Галина Таланова - Бег по краю
– Оставь её в покое и не затевай на ночь глядя скандал. Завтра рано вставать. Бессонная ночь никому не нужна.
Но ночь всё равно была почти без сна. Лидия Андреевна лежала в кровати, слушала храп Андрея, еле сдерживаясь, чтобы не потрясти его за плечо, смотрела на пробегающие полосы света на потолке от припозднившихся машин и думала о том, что жизнь перешла перевал… Сначала она упорно поднималась всё выше и выше, открывая для себя новые горные пейзажи, захватывающие дух своей непознанностью, а потом докарабкалась до маленькой скалистой площадки на вершине, на которой долго оставаться было невозможно, а можно только посмотреть окрест и осторожно начинать спуск. Как она хотела, чтобы Вася была счастлива… Но можно ли найти в нашей жизни счастье в замужестве? Даже с таким, как её Андрей… Этот же Васин Илья вообще какое-то недоразумение. Была ли она сама когда-нибудь счастлива так, что прорезаются крылья и хочется лететь навстречу любимым и близким со сбивающимся дыханием, не обращая внимания на рассыпанные ветром волосы, часть из которых просто приклеивается, намокнув, ко лбу? Пожалуй, была… Она, действительно, была влюблена в Андрея. Нет, не правы злые языки, утверждающие, что она вышла замуж за городскую прописку, квартиру, дачу и машину… Ей очень нравился этот интеллигентный всезнающий отличник в очках, совсем не похожий на деревенскую пьянь их посёлка. Он был, конечно, маменькин сынок, мягкотелый щуплик, но Лида понимала, что она никогда не будет им обижена. Она помнит то своё состояние неподдельного удивления, что она нравится Андрюше. Даже то, как галантно он пропускал её вперёд или подавал ей пальто, было для неё роскошным подарком. Она неловко подпрыгивала, пытаясь попасть в рукава пальто, которое Андрей уверенно держал в своих изнеженных руках с музыкальными пальцами, так похожих на женские. Он не был красив: маленькие сусличьи глазки через толстые линзы очков, заправленные в хрупкую серебристую оправу, скорее женскую, чем мужскую; уши локаторами; нос, приплюснутый патиссоном. Ей даже не очень было с ним интересно: разговаривать он не умел, держался очень отстранённо, по улице они гуляли с ним почти на метровом расстоянии, рассказывал он ей в основном о родителях и банальных ежедневных домашних хлопотах, в которые предки усердно запрягали его. Лиде было немного смешно слушать, как Андрюша жалуется на то, что папаша заставил его копать кружки вокруг яблонь. В то же время она радовалась тому, что раз он слушается отца, будет повиноваться и ей. Главное уметь дёргать за нужные ниточки. Она знала, что он очень начитан, но почему-то очень редко говорил о прочитанном. Это спустя десятилетия она поняла, что в том был свой способ самозащиты: не допускать в свой внутренний мир из боязни, что будешь ограблен и разорён.
Но она отчётливо помнит то своё ожидание чуда, когда ей казалось, что скоро она станет самым счастливым человеком на свете. Она ждала его звонков, ходила сама не своя, если их не было, и радостно бежала к телефону в предвкушении блаженной встречи. Она не была уверена, что у них будет гармоничная семья, но то, что на неё обратил внимание обкомовский сынок, кружило юную голову в перманенте. И, когда однажды Андрюша поднял её на руки, чтобы перенести через заградительный барьерчик, отделяющий тротуар от проезжей части, когда они перебегали шоссе в неположенном месте, это всколыхнуло все её дремавшие до поры молодые чувства. Она влюбилась! Придя в общагу, она зажмурилась и нежно погладила себя под коленками, пытаясь понять, что ощущал Андрей. Потом она кружилась по комнате в вальсе, перемежающемся с диким папуасским танцем, благо соседки ещё не было, разглядывала свои скудные наряды и себя в зеркале. Она решительно себе не понравилась, но раз нравится Андрею – значит, всё не так уж плохо.
Именно это ожидание чуда и делало ей счастливой. Кипенный яблоневый и вишнёвый нежный бело-розовый цвет, которому суждено вскоре опасть, просыпаться на землю обрывками писем и клочками от изодранной рукописи жизни, у которой не бывает черновиков… И неизвестно, не был ли он пустоцветом… Завяжутся ли маленькие зелёные плодики, а если завяжутся, то не опадут ли до срока под секущим розгами проливным дождём или от жаркого ветра, иссушающего дыханием пожара? Больше так счастлива она уже не была никогда. Тяжёлый характер свекрови, вечно болеющие дети и постоянно хандрящий и раздражённый муж, бегущий из дома в работу (к счастью, не к женщине, не в пьянство, не к друзьям), парализованный тесть, слава богу, недолго… Но её жизнь сложилась внешне вполне благополучно. Она ни о чём не жалеет. Хотя не раз ей хотелось уйти из этого дома. Но куда ей было бежать? Её жизнь была колея… А она сама исправно работающая деталь в отлаженном механизме… А то, что внутренняя пустота, так у кого её нет в таком возрасте! Ей есть чем гордиться в этой жизни! Она сама сделала свою жизнь такой, что ей завидуют на работе, завидуют подруги, завидуют соседи. Но ведь этот Илья – не Андрей…
Утром Лидия Андреевна ушла на работу, хотя была суббота. В понедельник надо было срочно сдавать серию и отправлять заказ, они не успевали. Андрей встал вместе с ней, они наспех позавтракали, и он ушёл в гараж готовить машину к скорому техосмотру. Дети остались спать. О вчерашнем скандале не говорили, хотя он занозой сидел в памяти. Трогать занозу не хотелось, так как было больно и неприятно. Андрей всю жизнь пытался не только обходить стороной острые углы, но и не замечать синяки от них, даже если они были жёлто-лиловые с черничным отливом. Этому его научил инстинкт самосохранения при жизни с деспотичной матерью. Лидии же было немного стыдно за свою необузданную ярость, которая была, конечно, вполне объяснима и заслужена.
33
Лидия Андреевна вернулась в тот вечер рано. Андрей прохлаждался ещё где-то в гараже. Гришка ушёл гулять. Дверь в комнату Василисы была закрыта, но пальто висело в прихожей. Спит что ли? Сначала Лидия Андреевна хотела заглянуть к дочери, но потом решила: «Пусть спит. Не буду будить». Да и не хотелось возвращать вчерашнее. Стычки между ними были обычны и привычны, но после шквала наступало кратковременное затишье. Разговаривали друг с другом мягкими и осторожными голосами, боясь оступиться и попасть мимо шаткой кочки… Через пару часов пришёл Андрей. Сели обедать. Лидия снова хотела зайти к Васе, но Андрей остановил: «Пусть спит». Прошло ещё два часа, как Лидия Андреевна почувствовала беспокойство: уж очень в Васиной комнате было тихо. Она крадучись подошла к двери, прислушалась и осторожно приоткрыла её. Василиса спала. Она была бледна, но дышала ровно и спокойно.
–Ты что? Кошмар! Нагулялась! Нельзя же целые сутки дрыхнуть! Вставай и давай иди ешь!
Ответа не последовало. Василиса как будто не слышала. Чёртова девка делает вид, что спит.
– Вставай! Ты меня слышишь?
Никакой реакции… Лидия Андреевна подошла ближе и стянула с дочери одеяло. Та даже не пошевелилась. У Лидии Андреевны тоскливо защемило сердце в нехорошем предчувствии. Она всматривалась в лицо дочери, словно в спокойное глубокое озеро в безветренную погоду, чувствуя, что стоит на насыпном песке, который в любую минуту может под тобой провалиться и засосать в глубокую воронку. Она сильно потрясла дочь за плечо, будто ветку с яблоками, которые другим способом не достать, та поморщилась, словно озёрная гладь от брошенного камушка, но глаз не открыла. Сердце сорвавшимся камнем ухнуло в пропасть. Лидия Андреевна пошла за Андреем. Андрей, кряхтя, проследовал за Лидией Андреевной в спальню Василисы, осторожно, словно боялся спугнуть куропатку в зарослях, потрогал дочь за плечо, будто отводил куст, выросший на пути; погладил по лбу, ладонью перетекая на макушку, и покачал головой… Вызвали скорую. Пока ехала скорая, нашли в письменном столе пустой пузырёк со стёршейся этикеткой из-под старого транквилизатора, употреблявшегося ещё свекровью.
В ожидании скорой Лидия Андреевна ходила по гостиной взад-вперёд, будто работающий экскаватор. Время не остановилось. Оно шло и шло шагом человека, опаздывающего на работу. Но, видимо, на работу опаздывал только человек, а водитель автобуса давным-давно работал, и у него сейчас был перекур. Андрей, предположив, что скорая заблудилась в их дворах, вышел её встречать на потемневшую улицу, пролившуюся тёмной струйкой чернил.
Наконец, Лидия Андреевна услышала топот ног, поднимающийся на их лестничную площадку, ровно всадники скачут с дурной вестью.
Скорая никуда Василису не повезла. Врач, пожилая женщина в изящных золотистых очках и со строгим пучком учительницы из гимназии прошлого века, сказала, что промывание желудка делать поздно. Лекарство уже всосалось…
– Ждите, когда дочь проснётся. Потом поите как можно больше. Сделайте клюквенный морс. А пока пусть спит. Ваше счастье, что таблетки были старые. Ох, уж эти молодые! Любовь, чай поди, несчастная… Где же им о родителях подумать!
