Клод Симон - Дороги Фландрии
А Блюм: «Что это ты такое мелешь? Впервые в жизни вижу чтобы через две недели после пьянки…»
И Жорж сразу замолчал, уставившись па Блюма растерянно с недоверием, они сидели здесь, среди непрерывного гомона голосов который они уже перестали слышать (так люди живущие у самого берега перестают со временем слышать шум моря), и Блюм сказал: «Вовсе это была не можжевеловая, можжевеловая была в другой раз», из их мерзких замусоленных козьих ножек уже нельзя было извлечь ничего путного, они превратились просто в сантиметр пустой и плоской бумажной трубочки, еще белой вернее серой там где ее зажимали губами, потом она постепенно превратилась в желтую, потом в коричневую, потом с зубчатыми, дырястыми черными краями, и хотя ясно было что бессмысленно затягиваться Жорж все-таки чисто машинально попытался затянуться, вдохнул раз — другой но только противно засипело как клапан, и наконец сдавшись он вынул чинарик изо рта бесформенный крошечный чинарик, но все-таки не бросил, а держал в пальцах растерянно поглядывая на него, взвешивая в уме все шансы за и против удастся или нет затянуться еще раз-другой пожертвовав ради такого случая драгоценной спичкой, и спросил: «Что? А?», а Блюм: «Вовсе это была не можжевеловая. А грог: я тогда совсем расклеился ну а ты под этим предлогом отправился в тамошнее бистро… Другими словами: плевать тебе было с высокого дерева расклеился я или нет, или вернее по-моему ты считал что это здорово удачно получилось и таким образом удастся выведать кое-что у хозяина кафе под тем предлогом что ты мол ищешь комнату для твоего бедняги приятеля который совсем расклеился и не может поэтому оставаться ночевать в сарае где сплошные сквозняки, а на самом-то деле тебя интересовало только одно послушать что сплетничают насчет той девки, того колченогого, а уж что касается несчастного твоего дружка…», а Жорж: «Ну пошел пошел пошел…» (когда они выбрались из кафе, было уже темно, при каждом их слове изо рта вылетали маленькие облачка пара теперь почти невидимые разве что попадали против света, в проеме освещенного окна, тогда парок становился желтоватым), а Блюм сказал: «Если я правильно понял у этого колченогого чемпиона по стрельбе любовные неприятности?», Жорж промолчал, засунув руки в карманы, все его внимание было направлено на то чтобы только не поскользнуться на невидимой сейчас грязи, а Блюм: «А этот помощник мэра с зонтиком и в сапогах с резиновыми заплатками! Прямо деревенский Ромео! Кто бы мог подумать? Он и эта чаша молока…», а Жорж: «Вечно ты все перепутаешь: вовсе не с ней: а с сестрой», а Блюм: «С сес…», потом негромко чертыхнувшись, вцепился в плечо Жоржа, и оба постояли покачиваясь словно два заправских пьяницы, потом снова зашагали в ледяной, струящейся мгле, становившейся все чернее и чернее по мере того как они удалялись от площади, от кое-где еще освещенных окон и дверей, пока они не перестали даже различать друг друга, и только два их голоса выдавали их присутствие, два спрашивающих, отвечающих, перекликающихся в темноте с той наигранной беспечностью, наигранной веселостью, с наигранным цинизмом свойственным молодым людям: ничего не понимаю значит ты еще глупее Вака Держу пари что он уже давным-давно все понял еще глупее Вака что ж чудесно Но повтори-ка все сначала Значит он (я имею в виду того помощника мэра того типа который нынче утром вооруженный своим зонтиком своим страхом и под оплотом офицера пришел дразнить бросить вызов тому другому у которого ружье) спал с своей собственной сестрой которая была замужем за этим колченогим так что ли?»
да стало быть все деревенские такие а? да со своими сестрами или со своими козами а? Похоже что за неимением сестры они проделывают это с козой Во всяком случае такие ходят слухи Возможно они просто не видят разницы тот тип в бистро по-моему тоже не делает особенно большой разницы между собственной супругой и собственной собакой возможно это и есть собака превратившаяся в женщину возможно умеют выходит колдовать Весьма жаль что тайны ворожбы ныне утрачены Ведь удобно же значит он превратил свою козу в девицу или свою сестру в козу а Вулкан я имею в виду того колченогого женился на сатирессе а этот козел-братец покрыл ее в его же доме так? так он во всяком случае сказал значит это было козье молоко? кто? да та что заходила сегодня утром в конюшню та что пряталась за мифологическим павлином та чей вид погрузил тебя в этот тошнотворный поэтический бред и даже довольно дорогостоящий коль скоро тебе пришлось поднести две кружки тому пьянице в бистро в надежде что он… ах черт ты положительно гораздо глупее Вака я же тебе тыщу раз говорил что это жена его брата (дождя они видеть не могли, только слышали его, угадывали его бормочущего что-то, беззвучного, терпеливого, коварного в эту темную военную ночь, струящегося со всех сторон над ними, на них, вокруг них, под ними, так словно бы невидимые деревья, невидимые долины, невидимые холмы, весь целиком невидимый мир мало-помалу растворялся, распадался на куски, на воду, на ничто, на ледяную черную жижу, два наигранно уверенных голоса, наигранно саркастических голоса становились все громче, чуть ли не надрывались, как будто они намерены были оба уцепиться хоть за них надеясь с их помощью заклясть эту ворожбу, это всесветное разжижение, этот разгром, это бедствие, незрячее, терпеливое, которому не видно конца, теперь их голоса поднялись до крика, так Два мальчишки-бахвала орут чтобы придать себе духу:) какой еще брат? У черт дерьмовый Что это еще за история Тогда выходит все они братья и сестры Я хочу сказать братья и козы Я хочу сказать козлы и козы Значит козел и его козочка и этот хромой бес женившийся на козочке которая совокупилась со своим козлом-братцем который ио час терпенья миновал и он ее прогнал Или вернее отринул отрип… Что что ты сказал отринул нет серьезно Значит как в театре Как Да прекрасно прекрасно Стало быть оп (этот Вулкан) наверное застал их на месте преступления и обоих накрыл сетью и да нет тот тип сказал что она была стельная стель… он сказал стельная Как корова что же тебе рисунки рисовать надо что ли я же говорил что речь идет о козе Разве не требовались ему козлятки чтобы продавать их па ярмарке? он верно предпочел бы продавать не маленьких козляток а маленьких хромоножек верно Значит другой взялся за дело? кто? козел да но на сей раз с женой того кто был солдатом верно ему по душе их семейные козочки верно Вот поэтому-то другой и сторожит ее с ружьем в руках вот поэтому-то это ружье могло бы возжелать выстрелить само по себе черт до чего же темно дошли уже видишь свет (всех прочих они застали на том же самом месте они сидели вокруг издыхающей лошади, освещенные фонарем стоящим прямо на земле, они обернулись когда Жорж с Блюмом приблизились и замолчали, с минуту глядя на подошедших, Жорж понял что теперь они уже почти забыли о лошади, просто бодрствовали над ней как деревенские старухи бодрствуют над покойником, сидя полукругом, кто на тачке кто на ведре, беседуя монотонно, жалобно и как-то нескладно об обычных своих делах о будущем урожае который может и погибнуть при такой непогоде; о ценах на зерно или на свеклу, обменивались советами как помогать корове при растеле или рассказывали о своих воистину геркулесовых подвигах исчисляемых количеством тюков половы или мешков зерна доставленных на собственных плечах в амбар и обработанных участков, а тем временем в свете фонаря голова лошади лежащей на боку казалось все удлиняется, приобретает что-то апокалипсическое, пугающее, худые бока где колечками завилась шерсть судорожно поднимались и опадали, заполняя тишину тяжелым дыханием, в огромном, бархатистом глазу по-прежнему отражались сидящие кружком солдаты но казалось она теперь уже не замечает их, как бы провидит сквозь них нечто чего видеть они не могут, сквозь них чьи крохотные фигурки вырисовывались как бы через многократное экспонирование на влажном глазном яблоке на поверхности этих красновато-золотистых шаров которые казалось впитывали, вбирали в себя только в искаженной, головокружительной перспективе, поглощали этот видимый мир во всей его совокупности, так будто животное уже было не здесь, будто оно уже отказалось, отреклось от зрелища нашего мира дабы обратить взор свой, сосредоточить его на некоем внутреннем видении сулящем больше покоя чем мышиная суетня жизни, на реальности более реальной чем реальная действительность, и Блюм спросил тогда что в сущности может быть более реальным чем уверенность в том что сдохнешь? (он молча прошел мимо сидящих кружком солдат, направился прямо к лестнице ведущей на сеновал и еще долго чертыхался расстилая в темноте на сене одеяло), а Жорж сказал: «Уверенность в том что надо жрать. Ты ужина что ли не хочешь дождаться?», а Блюм процедил все так же сквозь зубы: «Представь себе я ведь и на самом деле пожалуй расклеился. Впрочем тебе это было на руку чтобы расспросить поподробнее хозяина кафе. И все это ради какой-то девки с фермы да и видел — то ты ее всего минут пять при свете фонаря. По-моему ты мог бы и обо мне вспомнить?», а Жорж: «Если ты уж собрался умирать то потерпи хоть немножко. Стоит труда. Может они успеют тебе орденок подбросить», а Блюм: «А что лучше: умереть от холода или умереть орденоносцем?», а Жорж: «Дай подумать чуток. А может лучше от любви умереть?», а Блюм: «Такого не бывает. Разве что в книгах. Ты слишком много книг начитался», и снова в темноте, во мраке переговаривались два голоса:)