Эльмира Нетесова - Эльмира Нетесова Мгновенья вечности
— В мужики провожали, говоришь? Разве без выпивки не могли обойтись? Ведь на годы расстаетесь, а может навсегда! Море свой спрос предъявит, свои счеты. Там непорядочному человеку делать нечего. Чуть заметит экипаж гнильцу в душонке, мигом на берег спишут. Там воровитых и глупых держать не станут. Если я на флот напишу о случившемся, сами понимаете, ехать в Калининград Димке уже ни к чему...
— Не надо писать. Не сообщайте им, что я попал в неприятность. Зачем меня с головой топить.
Я все понял, да поздно. Теперь, как мать говорит, ни одной девке не поверю. Мы за Верку хотели Анискину устроить облом. А получилось, что сами обосрались. Не столько выпили, сколько шухеру поднялось...
— А ты чего у нее на поводу оказался? — спросил Илья Иванович парнишку.
— Верка клевая «метелка». Она давно с нами тусуется.
— Ты любишь ее?
— Кого? Пронину? Да что вы? Она наша дружбанка! В натуре как пацан! Своя! Мы за девку ее не держим. Никто из бабья не выдержит, как она!
— Почему? — не понял Илья Иванович.
— У нее вместо отца отчим имеется. Отец в городе бомжует, а этот домогается. Каждую ночь к Верке пристает. Мать алкашка. Все время бухая. Вот он и лезет к «метелке», та отмахивается. Даже мы ему за нее пару раз вломили. А он очухался и снова полез к ней. Короче, нет у ней жизни. Хоть в петлю влезь. Ее парню еще год служить надо. Приходится ждать, деваться некуда, вот и мучается.
.— Если б так, не позвала б на воровство! А то вишь, на Анискина обиделась, а всех подставила! Он ей правду высказал. Ну, где она работает, как живет? За счет отчима! Вот тот и борзеет, как цепной пес!
— Ее не берут как малолетку никуда! Она всюду совалась приткнуться! — встрял вихрастый, рыжий Костя.
— Даже в дворники хотела, отказали ей.
Она дома не ест. Мы ее кормим. Приносим кто что может. Жаль девчонку, совсем гаснет.
— Вот вас она точно подвела круто. Об этом задумайтесь! Под уголовку подставила каждого. И сама в беду влезла двумя ногами.
— А что нам будет? — спросил самый старший из ребят, со страхом глянув на Илью Ивановича.
— Все от вас зависит. От самих. Я хочу от вас услышать, как планируете будущее?
— Нам троим надо школу кончать. Всего два года осталось. Потом в армию пойдем. Хотим в электронщики после службы.
— А мы в программисты решили свалить. Там интересно,— похвалился Глеб.
— Мне отец велит в менеджеры поступать. Тогда к себе возьмет на работу.
— А если узнают о вчерашнем?
— Илья Иванович, простите нас! Даю слово, никто из моих пацанов больше не проколется нигде. Оплатим мы свою шкоду. И на том завяжем. Никого возле магазина не увидите!
— А как с Веркой?
— Ее, пока с армии Вовка ни вернется, не можем бросить. А то сорвется одна или не доживет. Мы ему обещали сберечь. Слово держать надо. Слушаться не будем. Это понятно!
— Смотря в чем! Она и путнее говорит часто.
— Захлопнись, Пузырь! Говорю, что больше ей нет веры! Влипли, теперь хана! Отец правильно говорит, бабы как мухи живут, мозгов им не дано.
— А при чем Верка? Сами наклевались! Говорил, что хватит пить. Кто послушался? Она предложила, могли отказаться. Силой никого в магазин не тащили!
— Заткнись, умник! Ты первый полез!
— Потому, все дураки. И она не лучше. Ни одна Верка виновата! Чего теперь на ней отрываться.
— Она одна не полезла бы! Это верняк! — поддержал Костя.
— Меня от этого вина всю ночь рвало. Думал, кишки выскочат,— жаловался Глеб.
— Илья Иванович! Не отдавайте нас под суд! Мы все определимся, вы нас знаете! — просились мальчишки, обещали больше не собираться сворой, не шататься по поселку в сумерках и заняться делами нужными для будущего.
— Все понятно, но с родителями каждого из вас я встречусь и побеседую. Чтоб и они знали, на что вы способны и контролировали каждого.
— А в Калининград напишите?
— На этот раз не стану портить тебе будущее. Дальнейшее зависит от самого. Знай, прощенье тоже имеет предел. Пусть эта твоя ошибка станет последней. Говорю для всех. Не хочу портить вам начало. Пусть оно остается в ваших руках. Но помните, чтоб ущерб был возмещен, и родители придут в милицию для беседы. Плохо, если их придется вызывать официально,— оглядел ребят Илья Иванович.
— Мне сегодня вечером надо уезжать в Калининград. Мать вахтером допоздна работает. Сумеет ни придти.
— А отец?
— Нет его у меня. С другой семьей живет. С нами никакой связи нет. Мама отпустила в море, потому что невмоготу. Он не помогал. Мы сами жили, но тяжко, может теперь все наладится. Поверьте на слово, ни себя, ни мать не опозорю больше никогда.
— А в море сам захотел или кто посоветовал?
— Конечно сам! Целых два года писал и просился. Вот только теперь согласились меня взять! Это для нас как спасательный круг, удержаться на плаву и не потонуть. Я только о том мечтаю!
— Ступай! Попутного ветра в твои паруса! И никогда не сбивайся с курса! — пожелал Илья Иванович.
Ушли мальчишки из милиции. Нет, они не бежали, не галдели, о чем-то переговаривались, обсуждали случившееся и счастливую развязку, в какую почти не верили.
Криминалист заглянул в кабинет Анатолия Петровича, перед капитаном сидела Верка Пронина. Илья Иванович хотел уйти незамеченным, закрыть дверь, но капитан позвал:
— Иванович! Можно на минутку.
Верка спешно вытерла слезы со щек.
— Чего рыдаем? Или опять скажете, что Анискин виноват? — глянул на Пронину строго.
— Никто не виноват. Самой надо было сюда придти. Но все стыдно казалось. Ну, как сор из избы выносить, неловко. А куда деваться, пришлось,— снова залилась горючими.
— Успокойся, хватит слезы лить. Давай думать, как ситуацию исправить. Она у тебя впрямь поганая!— закашлялся Анискин и попросил:
— Илья! Тут без тебя и Сазонова никак не обойтись! Не поможем, пропадет человек. Ей домашние приготовили одну дорогу — на панель! Даже мамаша туда посылает дочку.
— Подождите, Анатолий Петрович! Я не признаю крутых виражей, сам хочу поговорить с Прониной,— сел напротив Веры, спросил холодно:
— Скажи, что заставило всю дружную компанию залезть в магазин? Почему именно ты, девушка, понимая последствия затеи, убедила ребят пойти на преступление?
— Я только предложила им, никого не уговаривала и не тянула силой. У каждого своя голова на плечах имелась! Мы про то уже говорили! — кивнула на Анискина.
— Но предложила налет именно ты!
— Да, потому что обиделась. Меня обозвали, унизили при всех, и я хотела отомстить.
— Кому? Ты подвела ребят. Могла испортить им все будущее, опозорить всех и каждого навсегда. Неужель не предполагала, что такое не пройдет бесследно.
— Не знала, что попадемся.
— А если бы всех осудили, отправили в зоны? Они это тебе до старости не простили б! Ты сломала б им жизни в самом начале. О том подумала? А их родители? За что наказала всех, кого называла друзьями?
— Тогда хотела отомстить за себя. Ведь ни за что меня опозорили, только за то, что одета ни как другие. Но я живу как мне нравится, не хочу косить под поселковых, одеваться как пещерная старуха. Посмотрите, в городе все молодые так одеваются, и никто не делает им замечаний, не унижают, не оскорбляют. Да и попробовали бы! Там уважают личность!
— Это ты личность? Тогда скажи, на какие средства живешь? Где работаешь?
— Меня никуда не берут, потому что нет восемнадцати. Я всюду просилась.
— Я понимаю! И дело тут вовсе не в возрасте! А именно в том, как одета и как себя ведешь. Ну, в чем ходишь? Вся голая! На плечах кроме лифчика ничего нет. А уж о другом говорить стыдно. Юбка выше задницы, вместо нижнего белья одни тесемки. Когда нагибаешься, тампекс видно. Или сразу гланды. Какой дурак возьмет на работу эдакую пошлость? Да тебя ни в фирму, ни в какую организацию не возьмут. Ну, посмотри на себя в зеркало. Ноги тонкие, кривые, чего ты их заголила? Такие прятать нужно под брюками иль длинной юбкой, чтоб окружающих не пугать. У тебя ни грудь, ни зад не сформировались, сущая гладильная доска, а ты уже их открыла. Зачем? Кого напугать вздумала, своих дружбанов или нашего капитана? Ты на себя со стороны посмотри. Сущий уродец! До настоящей девушки тебе еще дозреть надо.
Анискин слушал Илью Ивановича, не понимая, к чему тот клонит.
— Говоришь, что не работаешь? А откуда у тебя серьги с бриллиантами? Или эта золотая цепь с кулоном? Где и кто купил тебе кольца и перстни, браслет? Все украшения весьма дорогие! — заметил Илья Иванович.
— Мать купила, когда работала.
— Это когда она сумела так одарить?
— Ни за один день. Годами копила. Тогда она заботилась обо мне.
— А теперь что изменилось?
— Она вышла замуж за отчима и меня забыла.
— Случается. Теперь она, наверное, только за собой следит и на тебя никакого внимания?
— Конечно! Нынче она живет только для себя. Меня совсем не видит. Я ей мешаю. И чем старше становлюсь, тем тяжелее в доме. Теперь уже невыносимо.
