Пол Боулз - Под покровом небес
С того дня, когда они с Кит устроили совместную велосипедную вылазку, у него появился настоятельный позыв укрепить соединяющие их узы нежности. И мало-помалу эта задача стала приобретать для него огромную важность. Временами он говорил себе, что, когда затевалась их экспедиция из Нью-Йорка в неизвестность, подсознательно он как раз это и имел в виду, а Таннера… что ж, в самую последнюю минуту они позвали с собой и Таннера, и это тоже, наверное, было подсознательно мотивировано, хотя тут – увы, наоборот – в основе лежала боязнь ответственности: как бы сильно в нем ни было стремление к взаимному сближению, так же силен был и страх перед эмоциональными обязательствами, каковые такое сближение неминуемо налагает. И вот теперь в этом дальнем и чуждом краю тоска по более прочным узам оказалась сильнее страха. Но чтобы такие узы выковать, нужно быть вместе и, по возможности, наедине. В Бусифе же последние два дня были сплошным мучением. Таннер прямо будто угадывал, чего Порт хочет, и всеми силами старался задуманное сорвать. Таскался за ними как пришитый весь день и полночи, болтал как заведенный и, казалось, не имел в жизни никаких желаний, кроме как сидеть с ними, есть с ними, гулять с ними, а вечером даже поперся с ними в номер Кит, едва лишь Порт в кои-то веки собрался с ней уединиться, – проводил их до номера, встал в дверях и битый час простоял, приставая с никчемными разговорами. Естественно, Порту приходило в голову, что Таннер, возможно, не оставляет надежды на то, чтобы в отношении Кит все же чего-то добиться. На это указывало и преувеличенное внимание, которое уделяет ей Таннер, и банальная лесть, которую он пытается выдавать за галантность, однако Порт простодушно полагал, что его собственные чувства к Кит во всех деталях идентичны тем, которые питает к нему она, и по этой причине оставался неколебимо уверен в том, что никогда и ни при каких обстоятельствах она не уступит – тем более такому человеку, как Таннер.
Вытащить Кит из отеля одну ему удалось всего раз, и то благодаря тому, что Таннер разоспался и затянул с окончанием сиесты, но не успели они пройти вдвоем и сотни ярдов, как нос к носу столкнулись с Эриком Лайлом, который с места в карьер объявил, что ему век счастья не видать, если он не отправится сопровождать их во время этой прогулки. Что и проделал, к молчаливой ярости Порта и совершенно явному неудовольствию Кит: Эрик настолько досаждал ей своим присутствием, что в кафе на базаре, едва успев присесть, она тут же застонала: ах, как болит голова – и ринулась назад в отель, оставив Порта разбираться с Эриком. В яркой рубашке (по его словам, ткань для нее он купил в Конго), на фоне огромных тюльпанов, которыми она была изукрашена, этот малоприятный юноша выглядел особенно бледным и прыщеватым.
Оставшись один на один с Портом, он имел наглость попросить у него в долг десять тысяч франков, объясняя, что его мать на деньгах просто помешана и часто неделями не дает ему ни сантима.
– Совершенно исключено. Извините, – сказал Порт, решив быть твердым.
Сумма уменьшилась, потом еще раз и еще, пока наконец Эрик не сказал мечтательно:
– Даже пятьсот франков обеспечили бы меня куревом недели на две.
– Я никогда не даю деньги в долг, – раздраженно объяснил Порт.
– Но мне-то! – С этаким еще добродушным дружеским укором.
– Нет.
– Я же не из тех идиотов-англичан, которые думают, что все американцы спят на мешках с золотом. Да это и вообще не так. Но моя мать спятила. Она просто напрочь перестала давать мне деньги. И что мне делать?
Если у него нет ни стыда ни совести, решил Порт, то у меня к нему не будет жалости. А вслух сказал:
– Причина, по которой я не дам вам денег, состоит в том, что я знаю, что назад их не получу, да у меня их и нет в таком количестве, чтобы раздавать. Понимаете? Но триста франков я дам. С удовольствием. Я заметил, что вы курите tabac du pays.[49] По счастью, он очень дешев.
Эрик на восточный манер склонил голову, согласился. И сразу протянул руку за деньгами. Порта и теперь еще продолжало коробить при воспоминании об этой сцене. Вернувшись в отель, он обнаружил Кит и Таннера в баре, где они пили пиво, и с той поры ему ни на минуту не удавалось залучить ее к себе – разве что за исключением нескольких мгновений вечером, когда она, стоя в дверях, пожелала ему доброй ночи. Похоже было, что она его всячески избегает, стараясь ни в коем случае не оставаться с ним наедине, и это тоже его задачу не упрощало.
– Ничего. У нас еще куча времени, – сказал он себе. – Единственное, что непременно нужно… так это отделаться от Таннера.
То, что в конце концов ему удалось прийти к определенному решению, Порта обрадовало. Может быть, Таннер поймет намек и оставит их по собственному почину, а если нет, придется от него удирать. Так или иначе, но надо это сделать, и немедленно, пока они не нашли место, где захотелось бы остаться надолго, то есть на такое продолжительное время, чтобы Таннеру на этот адрес начали приходить письма.
Было слышно, как над головой по крыше автобуса елозят тяжелые чемоданы; состояние здешнего транспорта порождало сомнения: а правда, стоило ли брать с собой так много вещей? Однако делать с этим что-либо было поздновато. Такого места, где они могли бы что-то оставить, на их пути просто нет, потому что назад они, скорее всего, будут возвращаться другой дорогой, если вообще когда-либо вернутся на средиземноморское побережье. Он все же надеялся, что получится и дальше двигаться к югу; правда, поскольку каждый раз неизвестны ни даты переездов, ни возможности гостиничного размещения на остановках, придется в чем-то полагаться на удачу, надеясь в лучшем случае, покончив с одним участком пути и где-то расположившись, собрать там хоть какую-нибудь информацию о следующем – и так далее, по мере продвижения. Тут дело еще и в том, что вся организация туризма в этих краях, и прежде-то не очень развитая, во время войны не просто перестала действовать, а была полностью уничтожена. А чтобы она начала восстанавливаться, туристов пока маловато. Некоторым образом такое состояние дел его даже радовало: оно позволяло ему чувствовать себя первопроходцем. Трясясь на какой-нибудь колымаге по здешней пустыне, он чувствовал в себе куда более близкое родство с прадедами-пионерами, чем сидя дома и глядя в окно на водохранилище в Центральном парке. Но ощущалась и опаска: кто знает, насколько серьезно надо воспринимать предупреждения, которые консульские службы доводят до сведения путешественников, всячески пытаясь отвадить их от такого пионерства. «В настоящее время путешествующим гражданам США настоятельно рекомендуется не пытаться проникать наземным транспортом во внутренние области Французской Северной Африки, Французской Западной Африки, а также Французской Экваториальной Африки. Когда вопрос о безопасности и удобстве туризма в этих регионах будет изучен лучше, соответствующая информация будет незамедлительно опубликована». От самого Нью-Йорка Порт вовсю потчевал Кит зажигательными речами, в которых превозносил Африку, противопоставляя Европе, тогда как листовок с подобными предупреждениями ей не показывал. А показывал тщательно подобранные фотографии, привезенные из предыдущих поездок, – виды оазисов и базаров вперемежку с завлекательными изображениями роскошных вестибюлей и садов, когда-то принадлежавших отелям, которые давно не действуют. Пока что она воспринимает обстановку с пониманием: ни разу против бытовых условий не восстала, но то, что ожидает их в дальнейшем, миссис Лайл описала весьма наглядно, и он слегка забеспокоился. Вряд ли очень забавно будет без конца спать в грязных постелях, есть несъедобную пищу и каждый раз, когда понадобится вымыть руки, ожидать допуска к этой процедуре часами.
Ночь тянулась медленно, но Порта дорога скорее гипнотизировала, чем повергала в скуку. Если бы края, куда он ехал, не были ему доселе неведомы, однообразие давно бы сделалось невыносимым. Но мысль о том, что с каждым мгновением он погружается в Сахару глубже, чем был мгновение назад, а все, что было ему знакомо, наоборот, отступает, остается позади… – ах, что за сладостная мысль! Постоянная сосредоточенность на ней держала его в состоянии возбуждения, и весьма, надо сказать, приятного.
Кит время от времени ворочалась, поднимала голову и, пробормотав что-то нечленораздельное, роняла ее снова ему на плечо. Один раз она завозилась, повернулась, и ее голова упала в другую сторону, на Таннера, который продолжал спать, не подавая никаких признаков пробуждения. Порт крепко взял ее за локоть и повернул, притянув к себе, чтобы она опять прислонилась к его плечу. Примерно каждый час он и шофер вместе выкуривали по сигарете, но их общение только в этом и состояло, разговоров не вели. Правда, в одном месте, махнув рукой куда-то в темноту, шофер сказал:
– В прошлом году здесь, говорят, видели льва. Во-он где-то там. Это первый раз за многие годы. Говорят, он съел много овец. Хотя не исключено, что это была пантера.
