Сергей Кузнецов - Калейдоскоп. Расходные материалы
Вот и сейчас Тамми плещется в бассейне с Оливером, а я лежу рядом с Омоту и стараюсь на них не смотреть. А ведь Тамми знает, что я терпеть не могу бассейны! Мало ли какая зараза там плавает? Вода, конечно, дезинфицированная, но я не очень-то верю в эту дезинфекцию.
К тому же я прочитал, что от бактерицидного мыла бактерии только крепнут, выживают, буквально по Дарвину, сильнейшие. Каждый раз теперь вспоминаю, когда мою руки, – и поэтому намыливаю лишний раз. Пусть даже бактерии от этого окрепнут – зато я не подхвачу какую-нибудь дрянь.
Как все евреи, я очень чистоплотен. Да и вообще – я профессионально занимаюсь семиотикой гигиены. Так что в бассейн – без меня. Честно говоря, я рассчитывал на купание в океане, но они нарисовали очень страшные картинки на предостерегающей табличке: я узнал акул, рифы, отливные течения, подводные чудовища и, кажется, цунами. Одна пиктограмма была совсем непонятной: по-моему, она означала, что в открытом море возможна встреча со страховым агентом.
С другой стороны, на берегу ты обречен смотреть, как твой лучший друг кадрит твою жену! Да, конечно, они прекрасная пара, но зачем ему Тамми? И зачем мне на это смотреть?
Может, лучше броситься в океан – к акулам и страховым агентам?
Что ни говори, нелегкий экзистенциальный выбор, буквально – между Сциллой и Харибдой.
Чтобы не смотреть на Тамми и Оливера, я поворачиваюсь к Омоту. Надо срочно задать какой-нибудь вопрос, интересный, этнографический вопрос, такой, чтобы показать: я уважаю ее культуру и никоим образом не расист, даже, можно сказать, наоборот.
Вот, кстати, интересно, писал ли что-нибудь Фрейд о влечении евреев к полногрудым черным женщинам? Нет, нет, я вовсе не собирался задавать Омоту этот вопрос.
– Хотели что-то спросить? – говорит мне Омоту.
И тут нужный вопрос приходит мне в голову.
– Да, – говорю я, – любовался на вашу прическу. Эти косички… как их делают?
Ох, черт, опять не то! Совершенно дурацкий вопрос. Это как спросить еврея про обрезание: ой, как вы это делаете? А это больно? А правда, что это помогает в сексе? Нет, не вообще, а лично вам? А моему сыну можно такое сделать? Даже если он, как это вы называете, гой? А обрезание обязательно делать у еврейского врача? Как не у врача? Я думал среди евреев столько врачей, что уж обрезание-то они могут сделать…
Нет, лучше было спросить про Фрейда.
– Ох, – отвечает Омоту, – долгая история. Если можно, как-нибудь в другой раз. И вашей жене все равно не пойдет.
(перебивает)
Трудно, конечно, быть меньшинством. Люди никогда не знают, о чем с тобой можно говорить.
Одно время мы жили в Америке. Наши американские друзья были образованные, воспитанные люди. Ни один из них никогда не позволял себе шуток про русскую мафию, русских проституток или агентов КГБ.
Но почти на каждой вечеринке кто-нибудь обязательно спрашивал: «А правда, что русский может выпить бутылку водки?»
Первые несколько раз я смеялся. Объяснял, что это зависит от того, с какой закуской, за сколько времени и в какой компании. Опять же – смотря какой русский.
Потом я начал злиться. Говорил, что это национальный стереотип и он меня оскорбляет. Все равно что сказать афроамериканцу, что у него наверняка есть знакомый драгдилер и не продаст ли он травы.
Потом я снова стал смеяться. Отвечал, что могу и больше выпить, но надо, чтобы при этом медведь на балалайке играл.
До сих пор боюсь, кто-нибудь воспринял этот ответ всерьез.
Правильный ответ мне подсказала жена. Когда спросили ее, она без паузы ответила:
– Могу, конечно. Это не трудно. Но важно знать – зачем?
Чем хороши иностранки – фиг поймешь про их возраст, думает Оливер, глядя на Тамми. По мне, азиатки неприлично долго выглядят молодыми. Конечно, мои вьетнамские клиенты подняли бы меня на смех – они-то знают, как выглядят признаки старения у китаянок, кореянок и японок. Зато, может, белые девушки кажутся им молодыми лет до сорока – кто их знает, а спросить неудобно.
Оливер прыгает в бассейн, входит в воду почти без брызг, в несколько гребков догоняет Тамми, медленно плывущую под водой.
– Алоха! – говорит она, выныривая.
– Гэри, как я помню, не любитель бассейнов, – говорит Оливер, – так что я решил составить компанию.
Тамми улыбается.
– Вы ведь из Шанхая? – спрашивает Оливер.
– Я из Гонконга, – отвечает Тамми, – но моя бабушка была из Шанхая. Мы с Гэри встретились как раз благодаря ей.
– Гэри не говорил, что знал вашу бабушку, – удивляется Оливер.
– Он и не знал, – улыбается Тамми. – Бабушка погибла в 1983 году.
– Соболезную, – автоматически говорит Оливер, на секунду превращаясь в профессионально-вежливого юриста, и тут же снова улыбается широкой улыбкой плейбоя. – Но в любом случае, вам повезло, что вы встретились.
Тамми улыбается в третий раз и Оливер отвечает ей тем же.
– В конце концов, благодаря этому Гэри заполучил красавицу-жену, – говорит он, – а вы сбежали от наследников Мао. Скучаете по Гонконгу?
Тамми кивает.
– Я был там в прошлом году, по делу, – продолжает Оливер. – Прекрасный город. Пик Виктории и все такое. Местные, конечно, говорят, что до 1997 года было куда лучше, – но это всегда так, прошлое кажется лучше, чем настоящее.
– В Китае говорят фа йен нинь уа, – отвечает Тамми, – это значит «годы прекрасные, как цветы». Но Гонконгу в самом деле было бы лучше оставаться британским. У меня там брат, работает журналистом – и то, что он пишет, не особо радует.
– Одна страна, две системы, – с иронией говорит Оливер.
– Да-да, – соглашается Тамми, – но ударение все больше на «одна страна».
– А ваш брат может уехать?
– Как? – пожимает плечами Тамми. – Родителей я бы еще могла вывезти, а брата – никак.
– Но если он журналист и подвергается преследованиям… я могу поискать хороших адвокатов по таким делам.
– Он, слава богу, не подвергается преследованиям, – говорит Тамми и соскальзывает под воду.
Танцовщица закончила попеременно вращать ягодицами, едва прикрытыми пальмовыми листьями, и под аплодисментыудалилась. Оливер сказал, осушая пятый бокал:
– Все-таки с хорошей жопой может сравниться только хорошая грудь! И это так же верно, как то, что потратить два доллара всегда легче, чем сэкономить один.
Все-таки он был ужасно воспитан: кто же говорит о деньгах за ужином?
– Я люблю экзотику, если вы понимаете, что я подразумеваю под любовью, – продолжил Оливер. – Вот Гавайи – самый экзотический штат. И что прекрасно – местных жителей даже не вырезали.
