Александр Житинский - Лестница. Плывун: Петербургские повести.
Отец часто говорил с сыном о его будущем, причем рисовал картины феерические; он видел сына то блестящим ученым с мировым именем, то не менее замечательным писателем, а то даже актером (последнее, правда, редко), но во всех этих проектах главной была внешняя сторона — успех, слава, деньги, красивая и наполненная впечатлениями жизнь, которая, казалось, придет сама собою… нет, даже свалится к ногам, стоит только Владимиру окончить то, что положено: школу, институт, аспирантуру и тому подобное. Справедливости ради нужно сказать, что о роли труда говорилось, но тут же добавлялось: «А тебе, с твоими способностями…» — так что получалось все-таки, что главное — это и есть способности, ставящие человека над другими и служащие орудиями успеха.
Мать, которую Пирошников помнил смутно, как уже говорилось, относилась к способностям сына спокойно, может быть, именно поэтому он не стал с детства блестящим карьеристом и сволочью (простите за грубое слово); получилось так (интересно знать почему), что мальчик с самого нежного возраста чувствовал нравственное превосходство матери над отцом, что осозналось, конечно, значительно позже. Как это ни удивительно, мать, происходившая из семьи интеллигентов, кажется, даже с дворянским прошлым, была проще и сострадательнее к людям, ее окружавшим, чем отец, вышедший из рабочих, каковым фактом он очень гордился.
Еще упомяну об одном случае, произошедшем в последний год жизни матери. Учительница Владимира обратилась как-то через нее с просьбой к отцу Пирошникова об оказании какого-то там содействия ее мужу, тоже морскому офицеру, но чином пониже. Отец отказал. Пирошников помнил разговор матери с отцом, когда она в слезах просила мужа согласиться и говорила, кажется, что-то о справедливости; помнил и день, когда он отнес в школу записку отца, где сообщалось об отказе. Тогда, прочитав записку, учительница тоже не сдержалась и зарыдала. Пирошников, смутившись, не знал, как ему себя вести, а учительница, промокая платком слезы, вдруг почти с ненавистью выпалила ему: «Когда-нибудь ты поймешь, что вокруг живые люди… Нельзя так, по головам, по головам шагать!..» Впрочем, о существе дела я не знаю, возможно, оно и не заслуживало столь бурных излияний.
Отслужив на Тихом океане, отец Пирошникова с семьей переехал на Балтику, в Ленинград, и здесь уже через год умерла мать молодого человека, что произвело глубокий сдвиг в его характере. Он сделался нервен, порывист в движениях и легко изменчив в настроении. Для его воспитания была выписана из Таганрога тетка, сестра отца, которая и жила с ними до окончания Пирошниковым средней школы. Тетка, старая дева, существо забитое и одинокое, не оставила следа в душе нашего героя; он в те годы все более замыкался в себе, все реже открывался отцу, который с горечью замечал перемены в характере и перемены в учении, последовавшие вскоре. Пирошников по-прежнему мог блеснуть, когда хотел удивить, но мог и постыдно молчать, будучи спрошен, причем по самому, казалось, легкому предмету. Друзей он не завел, хотя приятели были и признавали за ним первенство по всем вопросам. Предсказанной медали за отличное окончание он не получил, чем весьма расстроил отца, но все-таки поступил в технический институт на модное в те годы отделение радиофизики. Тут надо заметить, что обстоятельства его жизни к моменту поступления в институт изменились: тетка уехала обратно в Таганрог, а отец женился во второй раз и вскорости попросил перевода в другое место, поскольку не хотел, чтобы молодая жена и взрослый сын жили вместе. К тому времени отец и сын совсем разошлись, их разговоры все чаще переходили в ссоры, причем логика, надо признать, была на стороне отца, а последовавшее вскоре изгнание Пирошникова из института окончательно разрушило надежды отца на блестящую будущность сына. Это произошло уже после отъезда его с женой в Севастополь, где он получил высокую должность. Фактически это был разрыв.
Я уже упоминал о том, что было дальше, после ухода Пирошникова из института. Он служил в армии, потом перебрал несколько занятий, наблюдая жизнь, читал и даже пробовал сам писать, но забросил. Все это время основным его пристанищем была комната на Васильевском острове, оставшаяся за ним после отъезда отца с мачехой.
Изложив, таким образом, факты детства и юности героя, я перехожу к главному вопросу, который очень меня волнует. Согласитесь, что происшествие с лестницей, если его рассматривать серьезно, а мы, кажется, об этом договорились, не могло случиться просто так на ровном месте с любым человеком. Приключение произошло с Пирошниковым, и, надо полагать, для этого имелись основания.
Что-то опять выделило его из общей среды, хотя в данном случае это выделение не пришлось по вкусу нашему молодому человеку. Уж лучше бы как все, без всяких лестниц и нерешенных вопросов!
Я не могу дать простого и логического объяснения явлений необъяснимых, хотя бы потому, что не желаю походить на теоретиков, изображенных выше, которые признавали сверхъестественное лишь в кино и книгах, да и то не во всех, а лишь снабженных специальным грифом: «фантастика». Но можно ведь попытаться объяснить если не само явление, то его причину, а ее я склонен искать в характере Пирошникова.
Размышляя о своем герое, я перебирал одно за другим его духовные качества и в каждом из них, да и в их совокупности тоже, не было ничего исключительного. Я припоминал разговоры, которые когда-то вел со своими приятелями Пирошников, сопоставляя их с вехами, так сказать, его биографии, и вот наконец возникло слово, которое все объяснило. Как я раньше до него не додумался? Так! так! — говорил я себе, — теперь-то мой герой и ясен и мотивирован для меня. Нашлась-таки пружина его поведения, нашелся тот самый стержень, о котором…
Конечно же, я ошибался. Не надо упрощать, как сказал бородач, упомянутый выше. Но тем не менее я хочу предложить найденное слово читателю, поскольку ничего другого у меня пока нет.
Минуточку!.. Не торопитесь, всему свое время. Еще один факт. Однажды Пирошников сказал в разговоре, что ему чрезвычайно понравилась фраза, которой приказал слуге будить его Сен-Симон, кажется: «Вставайте, граф, вас ждут великие дела!» И если вы еще не догадались, куда я клоню, то вот это слово: предназначение.
Да, Пирошников в глубине души верил в свое предназначение, причем в предназначение высокое, но все его метания проистекали из того, что он ни на вот столько не знал, где, когда и в чем это предназначение воплотится. Может быть, вера его брала начало из отцовских феерий, может быть, собственные детские мечты питали ее, но вера была и с годами не пропадала, несмотря на то что время шло, а великих дел совершалось до обидного мало.
