Питер Робинсон - С "ПОЛЯРОИДОМ" В АДУ: Как получают МБА
В субботу вечером мы с Эдитой съездили поужинать в Сан-Франциско, но мне пришлось бороться с сонливостью, начиная с закусок и кончая десертом. Не ранее чем во второй половине дня в воскресенье я стал ощущать, что хоть как-то восстанавливаюсь. К тому моменту у нас оставалось так мало времени до отъезда Эдиты в аэропорт, что удалось только взять напрокат пару велосипедов и объехать кэмпус кругом.
Эдита пробовала убедить меня, что длинный, ничем не занятый и ленивый уик-энд — это как раз то, чего ей хотелось. Но я чувствовал себя виноватым. Считал, что это все моя ошибка. Стокгольмский синдром.
Летаргия, наступившая после зачетной сессии, резко прервалась с началом девятой недели. Студенты, с трудом шевелившиеся в течение трех предыдущих недель, внезапно начали вести себя так, словно их ужалило током. Событием, ответственным за это превращение, стала консультация, которую в обеденный перерыв устроила Эстер Саймон по поводу предстоящей семестровой сессии.
Студенты еще разрывали пакеты с чипсами и шипели открываемыми банками с газировкой, когда Эстер принялась за свою речь.
— Из года в год, — начала она умиротворяющим тоном, — мне доводится видеть, как первокурсники удивляют самих себя, насколько хорошо им удается справиться с семестровой сессией. К сожалению, доводилось также стать свидетелем нередких случаев рвоты и приступов неудержимого поноса, которые требовали медицинской помощи, причем в среднем раз в два года приходится госпитализировать по студенту с диагнозом полного нервного расстройства, переходящего в психоз.
Народ отложил бутерброды и начал медленно выпрямляться.
— Нет-нет, пожалуйста, не пугайтесь, — поспешила добавить она.
Эстер Саймон говорила почти час. Она предупредила, что мы категорически должны принять все меры, чтобы приходить на экзамены, полностью усвоив материал и вооружившись хорошо проработанными конспектами, кои следует оснастить закладками и перекрестными ссылками, и имея на руках план атаки, куда должна войти методика изучения текста вопросов и расчета отводимого на каждый из них времени. Он дала нам советы по поводу режима питания, призывая перед экзаменом потреблять белки, а не углеводы. Она захватила и режим сна. "На утренних занятиях вы можете выйти сухими из воды, продремав с 8 до 9, или даже до 9.30. На экзамене, начинающемся в восемь утра, этого вам сделать не удастся. Так что сейчас самое время, чтобы начать приучать себя просыпаться в 6.30, делать небольшую зарядку — годится и велосипед, и аэробика, и бег трусцой, — съедать полноценный завтрак, принимать душ, одеваться и приходить в состояние полной готовности и бодрости к 7.45".
— Я не понял, она специально на нас тоску нагоняет, или что? — сказал Сэм Барретт, когда мы вышли после консультации во дворик. Сэм был одним из тех семи студентов, кто получил за «лесоводство» оценку ниже моей, а по ОБ у него была «Р-минус», причем профессор присовокупил пометку, что на самом деле ему стоило бы поставить "U".
— Я-то думал, у меня семестровая сессия вот где, — добавил Сэм. — А сейчас надо еще соображать, успею ли я добежать до сортира, проблевываясь по ходу дела, и кого из нас отсюда потащат в смирительной рубашке. Клал я на это место.
СЕМЬ
Сессия:
Крестьянский бунт
Я отметил, что сегодня, в первый декабрьский день, температура достигла почти семидесяти градусов[16] и что после того, как рассеялся утренний туман, всю местность залил солнечный свет. Чем ближе сессия, тем сильнее вся эта красота начинает действовать на нервы. У меня нехорошие предчувствия, я устал и подавлен. Хочется дождя со снегом.
Саймон настолько смутила мой дух, что последние две недели семестра я начинал свои дни в 6.30, прямо как она и призывала делать. Я выбирался на пробежку среди промозглых, туманных холмов, потом съедал яичницу-болтунью из пары яиц, подзаряжаясь белком. К 8.00 я уже был в состоянии боевой готовности, это так, но к 8.30 начинал клевать носом, сидя в классе. По вечерам я занимался даже в еще большем одиночестве. То же самое делали и Филипп с Джо. Когда это становилось непереносимым, мы выползали на кухню.
— Хочу на горные лыжи, — регулярно жаловался Филипп. Он страдал не по Швейцарии, а по озеру Тахо.[17]
— Всю жизнь мечтал покататься на лыжах на американском Западе, — говорил Филипп. — В Швейцарии всем известно, что на Сьерра-Невада не такой снег, как у нас, более легкий и глубокий. Вот уже и в газетах пишут, что на Тахо начались первые серьезные снегопады. Но швейцарскому мальчишке надо сидеть в своей комнате и учиться…
Джо кругами ходил по кухне, ладонями сжимая кружку, как в тисках. "Мне надо по первому классу сдать эти экзамены", — повторял он. Джо считал, что получить как можно больше «H» — это серьезный карьерный фактор, хотя Стенфорд запретил корпоративным вербовщикам задавать студентам вопросы про их оценки.
— А-а, да пусть им не разрешается спрашивать напрямую, — спорил Джо. — Но я вам говорю, у них нюх на «Н», будьте спокойны.
Джо допивал кофе, потом прыжками взбегал по лестнице, возвращаясь работать в свою каморку. Мы с Филиппом еще оставались посидеть, но ненадолго. Филипп решил превратить минимум одну из своих "Р с плюсом" в полновесную «Н», а мне еще оставалось разделаться с "U".
Как-то утром, на седьмой неделе семестра, мы пришли на очередное занятие по «лесоводству», заняли свои места и потом просто сидели, следя, как минутная стрелка на настенных часах перевалила через 8.00, затем 8.15… 8.30… Никаких следов профессора Кемаля. Студенты уже начали вставать, чтобы покинуть аудиторию ("Должно быть, у Кемаля машина сломалась, — сказал Сэм Барретт, — а я, между прочим, вполне бы мог часика полтора позаниматься…"), как появился декан Словаки.
— Сегодня ваш класс буду вести я, — сказал он. Он выглядел несколько растрепанным, будто бежал рысью всю дорогу из кабинета. — У профессора Кемаля заболел один из членов семьи. Кто-нибудь может одолжить учебник?
Четыре последующих занятия у нас были замещающие преподаватели, либо декан Словаки, либо профессор из Вартона, с визитом приглашенный в Стенфорд. На одном из занятий этот профессор мог начать лекцию по новой теме, например, "Выбор в неблагоприятных условиях". В следующий раз вместо него появлялся Словаки и принимался обсуждать тонкие аспекты гауссова распределения. Потом опять приходил профессор из Вартона и на этот раз рассказывал про биномиальное и непрерывное распределения. "Ни один из этих ребят понятия не имеет, о чем должны быть наши лекции, — говорил Джо. — Они меня убивают".
Не помогло и возвращение профессора Кемаля на девятой неделе. Заболел его отец, причем до сих пор лежал в больнице. Кемаль выглядел усталым и рассеянным. "Некоторые из вас прислали открытки с пожеланием скорейшего выздоровления. — Его глаза стали наполняться подозрительной влагой. — Спасибо вам". После этого Кемаль начал говорить про совершенно новый вопрос, "Среднеквадратическое отклонение", и хотя мы уже подготовили решения четырех задач, он позволил обсуждению настолько отклониться от темы, что к концу занятия не успел даже закончить разбор второго примера.
В тот день на обеденном перерыве Сэм Барретт помахал мне рукой, приглашая к своему столику. Рядом с ним сидела высокая женщина, которую я уже знал по нашим «лесоводческим» занятиям, Луиза Пеллигрино, одна из его соседок по дому.
— Слыхал новости про Кемаля? — спросил Сэм. — Давай, Луиза, расскажи ему.
— Я сильно расстроилась после сегодняшнего класса, — начала Луиза. — Понимаете, я плохо сдала зачет и поэтому очень-очень пытаюсь понять материал.
— Стало быть, нас таких трое, — заметил Сэм.
— В общем, после занятия, — продолжила Луиза, — я пошла к Эстер Саймон. Мне кажется, я очень мягко с ней говорила. Не хотела жаловаться совсем. Я просто ей сказала, что многим из нас кажется, что после болезни отца Кемаль не вполне еще оправился, чтобы снова преподавать. Я ей говорю, у него ведь два класса по «деревьям», один наш, утренний, и еще один десятичасовой, и в них почти 120 первокурсников. Значит, для 120 человек есть угроза провалиться по предмету из ядра курса, причем в самый первый семестр. Я правильно говорю? Есть же такая опасность?
Мы с Сэмом согласно киваем.
— И я это все ей сказала. А она, вместо того, чтобы войти в положение, встала в позу и давай на меня: "Студенты должны понимать, что профессор Кемаль тоже человек". Вот. И еще говорит: "Не вы первая приходите сюда со своими жалобами. Я не понимаю, с какой стати студенты не могут потерпеть и поменьше требовать от профессора Кемаля".
— Нет, ты слыхал?! — вмешался Сэм. — Мы им платим, а они хотят, вишь ты, чтобы мы поменьше требовали!
