Игорь Симонов - Неизбежность лжи
Похоже, что и Лиза поняла, что сегодня не вечер серьезных признаний.
– Нет, – сказала она, – в смысле девушек я как раз меньше всего волнуюсь.
– В смысле меня или в смысле тебя?
– В смысле нас обоих. У тебя, конечно, большие перспективы, но и у меня есть свои преимущества.
– Например? – теперь уже всерьез заинтересовался Костя.
– Я же говорю – какой ты еще маленький дурачок. Сколько тебе всего еще узнать предстоит.
– Я не против, – совсем не обиделся Костя. – Но вот сейчас, конкретно, я хочу узнать про твои перспективы в плане девушек.
– Что ты хочешь узнать? – засмеялась Лиза. – Могу ли я переспать с девушкой?
– Например.
– Да, могу.
Костя слегка отодвинулся, пытаясь заглянуть ей в глаза. Лиза продолжала смеяться и прятала лицо.
– Тогда следующий вопрос, – не мог уже успокоиться Костя.
– Не буду отвечать.
– Ну, пожалуйста, Лизуня… Она совсем закатилась смехом.
– Сам догадайся. Давай лучше десерт закажем.
– Но мы еще поговорим об этом. Ты не представляешь, как ты меня заинтриговала.
– У-у-у, а я думала, что возбудила.
– И возбудила. Можешь удостовериться. Так мы еще поговорим об этом.
– Конечно. Как можно отказать тому, что я держу в руке.
– Отлично. Тогда давай закажем десерт.
Глава 9
В конце девяностых годов, сразу после на время отрезвившего страну экономического кризиса, Юрий Петрович принял участие в улаживании весьма деликатной истории, в которую оказались втянуты такие авторитетные организации, как ООН, СВР и МИД РФ.
Многим известно, что совработники, получавшие вполне приличные (по тем временам, конечно) оклады в разных международных богадельнях, сдавали большую часть своего оклада в валюте специально назначенному человеку для пополнения валютных запасов социалистической Родины. Можно предположить, что в те времена эти крохотные ручейки стекались куда надо и в конце концов оказывались в виде чемоданов с долларами где-нибудь в Эфиопии или Сомали с целью укрепления тамошнего лидера во мнении, что социалистический путь развития является единственно правильным.
В начале девяностых большая система рухнула, но система сборов денег с сотрудников сохранилась. И они эту систему не ставили под сомнение, поскольку не имели никакого желания возвращаться из очень сытой Германии на свою старую, но ставшую вдруг совершенно непонятной Родину. Не ставили под сомнение до тех пор, пока с этой самой Родины не стало прибывать молодое поколение, зараженное уже вирусом политических и экономических свобод. Когда-то инцидент должен был возникнуть, и он возник в лице майора СВР, по совместительству служившего в отделе ООН, заведующем распределением зерновых запасов в голодающих странах Африки. Через полтора месяца по прибытии на новое место службы он получил сигнал о сдаче части марок, полученных за участие в помощи голодающей Африке, представителю резидента советской разведки, который служил в том же здании ООН, что и майор, но двумя этажами выше в отделе профилактики несовершеннолетних беременностей. Майор ответил отказом. Его вызвали на конспиративную квартиру для объяснений. Вопреки ожиданиям он пришел. Резидент смотрел строго и предполагал, что сыграет свою партию за десять минут.
– Может быть, товарищ чего-то не понимает?
– Да нет, вроде бы товарищ все понимает.
– Тогда в чем дело?
– А в чем «в чем дело»?
– Ты мне тут комедию не ломай, положенное оставь и пошел вон, пока я рапорт не написал.
– Пишите.
– Что? – взревел резидент и почувствовал вдруг, как почва уходит из-под ног. – Да ты понимаешь…
– Я все понимаю, – спокойно ответил теперь уже почти бывший майор, – и, кстати, сам написал рапорт об увольнении из органов государственной безопасности.
– Ты предатель, – только и смог выдохнуть резидент, абсолютно не готовый к такому повороту событий, который в первую очередь ставил крест на его собственной карьере. – Да ты знаешь, что мы с такими, как ты…
– Не знаю, – ответил бывший майор, – и знать не хочу. И видеть вас больше не хочу. – И вышел, тихонько закрыв за собой дверь.
И продолжал успешно служить в своем отделе и помогать голодающей Африке настолько, насколько такая организация, как ООН, вообще может ей помочь. То есть отрабатывал свой четырехлетний контракт с ООН, который российская сторона никаким образом не могла прервать. Зато, конечно, резидент был отправлен на Родину, его сменил новый, чуть более прагматичный, деньги, кажется, после этого забирать перестали, но по-настоящему водевильный сюжет эта история приобрела в девяносто седьмом году, когда бывший майор отправился не куда-нибудь, а в Россию на сельскохозяйственную выставку. Отправился, естественно, будучи командированным своей организацией-работодателем.
Появление его в России вызвало в чекистских кругах, жаждавших крови, целую бурю самых разнообразных чувств. Как? Зачем? Совсем страх потерял? Да мы ему сейчас. А может, это провокация? Ну и так далее. Чувство мести возобладало над холодным расчетом. Забытыми оказались заветы Железного Феликса о холодной голове[29]. И на пути назад, в зале вылета аэропорта «Шереметьево», у сотрудника ООН отбирают паспорт и просят пройти в специальную комнату, где начинают безбожно кошмарить. Однако те люди, которые жаждали справедливой, по их мнению, мести, и те, кто осуществлял первичные насильственные действия, имели разную степень мотивации, поэтому бывшему майору разрешили сделать один телефонный звонок. И он его сделал. Он позвонил руководителю отдела специальных операций ООН, который специализировался на вызволении сотрудников ооновских миссий из разных «горячих точек». И имел в этом деле большой опыт. Начальник отдела был японцем и, проснувшись, услышал на своем автоответчике взволнованный рассказ о том, как у сотрудника ООН в России, пытающейся предстать миру в цивилизованном виде, в аэропорту, без всяких оснований, отбирают паспорт и пытаются его куда-то везти. В начале рабочего дня он был уже на приеме у своего руководства, а к концу рабочего дня была готова нота протеста, с которой был ознакомлен ничего не знавший об этой истории представитель России в ООН, после чего она была представлена российскому МИДу.
Тут следует еще раз оговориться, что дело было в середине девяностых. Сейчас, надо полагать, весь этот водевиль развивался бы по иному сценарию, предполагающему вместо водевиля криминальную драму, возможно, и с трагической концовкой. Цена на нефть была низкой, силовики были не в почете, чеченская тема продолжала будоражить мировое прогрессивное сообщество, и стране нечего было представить этому сообществу, кроме открытости и приверженности западным ценностям. И вот на этом фоне такой конфуз. Со Смоленской площади позвонили на Лубянскую и сильно кричали. В ответ тоже сильно кричали и обвиняли в продаже родины. ООН – это не общество «Мемориал»[30], ее просто так не поимеешь и, по-любому, надо было договариваться, что является для российских ответственных работников почти что невыполнимой миссией. Счет шел на часы, брызги от поднявшейся волны могли побеспокоить тогдашнего президента, измученного тяжелой предвыборной кампанией, и он, не сильно разбираясь, мог порубить пару голов.
И тут министр вспомнил про Юрия Петровича, позвонил ему и попросил уладить ситуацию. Пока Юрий Петрович разбирался с происходящим в одном из кабинетов на Лубянке, в городе Берлине произошло еще одно знаменательное событие. Коллега бывшего майора по распределению помощи бедным странам и бывший коллега по другой службе, на долгое время подавленный тем фактом, что бывший майор денег не отдает давно, а он совсем недавно, отправился к супруге бывшего майора на дом, пока дети были в школе и решил отыграться за свои тяжелые переживания, немножко ее покошмарив.
«Ну что, суки, – сказал он, – доигрались? Думали, всю жизнь вам такая лафа будет? А вот хрен-то. Бог, он все видит. Сидит сейчас твой муженек в камере и грозит ему за измену родине не меньше пятнашки строгого режима. Так что ты пакуй вещи, собирай детишек и покупай билет в Москву, а оттуда вместе с муженьком прямиком в Сибирь. Все, кончилась халява». И ушел, довольный собой, оставив напуганную им женщину в состоянии, близком к истерике, потому что она из этого монолога решительно ничего не поняла, кроме того, что муж в Москве в камере, а ей с детьми остаток жизни придется по непонятным причинам прожить не в центре Европы, а в Сибири, к чему она решительно не была готова. Женщина сразу же позвонила начальнику мужа, уже и так достаточно обеспокоенному происходящим, и, срываясь на слезы, попыталась в понятной форме изложить, что с ней только что произошло. Какой-то мужчина, по-видимому, русский, пришел к ней в дом, сказал, что муж находится в застенках КГБ, а ей надо ехать в Сибирь и, поскольку она к такому развитию событий не была готова, не может ли Организация Объединенных Наций помочь ей хотя бы с билетами и транспортировкой багажа. После чего ей стало плохо, пришлось вызывать врача, диагностировавшего значительное повышение артериального давления и рекомендовавшего несколько дней провести в состоянии покоя.
