Томас Вулф - Домой возврата нет
Марк, Мэг и все прочие Джойнеры заняли передние ряды, Джордж с Маргарет и миссис Флад, которая по-прежнему не отставала от них, сели в последнем ряду. Все остальные — друзья, дальние родственники и просто знакомые — стали кучками позади.
Напротив кладбища густо зеленели, примерно мили на две, поросшие лесом холмы и лощины, они спускались к извилистой речке, а как раз напротив, на другом берегу, располагался самый центр города, деловая его часть. Отчетливо видны были шпили и дома — и старые постройки, и великолепные новые здания: гостиницы, учреждения и конторы, гаражи, церкви, а среди знакомых очертаний, дерзко сверкая, вздымались леса и бетонные стены новых строений. Это было великолепное зрелище.
Провожающие занимали свои места и ждали, пока несущие гроб одолеют с этой ношею последний медленный и тяжелый подъем на вершину холма, а тем временем миссис Флад, сложив руки на коленях, пристально рассматривала город. Потом принялась задумчиво качать головой, сожалеюще и неодобрительно поджала губы и сказала словно бы про себя:
— Гм, гм, гм! Плохо дело, плохо, плохо дело!
— Что такое, миссис Флад? — перегнувшись к ней, шепотом спросила Маргарет. — Что плохо?
— Да вот, что такое место выбрали под кладбище, — с сожалением сказала та. Она говорила таким театральным шепотом, что все вокруг слышали каждое слово. — Только вчера я говорила Фрэнку Кэндлеру — надо же, два самолучших участка, где бы городу строиться, а их взяли и отдали черномазым да покойникам! Вот ведь что сделали! А я всегда говорила — два лучших участка под застройку, с самым отличным видом, это Черный поселок и Верхнее кладбище. Я им сто лет назад могла это растолковать, да они бы сами могли понять, если б видели хоть немного подальше собственного носа: когда-нибудь наш город станет расти, и эта земля подскочит в цене. Ну, скажите на милость! Когда присматривали участок на кладбище, почему, скажите на милость, не выбрали хоть Бакстон-хилл? И вид там отличный, и земле не та цена. А тут, — все громче шептала она, — тут же самое что ни на есть подходящее место для застройки! Для жилья лучше не придумаешь. А насчет черномазых — я всегда говорила, им же будет лучше, если их переселить в низину, что возле станции. Теперь-то, конечно, поздно, ничего не поделаешь, а только тут крепко ошиблись! — докончила она все тем же шепотом и покачала головой. — Я-то всегда это знала!
— Да, наверно, вы правы, — прошептала Маргарет. — Я раньше никогда об этом не думала, но, наверно, вы правы, — и подтолкнула Джорджа локтем в бок.
Гроб поставили, и проповедник уже читал краткую, волнующе торжественную последнюю молитву. Медленно опустили гроб в могилу. И когда черной крышки не стало видно, Джорджа пронзила такая острая, не выразимая словами боль, такая горечь, какой он никогда еще не испытывал. Но и в тот миг он понимал, что это не скорбь о тете Мэй. Это мучительная жалость к самому себе и ко всем людям на свете, оттого что человеку даны считанные дни и так ничтожно мала жизнь человеческая, слишком быстро наступает неизбежная тьма и нет ей конца. И еще: вот не стало тети Мэй, во всей родне нет больше ни одного близкого ему человека, и теперь он ясней прежнего ощутил, что завершилась некая эпоха в его жизни. Перед ним, как пропасть, разверзлось будущее, и на миг его охватили ужас и отчаяние, точно заблудившегося ребенка, ведь оборвалась последняя нить, что связывала его с родным краем, и он теперь бездомный, одинокий, лишенный корней, и на всей огромной планете нет двери, которая открыта ему, нет дома, который он мог бы назвать своим.
Люди уже отходили от могилы, медленно шли к своим машинам. Но Джойнеры не вставали с мест, пока не легла на могильный холмик и не была примята поплотней последняя лопата земли. Тогда лишь, исполнив свой долг, поднялись и они. Иные стояли тут же и негромко, протяжно переговаривались, другие пошли бродить среди памятников, наклонялись, читали надписи, а потом выпрямлялись и вспоминали вслух какой-нибудь забытый случай из жизни какого-нибудь забытого Джойнера. Но наконец и они тоже стали расходиться.
Джорджу не хотелось возвращаться вместе с ними, волей-неволей пришлось бы слушать, как они судят и рядят о тете Мэй, перебирают по зернышку всю ее жизнь; и он взял Маргарет под руку и повел через гребень холма на другую его сторону. Они молча постояли здесь в косых лучах заходящего солнца, глядя, как огромный огненный шар опускается за край далеких гор. И величественная красота заката, и тихое присутствие женщины рядом принесли встревоженной душе Джорджа мир и успокоение.
Они вернулись к могиле; кладбище уже обезлюдело, но, подходя к участку Джойнеров, они увидели Делию Флад — она еще ждала их. Они совсем про нее забыли, а ведь она и не могла уехать без них: на усыпанной гравием дороге у подножья холма оставалась только одна машина, наемный шофер спал, прикорнув за рулем. Миссис Флад ходила среди могил, то и дело останавливалась, наклонялась и при быстро меркнущем свете вглядывалась в какую-нибудь надгробную надпись. Потом стояла в раздумье и смотрела за реку, на город, где уже вспыхивали, мигая, первые огни. Когда Джордж с Маргарет подошли, она обернулась к ним как ни в чем не бывало, будто и не заметила их отсутствия, и заговорила, по своему странному обыкновению, отрывочно, наудачу выдергивая слова из потока мыслей, известных только ей самой.
— Надо же, взял и перетащил ее на другое место, — задумчиво сказала она. — Надо же человеку дойти до этакого бессердечия. У-у! — Ее даже передернуло от отвращения. — Кровь стынет в жилах, как подумаю! И ведь все ему говорили, все тогда говорили — надо же, ни капли жалости в человеке, взять и перетащить ее с того места, где ее похоронили!
— О ком это вы, миссис Флад? — рассеянно спросил Джордж. — Кого перетащили?
— Да Эмилию, кого же еще, твою мать, мальчик! — нетерпеливо отозвалась она и взмахом руки указала на источенный временем и непогодой камень.
Джордж наклонился и прочел знакомую надпись:
«Эмилия Уэббер, урожденная Джойнер»
и вырезанные под датами рождения и смерти стихи:
Голоса знакомого не слышно,
И не видно милого лица,
Дух ее вознесся в область вышнюю,
Ангелов узрит он и Творца.
Нам остались слезы и рыдания,
И одна лишь радость впереди —
Вновь ее обнимем в час свидания
В царстве божием на небеси.
— С этого и началось переселение! — говорила миссис Флад. — Никто бы и не додумался тут хоронить, если б не Эмилия. И вот, пожалуйста! — с досадой выкрикнула она. — Женщина уж год как померла и успокоилась в могиле, и тут он возьми да и вбей себе в голову, что надо перенести ее на другое место, и никакими уговорами его не проймешь! Как же, как же, твой дядюшка Марк Джойнер — он такой! Его разве переспоришь! — с жаром вскричала она, будто впервые изумляясь такому открытию. — Ну как же, еще бы! В ту пору как раз у них была вся эта передряга из-за твоего отца, мальчик. Он бросил Эмилию и ушел к той, к другой женщине… Но уж я-то должна отдать ему справедливость. — Она решительно закивала головой. — Когда Эмилия померла, Джон Уэббер поступил как порядочный, он ее сам схоронил — сказал, она ему жена, и схоронил. Купил участок на старом кладбище, там ее и положил. А потом, больше года прошло, — ты же и сам знаешь, мальчик, — и тут Марк Джойнер разругался из-за тебя с твоим отцом — кому тебя воспитывать, — и подал в суд, и выиграл! Ну как же, вот тогда Марк и вбил себе в голову, что прах Эмилии надо перенести. Сказал, не допустит, чтоб его сестра лежала в земле Уэбберов! Понятно, у него уже был этот участок, тут, на холме, никому сроду и в голову не приходило сюда забираться. Тут только маленький частный участочек был, несколько семей тут хоронили своих, вот и все.
Она помолчала, поглядела задумчиво вдаль, на город, потом вновь заговорила:
— Твоя тетка Мэй — она пробовала с Марком потолковать, но это было все равно как горох об стену. Она мне тогда все и рассказала. Да нет, куда там! — Миссис Флад решительно затрясла головой. — Раз уж ему что вздумалось, его ни на волос не сдвинешь! Она ему говорит: «Послушай, Марк, эдак не годится. Где Эмилию схоронили, там ей и надо оставаться». Очень не по душе ей была его затея. «У покойников, говорит она ему, тоже есть свои права. Где дерево упало, там ему и лежать», — вот как она ему сказала. Так нет же! И слушать не стал, никто не мог его переспорить. «Пускай, говорит, хоть и сам помру, а уж ее перехороню! Все равно перехороню, ежели придется — сам, своими руками гроб выкопаю, и на своем горбу через реку перенесу, и на холм втащу! Вот где она будет лежать, говорит, и больше ты ко мне с этим не приставай!» Ну, тут твоя тетка Мэй поняла, что уж он по-своему решил и толковать с ним бесполезно. Только ошиблись на этом, страх как ошиблись, — пробормотала она, медленно качая головой. — Столько трудов, и все понапрасну. Уж если он до того близко к сердцу это принимал, так и хоронил бы ее тут сразу, как умерла! А только, я думаю, это он из-за суда, после суда все друг на друга волками стали смотреть, — спокойно докончила она. — Потому и других начали тут хоронить, — она широко повела рукой, — с этого все и пошло. Ну, как же! Когда старое кладбище заполнилось, начали новое место приглядывать, ну и вот, один из шайки Пастора Флэка в муниципалитете возьми да и вспомни эту свару из-за Эмилии и сколько тут земли пустует кругом старых могил. И сообразил, что купить их можно задешево, ну и купил. Вот как дело было. А я всегда об этом жалела. Мне это с самого начала не нравилось.
