Маргарита Меклина - Моя преступная связь с искусством
«Чем же он занимается?» — поинтересовался Паскаль.
«Билли когда-то считал себя гениальным фотографом, но, как и его мать, нигде не работал. Сейчас уже совсем сдал, да и рак желудка, конечно, не в помощь. Боюсь, он скоро умрет».
Профессорский «Приус» остановился у блеклого блочного дома. Прикрыв в багажнике чемодан гостя то ли старым, в разводах, планшетом, то ли таким же старым, в неопрятных и неприятных разводах, плащом, профессор со знанием дела заметил: «Плохой район, тут ухо надо держать востро», и неторопливо, но ловко передвигая ноги в кожаных сандалетах на босую ногу, пошел к подъезду.
«Это Билли!» — вскричал вдруг Паскаль.
По улице брел старик в драном кашемировом свитере, из-под которого торчал муаровый воротничок когда-то модной рубашки. Брюки его были тщательно выглажены, но материал простоватый; на голове — кепка щегольская по фасону, но из дешевого полиэстра.
«Скорее, а то он уйдет, за ним!» — дергал Феррару Паскаль.
«Это не он, но похож», — убыстрив шаг и возбужденно повернув голову в сторону кашемирового старика, промолвил Феррара. Эта игра заворожила его и он казался еще более энергичен, бордовело бордовое поло, лысый череп сверкал.
«Новости о Билли доходят до меня примерно раз в год, под Рождество, когда одна из родственниц наносит нам ежегодный визит, и они имеют тенденцию ухудшаться. Сначала я узнал, что они остались без денег, в прошлом году умерла его престарелая мать, с которой они вместе тут жили (она единственная поощряла его занятия фотографией), а после ее смерти Билли, говорят, стал совсем странным, так что не удивлюсь, если он вовсе не пустит нас на порог!»
С этими словами профессор нажал на кнопку тридцать четыре. Хриплый голос из железной рифленки на домофоне начал откашливаться. «Что, что он сказал?» — пропустив несколько отрывистых реплик, которыми Феррара обменялся с выползшим из железной решетки осевшим старческим голосом, спросил Паскаль, но профессор уже тащил его за собой со словами: «Нам повезло, он дома и рад будет нас видеть!»
В лифте пахло мочой; рядом с лифтом на полу было подозрительно влажно.
Феррара внимательно посмотрел на блестящее пятно влаги и также внимательно, высоко поднимая ноги в сандалиях без носков, его обошел.
Дверь в квартиру Билли была приоткрыта. Паскаль по почтальонскому опыту знал, что двери всегда приоткрыты именно в бедных квартирах. Иногда, когда он входил в такую квартиру с посылкой, получатели не понимали, что это от их бесплатно предоставленного им адвоката или с бывшего места работы (откуда им пришлось уйти по болезни), и сразу отскакивали от него: «Нет-нет, мы не будем платить!», думая, что он пытается им что-то продать, и Паскаль объяснял терпеливо, что денег не надо, что он почтальон и вот им прислали подарок. Недоверчивость в глазах получателей исчезала мучительно медленно, а когда Паскаль рассказывал эти истории коллегам на почте, они смотрели на него с таким недоумением, что Паскаль понимал, что он, пожалуй, из них самый внимательный и чувствительный почтальон.
Очевидно, Билли услышал их голоса, потому что из приоткрытой двери вдруг раздалось: «Входите, входите!», и когда Паскаль зашел на порог (в квартире стоял сложный запах немолодого человека и его одиночества), навстречу ему, с шарканием и откашливаниями, вышел растрепанный, с плохой пятнистой кожей старик (Паскаль тут же отметил клочки волос на голове и небритые пучки на щеках), в плотной хлопчатобумажной мастерке с именем никак не относящегося к нему британского колледжа и с босыми ногами. Паскаль попытался сделать вид, что не заметил этих черных, распухших, с потрескавшейся кожей и ранами ног, но его взгляд все время невольно стремился туда. «Похоже, подагра», — шепнул Феррара, который тоже все замечал.
Билли закашлялся и, откашлявшись, спросил сигарету. Лицо у него было оплывшее, но в нем еще можно было различить анфас молодого лица, в юности сухощавого (что было сразу ясно Паскалю по фото в гостиной, впоследствии, впрочем, оказавшимся портретом мальчиковой Биллиной дочери, которыми — и портретом, и дочерью — он очень гордился). «Она в театре играет и пишет пьесы», — пояснил он.
Кожа у него на шее висела, большой нос с горбинкой придавал оплывшему лицу некую негармонирующую с этой нездоровой рыхлостью хищность, и весь его запущенный вид сильно разился от вида краснощекого почтальона и немолодого, холеного, заботящегося о холестероле профессора.
Паскаль достал из нагрудного кармана мятой белой рубашки полусмятую пачку (черные в Италии он носить не решался) и выудил две — все, что там оставалось. «Спасибо!» — с достоинством просипел Билли, и Паскаль подумал, что надо же, вот совпадение, как раз закончилось курево и тут же с табачком подоспели незваные визитеры, но потом заметил стоявшее на книжной полке грязное блюдце с перхотными пятнами пепла и нераскуренными, девственно нетронутыми сигаретами, и ему стало неловко, как будто он уличил Билли во лжи.
«Мы все тут родственники», — улыбаясь, произнес профессор Феррара и поглядел с теплотой на кашлявшего и сипевшего Билли. «Я вот профессор, а он почтальон».
«Профессор изучает червей», — добавил Паскаль, чтобы хоть что-то сказать и выставить их обоих в выгодном свете. Профессор напрягся. Но ведь Билли, узнав, что профессор изучает червей, сразу поймет, что они пришли сюда из желания познакомиться, а не чтобы, к примеру, торговаться по поводу книг, изданных Печатным Домом Братьев Скарфати.
Эти книги действительно стояли плотными рядами на полках.
«Ваша тетя ведь была небезызвестной писательницей, не правда ли? Я был на ее похоронах», — спросил Феррара.
«Да, абсолютная правда», — кивнул Билли и закурил. Он курил и дым не торопясь струился вверх, глаза у Билли слезились, и он снова закашлялся.
За дверью, которую Билли так и оставил неплотно прикрытой, послышалось копошение и затем раздраженные голоса. «Я разберусь!» — сказал Феррара и вышел. Через минуту вернулся: «Там соседи твои, Билли, пришли. Ругаются, что мы их машину побили.»
«Они сумасшедшие, не обращайте внимания, — ответил Билли затягиваясь. — Тут весь дом такой».
За дверью раздался крик.
«Билли, может быть, нам закрыть дверь?» — предложил учтиво Феррара. Он был корректен и деликатен, как будто боялся разбить заведенный порядок вещей.
«Да они сюда не войдут, не волнуйтесь, — ответил Билли. — Сколько раз уже жаловались насчет этой машины, но у них машину украли в 2005-м году».
Феррара добавил: «Да и я удивился. Наша машина стоит прямо напротив подъезда, а они сообщают, что их побитая за углом».
«Подождите, они через час с новым заявленьем придут».
Что-то тяжелое бухнуло в дверь.
«Тут каждый день так», — сигарета Билли потухла, и он принялся шарить по столу в поисках зажигалки.
Профессор, извинившись, вышел на секундочку в туалет и вернулся оттуда с озабоченным выражением на лице: «Билли, я заметил, что у тебя там, кажется, не закрыто биде. Вода течет и течет; ты забыл завернуть».
Билли раскурил окурок и, дойдя до самого фильтра, положил его во второе металлическое грязное блюдце, стоявшее на столе. Он был исключительно вежлив и тих и со всем соглашался: так подчиненный ведет себя в присутствии босса, от которого не знает, чего ожидать.
«Там все время течет; сантехник приходил и сказал, что уже не починить».
«Тогда ясно, — заметил Феррара. — А то я подумал, что ты об этом не знал».
«Вы спросили про тетушку?» — Билли поднялся из-за стола в своей давно нестиранной мастерке и начал копаться в комоде, где были свалены книги. «Вот ее рукописные сочинения, а вот тома в кожаном переплете братьев Скарфати, я немного возьму».
Профессор Феррара пристально, со значением, поглядел на Паскаля и заявил: «Билли, ему надо возвращаться в Торино, так что мы к тебе совсем ненадолго пришли. Мы отсюда прямо на железнодорожный вокзал».
Билли всматривался в книжную полку, как будто глаза его должны были непосредственно коснуться букв и обладали тактильными качествами (Паскаль заметил, что ресницы у него были длинные и шелковистые, и они касались изъеденных временем переплетов), а потом вытащил небольшой том с белесыми прожилками на корешке. «Как червячки», — подумал Паскаль.
«Вот она! Двадцать евро всего, подойдет?»
«Нет, книг нам не нужно», — отклонил предложенье Феррара.
«Письма! — встрепенулся старик. — У меня есть ее письма, ведь она вела переписку со многими писателями того времени и футурист Маринетти был ее конфидант».
Он добавил несколько слов на латыни, но Паскаль не понял, к чему относились эти слова.
Вслед за Феррарой они вышли в прихожую.
Билли вернулся в комнату и пришел оттуда с набитой чем-то, супермаркетного вида холщовой сумой:
«Вот как раз перед вашим приходом я перебирал ее письма; они настоящие — их кроме меня никто не читал!»
