Эфраим Севела - Моня Цацкес – знаменосец
– А если Родина попросит? – Подполковник скосил глаза на своего парикмахера.
– Не попросит.
– Почему ты так уверен?
– По двум причинам.
– Каким?
– Политическим.
– Ух ты какой! – заиграл бровями подполковник Штанько. – Политически грамотный. Ну, растолкуй нам, дуракам, почему тебя нельзя послать на героическую смерть и какая из этого выйдет политическая ошибка.
– Во-первых, – Моня спрятал свою бритву и указательным пальцем правой руки загнул левый мизинец, – у меня не чистая пролетарская биография. Я был буржуй. Эксплуататор, как справедливо говорит на политзанятиях наш агитатор товарищ Пизмантер. У меня в парикмахерской были два подмастерья, и я их жестоко эксплуатировал. Я же не знал, что к нам скоро придет советская власть, а то бы я с ними был помягче. Но что было, то было, и правду скрывать от советской власти не хочу.
Участники совещания переглянулись, и лица их выразили полное согласие с доводами рядового Цацкеса. Особенно усердно кивал старший политрук Кац, который не мог допустить, чтобы человеку с нечистой пролетарской биографией доверяли такую героическую смерть.
– Во-вторых, – с нарастающим воодушевлением загнул Моня второй палец, нашей дивизии нужен литовский герой. А не литовский еврей. В Литовской дивизии подвиги надо уступать литовцам. Это будет политически правильно.
– Ай да Цацкес! – восхитился Штанько. – Мудер, брат. Ничего не скажешь. А какого литовца ты посоветуешь? Их-то у нас не густо.
– Я знаю! – вскочила Циля Пизмантер, и грудь подпрыгнула вместе с ней и еще долго колыхалась. – Почтальон Валюнас. Он не строевой, его любой заменит. И биография чистая, что редко бывает. Из беднейших крестьян. Чистокровный литовец. Из Юрбаркаса. И хорошо будет выглядеть на портрете.
Старший политрук Кац ничего не смог возразить. Остальные одобрительно закивали. Кандидатуру Йонаса Валюнаса в Герои Советского Союза посмертно утвердили.
Дальше все шло как по нотам. Почтальон Йонас Валюнас, человек простой и малоразговорчивый, принял новость без особой радости, по и прекословить не стал: надо, так надо. Все равно погибать. Так уж лучше умереть, как начальство прикажет.
Но Йонас выставил одно условие: дать ему перед смертью отвести душу – попить спирта вволю.
Просьбу уважили. Кое-что – выделил медсанбат, остальное добавил из своих личных запасов командир полка.
У Йонаса началась прекрасная жизнь. От несения службы его освободили. Полковые портные сшили ему по мерке новое обмундирование из офицерского сукна: предстояло делать фотографию для газеты – последний портрет героя перед совершением подвига. И потом это обмундирование будет хорошо выглядеть на похоронах. На кухне ему давали хлеба без нормы, отваливали тройную порцию супа и добавляли мяса из офицерского котла. Йонас разгуливал как именинник по расположению полка – сыт, пьян и нос в табаке. Пил он в одиночку, разбавляя спирт водой. Или на пару с подполковником Штанько, уже не разбавляя. а запивая спирт водой, чтобы уважить обычай командира.
Они запирались в штабном блиндаже, выставляя всех посторонних, и совсем на равных, как два закадычных друга, хлестали спирт и коротали время в задушевных разговорах.
– Вот я тебе, если честно сказать, завидую, – бил себя в грудь подполковник Штанько. – Я – командир полка, а звание Героя мне не светит. Ты – рядовой. извини меня, лапоть, а Золотая Звезда тебе обеспечена… Несправедливо это…
– Так точно… – соглашался почтальон.
– Тут, понимаешь, еврейчики норовили перехватить золотую звездочку. Забегали, запрыгали, а им – стоп! А ну, кыш отсюда! Хер вам, а не звезду героя! Наш человек получит! И тебя, понимаешь, русского человека, назначил.
– Я… не совсем… русский… – пытался уточнить Йонас Валюнас.
– Ну, литовец… – нехотя уступал Штанько. – Какая разница? Лишь бы не еврей. Не люблю… ихнего брата…
– И я, – охотно соглашался почтальон.
– А вот Родину – люблю!
– И я… – уже не так охотно соглашался почтальон.
– Давай выпьем!
– Давай.
Кроме рядового Йонаса Валюнаса, литовца, из беднейшего крестьянства, беспартийного, но уже подавшего заявление в партию, для повторения подвига Александра Матросова нужен был еще и дот. Вражеский. С амбразурой, расположенной так, чтоб ее было удобно закрыть человеческой грудью. И чтоб оттуда стреляли в это время. Иначе как награждать Валюнаса посмертно?
На всей линии противника перед расположением полка даже в бинокль не просматривался ни один дот, подходящий для совершения такого подвига. Правда, стоял на нейтральной полосе подбитый танк. На одной гусенице, без движения. Немцы иногда заползали туда и постреливали из пулемета. На худой конец, можно было лечь на этот пулемет и заставить его замолчать.
В тот день, когда этот танк подбили, командир полка, который, бреясь, любил порассуждать со своим парикмахером, сказал Моне:
– Слушал сюда, Цацкес. На нашем участке подбит немецкий танк. Один. Запомни. А кто стрелял по танку? Мы – раз. И послали рапорт выше: мол, один подбитый танк на нашем счету. Артиллеристы – два. И они послали рапорт. Один подбитый танк, мол, на нашем счету. Дальше. Бронебойщики – три. Тоже себе записали этот танк. Авиация бомбила? Бомбила. Значит, четыре рапорта пошло в ставку. Там суммируют: подбито четыре немецких танка. А в сводке читаем: пять! Дали круглую цифру.
Повторить, подвиг Александра Матросова Ионасу Валюнасу не довелось. Упился до белой горячки и едва не откусил ухо подполковнику Штанько. Командиру полка наложили повязку, и он из строя не выбыл. Рядового Валюнаса в связанном виде доставили в госпиталь, а оттуда быстренько спровадили подальше в тыл, в специальное лечебное заведение.
Старший политрук Кац собрался подыскивать замену Валюнасу среди полковых литовцев, но тут на одном из участков советско-германского фронта был совершен новый подвиг, затмивший прежний, и из Политуправления последовала команда сделать его примером для каждого советского солдата. Удостоенный посмертно звания Героя Советского Союза, рядовой Юрий Смирнов, попав в плен к врагам, был распят ими на кресте, но не выдал военную тайну.
У начальства появились новые заботы-найти достойного кандидата из литовцев, готового повторить подвиг Юрия Смирнова и гордо умереть на кресте.
Рядовой Моня Цацкес в эти дни старался на всякий случай не попадаться на глаза начальству.
Погоны
В последних боях полк понес большие потери, свежего пополнения не поступало, и командование выскребло резервы из всех щелей и отправило на передовую в поредевшие роты. Личный парикмахер командира полка и полковой знаменосец рядовой Моня Цацкес попал в минометную роту лейтенанта Брохеса. Туда же загремел и полковой писарь Фима Шляпентох.
