Джудит Леннокс - Зимний дом
— И..? — заинтересовался Джо.
Когда Робин заговорила вновь, ее голос звучал бесстрастно.
— У нее был фонарь под глазом и все лицо в синяках. Ее муж нашел колпачок, сказал, что это против природы и означает, что она способна на измену. Только выразил это другими словами. Нэн сказала, чтобы я больше не приходила. И во всем этом виновата только я.
Лицо Робин было белым как полотно. Она гневно добавила:
— Ну же, продолжай! Я во все вмешиваюсь и мешаю людям жить!
Джо пожал плечами:
— Ты же не знала…
Но в глубине души думал, что она пытается применять правила одной Англии для другой, ничем не похожей на первую.
Робин пробормотала:
— Я должна была прислушаться. Это моя обязанность, верно? А у меня на работе случилась ужасная неприятность. Я потеряла папку…
Она снова двинулась к станции метро. Джо шел рядом, наслаждаясь свежим октябрьским воздухом после душного ресторана.
— Я начинаю думать, что никуда не гожусь.
— Раз так, может быть, тебе вернуться домой? — спросил Джо. — В смысле, к родителям.
Робин остановилась, повернулась к нему и чуть не рассмеялась.
— Домой? Ну ты даешь! Господи, с какой стати?
— Потому что именно так должна поступить такая девушка, как ты.
На мгновение Джо показалось, что она его ударит. Но Робин засунула руки в карманы пальто и прошипела:
— Ты самый отвратительный человек на свете!
Джо повернулся и пошел обратно:
— А ты-то сам, Джо? — услышал он вслед. — Если бы Клоди начала поглядывать на кого-то другого… Если бы тебе осточертел печатный станок… Если бы ты устал наливаться пивом… Ты бы вернулся домой?
Джо вспыхнул от гнева:
— Ну уж дудки!
— А почему ты считаешь, что я должна вести себя по-другому?
Он покачал головой:
— Давай не будем об этом.
— Потому что я девушка? Так, Джо?
Робин исчезла в арке станции «Найтсбридж», а Джо остался на месте. Он зашел в подворотню и закурил сигарету, прислушиваясь к уличному шуму и голосам газетчиков, выкрикивавших последние заголовки. Что-то о нью-йоркской бирже — он не слишком вслушивался. Он знал, что был прав: с Робин хватит. Джо слегка жалел, что о многом не сказал ей. Например, какую-нибудь банальность вроде «Не ошибается тот, кто ничего не делает» или то, что ей бы наверняка не понравилось: «Не влюбляйся во Фрэнсиса». Но предпочел промолчать. Во-первых, потому что люди слышат только то, что хотят слышать. Во-вторых, потому что двадцатидвухлетний молодой человек без приличной работы, дома и семьи, любящий женщину, которая через раз захлопывает дверь у него перед носом, вряд ли имеет право давать кому-то советы.
В первые месяцы после замужества Майя испытывала удовольствие, показывая свои владения друзьям и знакомым и чувствуя их зависть. Было приятно бродить по дому и саду, проводить пальцем по муаровой обивке или вдыхать аромат роз. Но приятнее всего было проходить в стеклянную дверь универмага «Мерчантс». «Присядьте, пожалуйста, миссис Мерчант. Может быть, сходить за мистером Мерчантом?» Майя думала, что удовольствие от богатства будет длиться вечно. Ее тяга и страсть к дорогим вещам не уменьшилась, но теперь этого почему-то было мало. Тем более что все это богатство принадлежало не ей, а Вернону.
Ей позволялось составлять букеты, но не позволялось менять убранство комнат. Позволялось выбирать меню обеда, но не позволялось выбирать гостей. Позволялось ходить к портнихе или парикмахеру, но не позволялось уезжать на выходные одной. Вернон сообщил ей эти правила, не повышая голоса и, конечно, не прибегая к насилию. Майя научилась понимать выражение лисьих рыже-карих глаз мужа; выражение, красноречиво напоминавшее о наказании за своеволие. Это выражение возбуждало и одновременно пугало ее: Майя была умна, красива и привыкла к мужской щедрости. Ее острый ум требовал чего-то большего, чем выбор между синим и белым шелком или между консоме и холодным рассольником.
Она пыталась интересоваться бизнесом Вернона. В каком-то мерзком журнальчике (возможно, еще у Марджери) было написано, что жена обязана интересоваться делами мужа. Кроме того, магазин действовал на нее гипнотически — так было всегда. Майя заметила, что Вернон прислушивался к ее замечаниям о работе секции женской одежды или парфюмерии. Она предложила разместить диваны, ковры и лампы в отделе мебели таким образом, чтобы они составляли миниатюрные гостиные, а когда пришла в универмаг в следующий раз, диваны больше не стояли унылыми рядами, а абажуры не пылились в отделе электротоваров. Вернон сказал жене спасибо — торговля от этого пошла на славу.
Но когда Майя пыталась говорить с мужем о прибыли и убытках, о рекламной кампании и борьбе с конкурентами, он не отвечал. О таких вещах позволялось говорить только мужчинам. Он даже проверял ее расходы на домашнее хозяйство.
Она скучала и пыталась выйти за установленные границы. Когда Вернон пару раз причинил ей боль, Майя разозлилась, но не испугалась. Она привыкла настаивать на своем; родители не обращали на нее внимания, но наказывали редко. Поэтому она надевала платья, которые Вернон не одобрял, и поздно возвращалась домой от Элен. Хуже того, позволяла себе флиртовать.
Весь день шел дождь, и она не могла выйти даже в сад. Майя просила Вернона купить ей автомобиль — в самом деле, это было просто смешно, — но он отказал. Этот отказ обидел Майю. В тот вечер они давали обед и один из гостей показался ей по-настоящему привлекательным. Флирт был довольно невинный — вроде игры, в которую она играла с Лайонелом Каммингсом, некогда маминым партнером по теннису, а ныне ее вторым мужем. Улыбка, прикосновение руки, лестное внимание к его репликам. Майя ощущала досаду Вернона, радовалась этой досаде и чувствовала, что отплатила ему за невнимание, проявленное утром. Ей доставляло удовольствие, что при гостях Вернон не посмеет осуждать ее поведение. К концу вечера Майю перестала угнетать мысль о том, что замужество превратит ее в простую домашнюю хозяйку. Пусть Вернон злится; позже она сумеет заставить его смягчиться и в конце концов пообещать купить ей машину.
Когда гости разошлись, дворецкий предложил подать бренди в гостиную, но Вернон отказался, отпустил его и сам налил себе щедрую порцию напитка. Он весь вечер накачивался джином, красным вином, белым вином и ликерами. Майя накинула шелковую шаль.
— Хочу прогуляться по саду. Дождь наконец-то кончился.
Пальцы Вернона сомкнулись на ее запястье.
— Пора спать, Майя.
Она хотела возразить, но заметила выражение глаз мужа, прикусила язык и молча пошла с Верноном наверх.
