Мария Елифёрова - Двойной бренди, я сегодня гуляю
— Виктор?
Лика испуганно шагнула ему навстречу. Он опустил руку и убрал капсулу в пояс.
— Дорану плохо, — хрипло выговорил он. — Сердечный приступ.
— Сердечный приступ? В его возрасте? — Лика ощутила смятение. — Это какая-то ошибка...
— Ошибка исключена, — Лаи покачал головой. — Его подобрали в гостиничном саду, и на пальце у него было гостевое кольцо. В кольце они и нашли мои координаты — в память забито, что Доран навещает такого-то. Сейчас он в медцентре гостиницы.
— Ничего не понимаю, — сказала Лика. Это было самое искреннее, что она могла сказать.
— Я тоже.
Лаи прикусил губу. В глазах его стояло такое отчаяние, какое бывает только у барнардцев.
— Хоть бы мне позвонил, дурачок, что собирается дожидаться меня в парке... Телефон-то был включен.
— Он в тяжёлом состоянии?
— Боюсь, да. Врач сказал, что ситуация стабилизировалась, но Дорану нужен покой. Обещал перезвонить мне позже и сказать, когда можно будет к нему зайти.
Он страдальчески поглядел на Лику.
— Посмотрите храм без меня? Ничего?
— Не глупите, — оборвала Лика. — Я с вами.
Она еле поспевала за ним, пока он бежал вниз по винтовой лестнице, прыгая со ступеньки на ступеньку. Монорельсовый вагон как раз распахнул двери у остановки, но в спешке Лаи никак не мог попасть перстнем в валидатор турникета, и обоим показалось, что прошла целая вечность, прежде чем они очутились внутри. Поездка длилась в молчании; каждый из них словно боялся неосторожно сказанным словом вызвать непоправимые разрушения — словно судьба Дорана зависела от того, что они скажут или не скажут в вагоне. Заговорить они решились только в фойе гостиницы.
— Ещё и половины времени не прошло, — Лаи взглянул на свои старомодные часы в титановом корпусе. — Меня это доконает.
— Наверное, если бы ему стало хуже, вам бы перезвонили, — Лика пыталась быть рассудительной. Она понимала, что рассудительность — не слишком убедительное утешение, но надо же было что-то сказать.
— Надеюсь.
Они доехали на лифте до своего этажа. В коридоре их снова захватило мучительное молчание. Он был подавлен, она — просто не знала, что говорить. Переживания Лаи действовали на неё ещё сильнее, чем несчастье с Дораном. Земные мужчины никогда не выражали страх и надломленность так откровенно, да и Лаи не был из тех, кого легко вывести из равновесия. Она имела возможность убедиться в этом в экспедиции.
И к тому же Доран... Это очаровательное создание в оранжевой рубахе до пят — неужели он в самом деле, сейчас вот, погибает от сердечного приступа?
Лаи открыл дверь своего номера. Лика прошла за ним. Фарисейство было неуместно. Она не могла оставить его одного.
Он остановился посреди комнаты. Попытался ослабить на шее узел платка, но бросил эту попытку.
— Ох, Лика... — произнёс наконец он. А потом неожиданно подошёл к ней и уткнулся лицом ей в плечо.
Она была так растеряна, что бессознательно погладила его по голове. Её ладонь успела соскользнуть с пилотки и задержаться на его горячем бархатистом затылке, прежде чем она опомнилась. Она надеялась, что не коснулась волос. Но нет, локон был выпущен из-под шапочки сбоку на висок. Всё в порядке...
— Не убирайте руку, — прошептал Лаи. Она не сразу поняла его.
— Не убирайте руку, — повторил он. — Мне нравится, когда вы так делаете.
Лаи дышал ей в плечо сквозь свитер. Ложбинка над шеей у него была совсем такая же, как у землян. Только уши немного отличались по форме, розовые мочки были слегка заострёнными. Забытые храмовые орехи болтались в его жилетном кармане.
— У вас руки прохладные, — чуть застенчиво проговорил он, — а у меня такое творится в голове...
Постояв так немного, он мягко освободился из-под её руки и сел на кровать. Лика не рискнула сесть рядом с ним. Она осталась стоять. Он не смотрел на неё.
— Это противоестественно, если хотите знать, — порывисто сказал он. — Стоит только подумать, что он мог умереть, в его годы...
— У него были какие-то проблемы с сердцем? — спросила Лика, только для того, чтобы как-то выразить сочувствие. Её душили её собственные эмоции, в том числе и не очень уместные в той ситуации, в которой находились они оба. Но, боже мой, кто же знал, что они такие приятные на ощупь?
— Никогда. С чем-чем, а с сердцем у него всегда всё было в порядке.
— Ужасно, — искусственным голосом ответила Лика. Хотя ужас её был абсолютно искренним. Ей никогда не давались соболезнования, вот в чём беда.
Она всё ещё ощущала на пальцах бархатный жар. Она не смогла бы сказать, сколько прошло времени так, в молчании, прежде чем телефон Лаи заверещал.
— Да, — сказал Лаи. — Алло, — потом спохватился и перешёл на родной язык. На лицо его понемногу возвращались краски. Оборвав связь, он вскочил с кровати.
— Это из медцентра. Говорят, к нему можно зайти.
14. "ДРУГАЯ КУЛЬТУРА", СКАЗАЛ АСТЕРИКС
Марс, экспедиция D-12. 10 ноября 2309 г. по земному календарю (11 сентября 189 года по марсианскому).
Мэлори старался заставить себя сосредоточиться на статье, но слова не шли ему на ум. Внутри у него по-прежнему всё кипело, хотя испачканная салатом кофта давно уже лежала в баке стирального автомата. Давясь, он сжевал подряд три печенья, запил в конце концов чаем из термоса. На экране по-прежнему горели бесполезные строчки: "Соображения о воздействии летальных мутагенных факторов на заключительной фазе существования марсианской цивилизации..."
В дверь постучали. Негромко и коротко, но всё же неожиданно для него. Он едва не поперхнулся чаем и поспешно поставил недопитый колпачок от термоса на стол.
— Войдите, — обронил он. Дверь скрипнула. Мэлори поднял взгляд от клавиатуры. Перед глазами его очутился белый ремень с пряжкой из четырёх переплетённых лент, стягивавший складки серо-голубой блузы.
— Простите, что отвлекаю вас, Артур, — сказал Лаи, — но мне нужно с вами поговорить.
— Я слушаю, — неохотно отвечал Мэлори, сохранив файл. Лаи помедлил, подбирая слова.
— Видите ли... Я хочу принести вам свои извинения за то, что так получилось.
Это ещё что за номер, подумал Мэлори. Чего ему нужно?
— А почему вы должны извиняться? — он наконец удостоил барнардца взглядом в глаза. — Это проблемы Амаи, а не ваши.
По щекам Лаи разлилась горячая краска.
— Это и мои проблемы тоже, — быстро сказал он. — Могу я попросить вас об одной вещи?
Он нервничал; в совершенно несвойственной ему манере он начал мяться и засовывать пальцы за ремень. Мэлори снова взглянул на экран. Ни к чёрту не годится, подумал он.
— Ну? — теряя терпение, спросил он. Лаи собрался с духом.
— Я бы хотел попросить вас не наказывать Амаи чересчур строго. Он, конечно, сделал большую глупость, но он всего лишь студент...
Ах, вот куда он гнёт, догадался Мэлори. Ну да, было бы наивно полагать, что он, с его самомнением, не попытается вмешаться — раз уж он оказался участником этой истории. Участник истории, с красными пятнами на лице, беспокойно смотрел на начальника экспедиции.
— Простите, Виктор, — с уничтожающей вежливостью произнёс Мэлори, — но у вас нет полномочий за него заступаться.
Лаи облизал пухлые губы и сглотнул слюну.
— Думаю, есть. Возможно, вы не знаете, но он, как и я, с Таиххэ. Более того, мы из одного университета, только филиалы разные.
— И что? — холодно осведомился Мэлори. — Собираетесь использовать землячество как аргумент? Между прочим, по нашим законам это наказуемо. Антикоррупционный Кодекс ООН от 2078 года приравнивает землячество к взятке и сексуальному давлению. Вы в курсе?
— Полагаю, это не тот случай, — мягко возразил барнардец. — Я не собираюсь вымогать у вас каких-то привилегий для Амаи. Произошла трагическая нелепость, и для меня долг чести — не допустить необратимых последствий. Амаи ещё не окончил учёбы, и было бы несправедливо лишать его будущего только из-за того, что он один раз набедокурил.
— Один раз? — Мэлори прищурился, разглядывая Лаи откровенно неприязненно. — Амаи уже неоднократно нарушал правила поведения на станции. Если хотите знать, из-за него несколько раз летело программное обеспечение. То, что случилось сегодня — просто закономерный итог, подтверждающий его полную неспособность к экспедиционной работе.
Утомившись собственной убедительностью, он глотнул остывшего чаю. И услышал голос барнардца:
— На вашем месте я бы дал ему шанс.
Мэлори изумлённо поставил колпачок с чаем на клавиатуру, вызвав полный сумбур в окне файла. В таком тоне с ним ещё никто не разговаривал. Его взгляд упёрся в Лаи, как лазерная указка.
— Ч-то?
Взгляд этот, по замыслу испепеляющий, не оказал на Лаи никакого воздействия, и даже интонация не удалась — вместо глубокого презрения вышла ошарашенность. Лаи стоял всё так же прямо, чуть откинув назад спину, нимало не обескураженный. Злясь не только на него, но и на себя — за неумение совладать с чужой непонятливостью, — Мэлори потухшим голосом повторил:
