Анатолий Тоболяк - Во все тяжкие…
Автономов побледнел от бешенства.
— Ты… начал он. — Вот что, Раиса. Прошу больше меня не целовать, — проклокотал он.
— Почему, Костик? — густо засмеялась тучная Раиса Юрьевна.
— Ты знаешь, почему. Я…
— Да, кстати, как прошли твои проводы? Так жалко, что я на них не попала! Много было народу?
— Много. Да, много. Масса.
— Как хорошо! Подарков, наверно, много надарили?
— Да, надарили. Много. Массу!
— Ну вот видишь, какой ты уважаемый человек! Я рада за тебя. Теперь будешь отдыхать, посвятишь себя даче. Он ведь, Анатолий, огородник-фанатик, ты знаешь?
— Как не знать! — пискнул я.
— Раиса, кончай этот театр! — сорвался Автономов и ударил ладонью по столу. Первым не выдержал.
Полное, щекастое, отмытое лицо Раисы Юрьевны нехорошо исказилось, но она заставила себя улыбнуться.
— Костя, не хулигань! Что за манеры у тебя? Опьянел, что ли?
— Я хочу говорить по существу! Ситуация ясна! Я принял решение…
— Анатолий, успокой его, пожалуйста.
— Успокойся, Костик.
— Отстань! Я принял решение уйти от тебя, Раиса! — драматично открылся Автономов.
— О Боже мой! Дай спокойно поесть.
— Не дам! Тебе вообще не надо есть! — Автономов вскочил с табуретки. — Ситуация ясна, говорю, и нечего актерствовать! Я ухожу от тебя, ты понимаешь?
— Да ради Бога! Иди прогуляйся. Я что, против? — добродушно засмеялась Раиса Юрьевна.
Автономов совершенно взбесился.
— Ты не принимаешь меня всерьез?! — завопил он, и слюни полетели у него изо рта. — Думаешь, я шуточки шучу? Привыкла держать меня под каблуком, думаешь, и сейчас удастся? Ан нет, дорогуша! Хватит! Кончился добренький Автономов! Вот тебе, вот тебе! — показал он настоящую (фигу и этой фигой ткнул чуть ли не в лицо жене. Она откачнулась:
— Костя, постыдись! Что ты себе позволяешь! Анатолий, скажи ему.
— Костя, постыдись. Умеешь стыдиться?
Кончился смирненький Автономов! — не услышал он. — Много лет ты мной помыкала, а я терпел. Теперь все — баста! Я нашел чудесную женщину. А тебе — вот! — опять показал он ей бесстыдную фигу, ополоумев.
— Я тоже вела себя в Москве не очень-то благонравно, — усмехнулась Раиса Юрьевна. Она стойко держалась.
— Гулевапила, да? Прекрасно! — обрадовался Автономов. — Продолжай дальше, я разрешаю. А у меня, дорогуша, все происходит па самом серьезном человеческом уровне. Скажи ей, Анатоль, скажи!
— Что именно?
— Про Милену! Ну!
— Милена, Раиса, является женщиной. Она молодая.
— Писака хренов! Двух слов связать не можешь! Она прекрасная женщина. Молодая, умная, начитанная, не сварливая. Вот тебе!
— Ну, от характеристики своей зазнобы ты мог бы меня избавить, — брезгливо обронила Раиса Юрьевна. Ее полное лицо отяжелело, налилось кровью. Глаза стали мертвыми. Но она держалась.
— А я хочу, чтобы ты знала, какая она! — выкрикнул Автономов.
— У меня с ней всерьез и надолго, а не случайная связь, как ты полагаешь! Подтверди, Анатоль.
— Что именно?
— Скажи, что я люблю Ми лену.
— Ну, знаешь!.. — Я поднялся. — Сам это говори.
— Я люблю Милену, Раиса.
— Анатолий, уведи его, пожалуйста. Пусть он очухается на улице.
— Пошли, Костя, в самом деле. Раиса устала.
— Да, я смертельно устала. Я не спала в самолете. Ты мог бы пожалеть меня, Константин, и отложить свои дурацкие разборки на вечер.
— Вечером меня не будет! Меня не будет никогда! Впрочем, зайду забрать одежду и всякие мелочи.
— Вот-вот. Заходи, и поговорим.
Она встала. Тяжелая грудь ее колыхнулась. Под мертвым ее взглядом Автономов вроде бы стушевался и стал мельче, да и я почувствовал себя неуютно. Раиса Юрьевна была явно на пределе, на нервном срыве, который мало утешительного обещал Автономову и мне. Я потянул дружка за руку:
— Пошли, пошли!
На минутку, Анатолий, задержись. А ты иди, Константин. Ступай. Очухайся.
— Секреты мадридского двора, ха-ха! — неестественно хохотнул Автономов. — Удаляюсь, господа! — в шутовском поклоне склонил он голову. И правда, исчез в прихожей, и почти тут же сильно хлопнула входная дверь.
Раиса Юрьевна подшагнула ко мне. Я запаниковал. Ее дыхание — дыхание пожилой женщины — коснулось меня, и ее страшная грудь меня коснулась. Я запаниковал. В такой близи ее лицо предстало бело-красными пятнами, с припухлостями под глазами, распаренными мельчайшими капиллярами… Я содрогнулся и запаниковал. Она схватила меня за руку. Я заблеял:
— Э-э, Раиса! В чем дело?
Анатолий, ты должен мне помочь.
— Чем, Раиса? Отпусти, пожалуйста, руку.
Но она не отпустила.
— Я не прошу многого от тебя. Я сама с ним справлюсь, с этим оголтелым. Мне не впервой его укрощать. Ты думаешь, у него раньше не было таких заскоков? Были, и неоднократно. Хлопал дверью, уходил из дому. А потом возвращался и просил прощения. Я его знаю как облупленного.
— На этот раз, Раиса, все сложней.
— Да. Может быть. Эта стерва захомутала его, я чувствую.
— Отпусти руку, Раиса.
Она отпустила. Я отодвинулся подальше.
— Но она не знает меня, эта стерва. Я не для того нянчилась с ним тридцать лет, чтобы отдать готовенького ей в руки.
— Что ты от меня хочешь? Говори ясно.
— Сделай так, чтобы он пришел сегодня домой. Пожалуйста. Сделаешь?
— Нет, Раиса, не обещаю.
— Ах, так! Ну, попятно. Ты на его стороне, да?
— Нет, я нейтрален, как Швейцария.
— Нет, ты на его стороне, я знаю! Ты меня давно невзлюбил, я знаю. С тех давних времен, когда я выкинула в окошко твою шапку, чтобы вы прекратили пьянствовать.
— Какая ерунда!
— А верней, с того вечера, Анатолий, когда ты изнасиловал меня и не получил от этого удовольствия.
— Что я сделал? Что?! — не поверил я своим ушам.
Ее глаза совсем помертвели:
— Не помнишь? Ну да, ты ведь был невменяемо пьян. Это было на Ударновском рыбозаводе. Мне было только двадцать пять. Ты у нас гостил, а Автономов отлучился по делам. И ты на меня накинулся.
— Окстись, Раиса! Ты не в своем уме, — засмеялся я.
— За все годы я ни словом не обмолвилась Автономову. Он бы тебя убил. Он и сейчас не спустит, если узнает. Он дикий ревнивец, Анатолий.
— А ты мерзкая шантажистка, Раиса. Не ожидал, не ожидал. Прощай, красотка! — Я двинулся в коридор, по она цепко схватила меня за локоть:
— Подожди, ради Бога!
— Отпусти немедленно! — рванулся и взбеленился я.
— Сделай все-таки так, чтобы он пришел сегодня домой.
— И не подумаю, милашка! Выкручивайся сама.
— Я тебя очень прошу. Я никогда ни о чем тебя не просила. — Ее глаза вдруг оплыли слезами. Слезы задрожали на ресницах, покатились по щекам. Рот безобразно искривился. Плачущая, толстомясая, пожилая женщина — ужасное зрелище. Нет ничего безнадежней и тоскливей. Я круто развернулся, прошагал по коридору, совладал с английским замком и выскочил из квартиры на волю.
Автономов прогуливался туда-сюда около гаражей. Губы его шевелились. Он гримасничал. Он продолжал незримую полемику со своей женой.
Я глубоко, полной грудью вдохнул свежий воздух, словно вырвался из чадного помещения, грубо крикнул:
— Эй, ты! — и хулигански свистнул. Автономов услышал, увидел и пошел навстречу. Мы сблизились. Он остро взглянул на меня, отрывисто бросил:
— Ну как? Побеседовал?
— Дай закурить. Забыл свои там.
— А я вот не забыл. Держи! Да ты дрожишь, Анатоль. С чего это?
— Достала она меня, твоя женушка, достала. Бандитское нападение пережил, иначе не скажешь.
— Неужели? А я, наоборот, подумал, что она ищет у тебя помощи. Не так разве?
— И так, и не так. — Я нервно раскурил сигарету.
— А что она тебе инкриминировала? Солидарность со мной?
— И это тоже.
— А еще что?
— А! Такой бред! — махнул я рукой. Я был в совершенном раздрае и не мог понять, надо ли посвящать его…
— Ну, не хочешь — не говори, — облегчил мою задачу Автономов. — Я в общем и целом представляю, что она несла. Но какова! Какова Лиса Патрикеевна! — вдруг залился он тонким смехом. — Как она меня обхаживала, скажи! А на тебе отыгралась, дрянь. Надеюсь, ты не поддался? Не клеймил меня ей в угоду, а?
— Нет.
— Молодец. Верняк ты, Анатоль. Я тебе за это пиво поставлю.
— Цистерну, — буркнул я, куря глубокими затяжками, оклемываясь, так сказать, от потрясения.
— Хоть две! А я как выглядел, скажи? Хорошо я себя вел? — развеселился Автономов.
— Правду хочешь? Такого мерзкого типа я еще не видел.
— Ка-ак? Почему?
— Ты был похож на базарную бабу, Костик. Вопил, брызгался слюнями — тьфу!
— Обижаешь, Анатоль! Сильно обижаешь. Или шутишь?
— Не шучу.
— Я вел себя, по-моему, очень достойно, — грозно пасмурнел Автономов.
— О да, очень достойно! Еще бы потаскал ее за волосы, лицо бы ей расцарапал…
