Себастьян Жапризо - Обреченное начало
Дени неотрывно смотрел на Мадонну.
«Она тоже может смотреть на меня. Она все равно ничего не видит. Все это чепуха. Что они пытаются заставить меня сделать? Плевать я на них хотел со всей их чепухой. Слышите, плевать я на всех вас хотел. Если они слышат меня, тем хуже для них. Если ада нет, здорово же я промахнусь, если испорчу свою жизнь. Вот будет для меня неожиданность, когда я проснусь мертвым. Как пари Паскаля. Чепуха. Поцелуй, за который можно отдать душу. Комната. Твой взгляд, твои руки, твое испуганное лицо на подушке, это ты — моя душа.
Я избавлюсь от всего этого. Пошлю ее подальше. Мадонну и всю их чепуху, их покаяние, их трепотню. Слышите? Я вас посылаю подальше. Вы, конечно, можете побежать за мной вдогонку. Но я ни о чем не жалею, потому что живу.
Быть с ней. Думать теперь только о ней… Моя жизнь в ее глазах. Именно так, ты помнишь? Двое в одном зеркале.
О, если бы ты знала, как я люблю тебя. Конечно, я богохульствую, но я люблю тебя. Больше всего на свете, больше Бога, больше этой статуи, больше этих дурацких подделок, больше всех этих гипсовых финтифлюшек. Я люблю тебя».
Дени чувствовал, как сердце бьется прямо в горле, когда он думает о той, которая ждала его с улыбкой, распахнув объятия.
Он поднялся — спокойный, он сделал свой выбор. Но спокойный только в душе, все его тело трепетало от возбуждения. У Мадонны пустые глаза. Он подошел к ней, постоял несколько мгновений, послушал, как колотится у него сердце, и снова подступила тошнота. «Что я за человек? — сказал он себе. — Мне выпала неслыханная удача, а я попал под влияние мальчишки, который плачет в часовне. Что за дурацкая блажь! Но так даже лучше. Я знаю, чего я хочу. То что произошло, замечательно, прекрасный опыт. И если я пойду по этому пути, все будет хорошо. Я иду прямо. Все может случиться, но я знаю, куда иду, я знаю, что происходит».
Он пошел по нефу. В дверях последний раз взглянул на алтарь. Он не хотел уйти вот так. Он должен сделать что-то окончательное, важное, поставить последнюю точку.
Он ничего не сделал. Он пожал плечами и вышел. Скоро закончатся уроки. Он не успел доделать задание, но все равно. Дени пошел в уборную старшеклассников, зашел в кабинку и засунул палец в рот, стараясь вызвать рвоту. Выйдя, он выпил воды из-под крана, чтобы исчез неприятный вкус во рту и долго стоял неподвижно.
Все его возбуждение спало. Он чувствовал себя счастливым и свободным.
XVII
В тот вечер Дени все рассказал сестре Клотильде. Он рассказал о своей исповеди, о том, что произошло с Дебокуром после его появления в школе. Она лишь заставила его поклясться, что он будет избегать общения с новеньким, и все.
— А про часовню ты ничего не скажешь?
Они лежали рядом в кровати. Она открыла глаза и оперлась на локоть.
— Ничего не могу тебе сказать. Не знаю, что с нами происходит. Я живу тем, чем живешь ты. Я сама могла бы рассказать тебе то, о чем ты рассказываешь мне. Я, как и ты, в полной тьме. Ничего не могу тебе сказать.
— Я больше не верю в Бога, — сказал Дени.
Она поцеловала его.
— Не говори так. Дай мне еще тебя любить. Позднее я подумаю над этим. Но не сейчас.
Он пожал плечами.
— Ты совсем ребенок, — сказала она, — ты ни от кого не зависишь. Меня, например, столько всего удерживает, на меня многое давит. Я сама не понимаю, на каком я свете. И мне кажется, что Бог должен знать о том, что с нами происходит.
— Понимаю, — сказал Дени. — Но это не важно, ведь все хорошо, правда?
— Все хорошо, дорогой! Я даже слишком счастлива.
— Не слишком.
— Слишком. Я такой никогда не была. Никогда никому не принадлежала, ты же знаешь.
— Знаю, — сказал Дени.
— Никому, кроме тебя.
— Знаю. Я буду любить тебя так, как никто не сможет. Буду любить тебя изо всех сил. Я тебя не обману.
— Тогда я счастлива. Даже днем я счастлива. Я вижу тебя повсюду. Ты знаешь, что у тебя ангельская улыбка?
— Оставь в покое ангелов, — сказал Дени.
— У тебя дивная улыбка, мой ангел.
— Хватит, — сказал Дени, — сегодня с меня довольно и ангелов, и всей этой чепухи.
Она почувствовала себя неловко.
— Больше не буду. Обещаю. Больше не буду. Скажи, ты меня еще любишь?
Он прижался к ее груди, к животу.
— У тебя слишком красивые глаза, чтобы тебя разлюбить. У тебя глаза красивее, чем у всех ангелов в мире. Твои глаза даже красивее, чем можно было мечтать.
— Мне стыдно, когда ты смотришь на мои волосы.
— Твои волосы? У тебя чудесные волосы. Вьющиеся и шелковистые, чудесные. А потом такая прическа мне нравится, с завитками вокруг ушей, и здесь, на шее, и тут, на лбу.
— Ты увидишь, они отрастут. Я буду такой, как раньше. До пострижения они доходили вот досюда, видишь, почти до колен. А знаешь, есть такие монахини, которые вообще бреются наголо. Я больше не дам стричь волосы.
— Тебе придется.
— Нет, ни за что.
— Ты все бросишь?
От этого вопроса ей стало больно. Однако она попыталась улыбнуться.
— Сама не знаю. Я говорю то, что думаю, и не заглядываю в будущее. Я еще не могу, понимаешь?
— Понимаю, — сказал Дени. — А потом, для меня это не важно.
— Нет, тебе не может быть не важно. Но у меня не хватает смелости подумать об этом, пока еще не хватает. Есть и другое. Моя семья. Я не могу. А потом есть ты. Ведь и ты можешь измениться, понимаешь?
— Я уже говорил тебе, что никогда не изменюсь, это решено раз и навсегда. Перестань повторять одно и то же.
— Будущее нам неведомо, — сказала она. — Давай не будем говорить об этом. Поживем — увидим, так ведь?
— Да, — сказал Дени, — и знаешь, что мы увидим? Я вырасту и в один прекрасный день стану совершеннолетним, и мы будем жить тогда вдвоем, вместе. И знаешь что? Я куплю тебе чудесные платья.
Она ответила таким же тоном.
— И знаешь что? Ты с ума сошел!
Но она позволила себе помечтать.
— Только мы вдвоем, — сказала она. — И никого больше. Я буду очень, очень, очень тебя любить. — И добавила с торжеством: — И я отращу волосы.
— Нет, — сказал Дени. — Ты оставишь волосы, как есть. Я очень люблю тебя такой. Не хочу, чтобы волосы отрастали.
— Не убирай руку, дорогой. Я обожаю, когда ты гладишь меня по голове.
Он гладил ее белокурую голову, и завитки волос струились между его пальцами. Она обхватила Дени руками за талию и наклонилась над ним, чтобы поцеловать его. Он еще крепче сжал руками ее голову.
— Пусть пройдет время, — шептал он, — ты увидишь. Мы будем жить спокойно и счастливо. Мы уже счастливы, у меня прекрасная жизнь. Мы будем жить очень спокойно потом. Больше ни о чем не думай. Мы будем жить спокойно в маленькой квартирке, как эта, в крошечной квартирке с маленькой кроватью, чтобы теснее прижиматься друг к другу.
Она подхватила его игру, говорила, прижавшись губами:
— Прижми меня покрепче. Эта кровать слишком большая, мой дорогой. Ты не будешь работать, потому что ты этого не любишь, я буду работать за двоих. Днем ты будешь спать, чтобы крепче любить меня ночью и чтобы были силы разговаривать со мной.
— А ты, когда же ты будешь спать?
— Я не буду спать. Я не хочу спать. Мы слишком много спим и мало живем. Теперь я хочу взять от жизни все, что можно.
Он, еще тише:
— Знаешь, я хочу тебя.
— Я тоже, дорогой. Я люблю тебя и хочу тебя.
Позже он долго смотрел на ее лицо на подушке.
Отрешенное лицо, закрытые глаза.
— Это возможно — любить всегда? — спросил он.
— Я буду всегда тебя любить.
— Разве это не чудесно?
— Что именно?
— Люблю все чудесное.
Она приоткрыла один глаз, только один, и увидела свое платье на полу. Он тоже посмотрел на платье и пожал плечами. Потом взял лицо девушки в свои ладони, так что их губы оказались совсем рядом.
— Не стыдись, — сказал он, — никогда больше не смотри на свое платье. Мне оно не нравится. Оно тебе не идет. Монашеское платье! Зачем ты его носишь, если оно мне не нравится?
Она легонько встряхнула головой в его руках. Потом внезапно поцеловала его, подхватила свою рубашку из грубого полотна и спрыгнула с кровати. Она подбежала к двери.
— Куда ты? — спросил он. — Я не хочу, чтобы ты уходила.
Она остановилась возле двери, прижимая к себе рубашку. Она улыбалась счастливой улыбкой, она стояла полуобнаженная и прекрасная, такой, как она, в мире еще не было.
— Подожди, — сказала она, — я сейчас вернусь. Пойду в другую комнату и вернусь.
Она сделала шаг, но обернулась.
— Уже поздно, — сказала она, и улыбка исчезла с ее лица.
— Поздно? Еще только семь. Мои часы показывают правильно. Очень хорошие часы.
Она вернулась к нему.
— Иди, — сказал он, — иди в другую комнату. Что ты хотела там сделать?
