз в три месяца. Вот тогда всякий прокурор будет говорить только и исключительно по делу, только и исключительно с теми, кто необходим.
Есть, конечно, секретарша Надя, милейшая и исполнительнейшая женщина, и она, конечно, фильтрует звонящих: большинству отвечает, что Арсений Петрович в настоящий момент отсутствует или занят, а персон особо важных просит подождать, связывается с Софьиным и далее поступает в соответствии с его распоряжениями: соединяет или не соединяет. Она мастер в своем деле; это вообще главное качество, за которое ценятся секретарши: умение с лету, с первых слов звонящего понять, кому, как и что ответить. Нельзя же всем отказывать, равно как и нельзя соединять со всеми подряд. Но сегодня и Надя растерялась от такого количества звонков по поводу задержанного Ю. И. Карчина. Большинство она все-таки на свой страх и риск отшила, а с остальными Арсению Петровичу пришлось объясняться. И с каждым новым объяснением его раздражение росло. Он созвонился с Шиваевым, чтобы выспросить о нюансах и частностях, узнал их и после этого говорил с ходатаями уверенно и четко.
