Инна Карташевская - Ибо сильна, как смерть, любовь…
Действительно, на самом берегу стоял полицейский автомобиль. Очевидно, я так был поглощен мыслями о портрете, что даже и не заметил его. Странно, причем же здесь полиция? Даже если на портрете и в самом деле изображен сам дьявол, вряд ли кто-то бы стал вызывать полицию. По-видимому, здесь что-то другое, тем более что мы уже ясно видели, что недалеко от берега несколько полицейских в лодке пытались зацепить что-то баграми.
Через несколько минут мы подъехали к берегу и быстро выскочили из машины. При виде нас все замолчали и уставились на нас, а потом как-то подозрительно быстро стали расступаться перед нами, давая нам пройти. Все стало ясно, когда к нам кинулась синьора Романо. Вернее, она кинулась к мужу. Вид у нее был самый безумный.
— Бартоломео, — закричала она, — наш Бартоломео.
— Что? — испуганно спросил хозяин. — Что с ним случилось?
— Он умер, — рыдая произнесла она, без сил опускаясь на песок. — Он умер. Ты всегда ругал его, всегда сердился на него, а он умер, мой бедный мальчик.
— Что ты говоришь, женщина? Как он мог умереть? Час назад я разговаривал с ним, он был живой и здоровый. Где он?
Но она не слушала его. Она сидела на песке, раскачиваясь и закрыв лицо руками.
— Эта работа была не для него. Он хотел уйти в монастырь, а ты не позволил ему. Если бы он стал монахом, он был бы жив до сих пор, — рыдая, твердила она. — А теперь он мертв, и я ничего не могу сделать для него.
Хозяин с минуту слушал это, а потом повернулся к толпе.
— Кто-нибудь может мне рассказать, что случилось?
— Я, — отозвался один из молодых парней. — Я видел, как это случилось, но все произошло так быстро, что сделать ничего было нельзя. Я был на берегу возле своей лодки, вон она лежит. Когда вы уехали, Энрико подошел к нему, они с ним о чем-то поговорили, потом тот ушел, а Бартоломео стал мыть катер. Он уже почти закончил, когда, видно, решил, что было бы неплохо еще раз окатить палубу водой. Он спустил ведро на веревке в море, набрал воды и хотел поднять его, да веревка зацепилась за что-то. Он наклонился пониже, с силой дернул за веревку и, видно, слишком перегнулся через борт, потому что не удержался и упал в воду вон там между катером и пристанью. А тут налетела волна, катер качнуло, и он его прижал к сваям, да так сильно, что мгновенно раздавил. Когда я подбежал, здесь уже лужа крови расплылась. Я наклонился, схватил его за рубашку, хотел вытащить, но у него уже вместо головы такое было, — парень безнадежно махнул рукой. — Я начал кричать, люди прибежали, вот вызвали полицию, они только что приехали, отвели катер, сейчас пытаются его достать.
Дальше я не слушал. Как только я узнал, что Бартоломео умер, у меня в голове как будто бухнуло «началось». Что началось, я еще и сам не успел понять, но ноги у меня подогнулись, и я с размаху сел на песок. Как же это понимать? Неужели портрет действительно приносит несчастье? Но ведь этого не может быть, это просто совпадение. Но хорошо, что Бартоломео никому не успел сказать о портрете, иначе все бы уже набросились на меня. Черт, ведь Бартоломео умер, и теперь никто ничего не узнает. Я могу спокойно оставить портрет себе и попробовать его продать. Вот только Энрико. Марио говорит, что Бартоломео о чем-то говорил с ним. Скорее всего, он ему все рассказал. Я огляделся по сторонам. Среди собравшихся людей, Энрико не было. Наверное, он куда-то уехал, потому что на берег высыпала вся деревня. Надо сходить к нему и попытаться узнать, что Бартоломео сказал ему. Я встал и тихонько стал отходить в сторону. В этот момент все вдруг заволновались и бросились к морю. Полицейским в лодке видно удалось найти тело. Они вытащили его из воды и стали грести к берегу. Истошно закричала синьора Романо, к ней присоединились другие женщины. Мне вовсе не хотелось присутствовать при том, как Бартоломео вытащат на берег и тем более смотреть на него. Я повернулся и, пользуясь тем, что все смотрели в другую сторону быстро пошел к дому Энрико. Мне нужно было узнать, что Чокнутый сказал ему и попытаться с ним договориться. Я его хорошо знал, он был мой ровесник. Мы оба хорошо учились в школе и часто разговаривали о том, куда стоит пойти учиться дальше. Но у него было гораздо лучшее положение, чем у меня. Его семья была вполне зажиточная, отец и старшие братья зарабатывали достаточно, чтобы послать его в колледж. Сейчас он был уже на третьем курсе и собирался стать инженером, а я по-прежнему оставался в нашей деревне простым рыбаком из-за того, что у нас не было денег. Я надеялся, что он поймет меня. Он был вполне нормальным парнем, а не таким сумасшедшим, как Бартоломео.
Думая, как лучше начать разговор, я подошел к его дому. Там была только его старая бабушка. На мой вопрос, где Энрико, она ответила, что он уехал в город, и приедет только завтра утром. Пока делать мне было нечего, и я пошел домой. Там как всегда пахло лекарствами, и отец сидел в кресле, обессиленный после очередного приступа кашля. Брат и сестра мои, как видно, тоже были на берегу, хотя я там их не заметил, а мать возилась в кухне. Последнее время она старалась не оставлять отца одного дома, и выходила куда-нибудь только по крайней нужде. Мне пришлось пересказать родителям все, что случилось с Бартоломео, а потом я, смог удалиться в свою комнату, где, наконец, и вытащил портрет на свет божий. Да, вид у него, конечно, был зловещий. Но ведь это, в конце концов, всего лишь разрисованный холст, начал убеждать я себя. Что он может сделать? Все это ерунда, и я надеялся, что Энрико, не принял всерьез то, что Бартоломео ему нарассказывал, и я смогу спокойно отвезти портрет в город, чтобы показать какому-нибудь специалисту. Вот только кому? Я понятия не имел, кто сможет оценить его. Я никогда не имел дело с предметами искусства и у меня не было никаких знакомых экспертов. В конце концов, я решил пойти в художественный музей и спросить там. Ведь есть же у них кто-то, кто оценивает картины и решает, стоит ли их выставить в музее. На этом я успокоился и, спрятав злосчастную картину за книгами на полке, пошел обедать.
Вечером я еще раз вышел на улицу. Бартоломео уже давно увезли, но люди все еще стояли группами на улице, обсуждая страшное происшествие. Проходя мимо я слышал как они, качая головами, удивлялись необычности его смерти. Еще никогда не было такого. Чтобы кто-нибудь вылетел за борт только потому, что ведро за что-то зацепилось. Да и за что он могло зацепиться? И как это получилось, что катер так качнуло, что он раздавил его о сваи? Ведь море было спокойное, даже малейшего ветерка не было. Я шел и радовался, что никто не знает о портрете, иначе не миновать бы мне больших неприятностей. Все бы тут же свалили на меня и заставили бы выбросить портрет в море. Завтра с утра нужно будет как можно раньше встретиться с Энрико и попытаться уговорить его молчать, пока я не узнаю цену. Может, выяснится, что он ничего не стоит, тогда я сразу же избавлюсь от него.
Когда я проходил мимо дома моего хозяина, один из его сыновей как раз вышел на веранду. Увидев меня, он сказал, чтобы завтра и послезавтра я не приходил, так как работать не будем. Это меня вполне устраивало. Завтра с утра мне нужно было поймать Энрико, а послезавтра я собирался в город показать картину, если найду кому. Во всяком случае, начну искать. Всю дорогу домой я обдумывал, как мне убедить Энрико. В конце концов, я придумал целую речь и, как мне самому показалось, довольно убедительную. Недаром ведь я собирался стать адвокатом, я очень любил сочинять речи и часто ночью лежа в постели составлял страстные речи в защиту воображаемого преступника. В общем, убедив себя своими доводами, я решил, что с Энрико мне будет нетрудно справиться и очень довольный собой отправился спать.
Но утром оказалось, что дело гораздо серьезнее, чем я себе представлял. Несмотря на то, что я собирался пораньше пойти к Энрико, он опередил меня. Он сам пришел к нам рано утром, и его вид не предвещал ничего хорошего. Он вежливо поздоровался с моими родителями и, поговорив, как полагалось, с ними несколько минут о здоровье, погоде и вчерашнем происшествии, позвал меня прогуляться. Мне страшно не понравилось, как он серьезно, нахмурясь, смотрел на меня. И мне впервые пришло в голову, что, пожалуй, от него я так просто не отделаюсь. Даже и от моих заранее подготовленных доводов, скорее всего, особого толку не будет. Но деваться было некуда, я должен был с ним поговорить, и, сказав родителям, что скоро вернусь, я пошел с ним. Правда, мама попросила меня сначала сходить в аптеку, купить отцу лекарство. Я взял рецепт, и мы пошли.
Едва мы только отошли от дома, он сразу же начал разговор. После первых же его слов я понял, что напрасно надеялся на его благоразумие. Он, конечно, не был таким сумасшедшим, как Бартоломео, не кричал и не трясся, но от этого мне легче не стало. Он бы непоколебим.
— Когда вчера Бартоломео рассказал мне о твоей находке, я, признаться, решил, что он преувеличивает, но все равно решил поговорить с тобой, — начал он. — Меня удивило, что он был так напуган. Бартоломео, конечно, был немного сдвинутым, но не настолько, чтобы так пугаться без всякой причины. И, как оказалось, он был прав. Как могло случиться, что он вдруг без всякой причины вылетел за борт, и его же собственный катер раздавил его?
